В поселке, где не было храма. Записки матушки

Юлия Кулакова   Источник: «Благовест», Самара

Эти духовные заметки, говоря по-пушкински, «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», нам в редакцию принесла наша давняя знакомая и постоянный автор «Благовеста» Юлия Кулакова. Мы знали ее еще выпускницей самарского филфака, только вставшей вместе со своим мужем на путь воцерковления. Но в этот раз она пришла к нам уже в новом качестве – мамы своего пятилетнего сыночка и матушки священника, назначенного на еще только создающийся приход. Этой семье выпало нелегкое служение – возводить храм в одном из пригородных поселков (мы сознательно не указываем, в каком именно, так как ситуация, к сожалению, типична для многих мест). В своих заметках она делится теми переживаниями, какие выпали на долю их семьи. И все же сквозь тяжелые, а порой трагические строки для нас явно ощущается тот яркий духовный свет, который и в этот поселок принес священник. И храм там будет. А значит, и все там изменится к лучшему. Уже меняется.

…Странно: начала забывать церковнославянские цифры, хорошо помню только до десяти. А ведь мудрость – даже в том, как совпали-сложились названия кириллических букв и числа, этими буквами обозначаемые. Десятилетия человеческой жизни: тридцать – это Л, «люди». Сорок лет – М, «мыслете»: пора, стало быть, уже зрело мыслить, чтобы другим пример подавать. Восемьдесят лет – П, «покой». Блаженное время, когда меньше тревожат страсти, время терпения болезней и молитвы за внуков-правнуков. А девяносто – страшно сказать, Ч – «червь». Могильный, а кому-то и неусыпающий. Вчера в старинном храме одного села смотрели на фреску Страшного Суда, не то усмехнулись, не то всплакнули: в какой «разряд» адских мук попадем?

Л – «люди». Почти «Л» лет я прожила на одном месте, поднималась по одним и тем же ступеням, видела за окном одни и те же огромные старые деревья и, помимо прочего, была завзятой «урбанисткой». Не то чтобы требовались мне супермаркеты да дорожные «пробки», но все же жизни не представляла себе без города. А еще в последние годы – едешь, а вдоль дороги храмы! Сын каждое утро спрашивал: «Мам, а мы в Татьянинский поедем? А в Трех Святителей? А в этот, ну, в котором папка батюшкой стал?..» Почти год прошел, как мы покинули Город, а сын все вспоминает, где в каком храме какая икона, и какая там колокольня, и как он там «с дядей звонарем бам-бам». Ему исполнилось «Д» годиков, «добро». Добро и вспоминает.

А в наши с мужем «Л» Господь судил оторваться от родного уголка земли и – в самостоятельное плавание. В люди, значит. В поселок в часе езды от благословенного Города с его многочисленными церквами. В поселок, где никогда не было Православного храма.

†††

Начинаем стройку церкви! Нашлись замечательные люди, помогли и средствами (которые, правда, по нынешним расценкам на стройматериалы и оплату работ оказались весьма скромными…), и советом, и молитвой. Кто-то мог пожертвовать две-три тысячи «из кармана», а у кого-то пьющая родня и маленькая пенсия, но и эти чудесные братия и сестры умудрялись потихоньку (чтоб видел только Господь!) положить в ящичек для пожертвований последние сто рублей. И вот он – красивый проект маленькой чудесной церквушечки.

«Гладко было на бумаге…» Первая проблема: срочно нужны добровольцы на «земляные работы». Прихожанки радостно взялись найти желающих подзаработать с лопатой в руках, а вернулись в полной растерянности: мужики не соглашаются! Рассказывают, как некий «доброхот», плохо ворочая языком, заявил: «Пусть ваш поп нам ящик пива поставит, тогда пойдем!» А за деньги – отказались. По поселку расклеены объявления с просьбой прийти и помочь. Давно расклеены.

В назначенное время пришли… четыре наших прихожанки. Двум за сорок, двум за пятьдесят, все нездоровы. С лопатами! Потом еще одна подошла, только с работы приехала. Вот так, с неженского труда раб Божиих Татианы, Раисы, Лидии, Людмилы и Зои начинается наш храм.

Пока что служим в бывшем актовом зале светского здания – совхозной конторы (на втором этаже). Многие сельчане имеют дома иконы, молитвословы, читают книги, молятся и считают себя Православными, но в храм – не идут. Боятся идти молиться в «контору», где столько лет шла какая-то своя поселково-бюрократическая жизнь, а сейчас (на первом этаже) расположились магазины. Говорят: «Я пока и дома помолюсь, а вот построят храм – будем ходить». Надо сказать, батюшка, услышав это, посвятил ряд проповедей значению Причастия в жизни Христианина. Разумеется, наши героические прихожанки передали все услышанное близким. И люди потянулись! Кто-то смущенно заглянул и протиснулся бочком в дверь, кто-то забежал, возвращаясь с работы, и взял в храмовой библиотеке несколько книжек. А вот – кто-то, не знакомый мне, идет на исповедь, еле сдерживая слезы. Вот оно, чудо! Да, Господь по великому милосердию Своему всегда может и чудесно исцелить, и чудесно устроить наши дела. Но величайшее чудо – это покаяние вчерашнего безбожника. А у нас – особенный приход: это чудо среди прихожан испытал на себе каждый. За исключением одного человека, каждый из наших прихожан был воспитан в безверии и пришел ко Христу в сознательном возрасте. Кто в 18 лет, а кто в 60. Как сказал автор одной блестящей книги, наше время богато на «обращения из Савлов в Павлы». Здесь я особенно чувствую значение этих слов.

†††

К вечеру первого дня Пасхи впервые на эту землю привезли Благодатный Огонь!

В десятом часу вечера удалось оповестить всех наших прихожан. Ручейки маленьких огонечков в руках чинных старушек, бойких подростков и их родственников, которые «что-то слышали по телевизору», потекли из храма по сельским улицам. Спаси вас всех Воскресший Господь, дорогие мои! Батюшка внес огонь в наш дом в «неугасимой лампадке» в одиннадцатом часу. Помню свой испуг: «Нет-нет, я не возьму сама, я боюсь, я грешная!» А сын не растерялся и радостно запел «Христос Воскресе!»

На следующий день выяснился курьезный случай. Рассказывают его так. Одна жительница поселка ни разу не была в церкви, однако Огонь взять домой захотела. «Ты бы хоть раз исповедалась!» – сказала ей родственница. «Да я и так кристально чистая!» – возмутилась она и понесла святыню домой, поставить в спальне. Наутро проснулась и видит: на потолке над лампадкой образовался черный круг (надо сказать, что потолки высокие, а лампадка стояла низко). Женщина кинулась к зеркалу: все ее лицо было в черной копоти! При этом комната оставалась чистой и на хозяина дома ни пылинки не попало… Вот вам и кристальная чистота.

†††

Женщины переживают из-за поселковых слухов, вызванных строительством. Некая жительница заявила, что, мол, храму здесь не бывать, так как она «видит», что под фундаментом «мамонт закопан». Не знаю насчет мамонта, зато ясно, какой более древний «зверь» в ответе за эти слухи.

Интерес ко греху есть грех, это известно. Но, живя здесь, приходится знакомиться с некоторыми суевериями и, скажем мягко, нездоровыми традициями, царящими в безбожной среде. Тем более что местные бабки-»целительницы», как нам объяснили, пользуются авторитетом и объяснять что-то людям, подпавшим под их влияние, каждый раз тяжело. Собственно, похожие вещи происходят и в Городе, и в других городках и областях. Любой работник храма легко припомнит массу случаев, когда бедный «захожанин» под влиянием «бабки» стремится любой хитростью то «прорваться» на Причастие без всякой подготовки, то получить «свяченую земельку» на могилу родственника-самоубийцы. На просьбу хотя бы научиться отличать исповедь от Причастия в лучшем случае отвечают, что «наши мамы и без этого жили и в церковь ходили». После этого особо начинаешь ценить смелость наших постоянных прихожан, противостоящих заблудившимся в болоте «бытового оккультизма» односельчанам: ведь они вместе выросли, выучились, работали все эти годы…

Кстати, насчет отпевания. Сколько раз, записывая «за упокой» имена новопреставленных, спрашиваем: «Батюшка был, отпевал?» Ответ поражает: «Зачем? Бабушек позвали, бабушки отпели!» Как нам объяснили, здесь есть несколько бабушек, поющих в доме покойника духовные песни(?). Вот и «отпели»… уже нескольких, а родным, видать, большего и не надо. Однажды в ответ на объяснения, что такое отпевание и почему его совершает священник, прозвучало страшное: «Как все делают – так и мы. Соседи к покойнику бабушку звали, и мы так будем, а по-другому не знаем». А на кладбище на всех русских могилах – кресты.

Вопиющий случай: компания, «приняв» для храбрости, раскопала на кладбище могилу матери одной из «собутыльниц», сломали могильный крест. Причина: осквернительнице позвонила «экстрасенс из Оренбургской области» и заявила, что в такой-то могиле закопали «на смерть» фотографию ее подопечной. Фото, разумеется, не нашли, кое-как забросали могилу, а обломки креста можно было увидеть и на следующий день…

У нас на приходе я впервые была свидетелем того, как человек по сути во всеуслышанье отрекается от Христа. На Страстной Седмице (после батюшкиной проповеди о предательстве Иуды…) одна пожилая прихожанка заявила, что некий питерский колдун через свою книгу ее «лечит» и она согласна гореть в аду, но от колдуна не откажется. При этом требовала, чтобы ее допускали к Причастию.

Господи, вразуми!

С самого приезда заметила, что некоторые здесь как-то странно относятся к подаркам. Даришь – долго отказываются, потом соглашаются, но через пять минут несут свой подарок, обязательно дороже. До сих пор хочется считать это скромностью и радушием. Вот только пара прихожанок объяснили мне, что дело не так просто. Оказывается, еще одна местная «ясновидящая» объясняет всем: если тебе кто-то принес подарок, то он или собирается тебя «сглазить», или уже «сглазил». Бывали случаи, что наши прихожане, сделав близким праздничный подарок, нарывались на ссору!

При всем этом – вновь и вновь поражаюсь, насколько же наши прихожане – истинные Христиане. Сколько раз я, грешница, «метала громы и молнии» (словесные, разумеется) на суеверных знакомых. И какой урок преподносят мне чудесные прихожанки наши! До боли, до слез горюют они о живущих в духовной тьме, молятся, не осуждают. «Матушка, если бы вы знали, какой он (или она) хороший человек! Сколько страдал(-а) в жизни, а сколько хорошего людям сделал(-а)! Ну, заблуждается сейчас, страшно это, и мы так заблуждались когда-то! Молиться будем!» – и так о каждом. А «каждый»-то ведь, бывает, на нашу Христианку и за глаза клевещет, и в глаза гадости говорит, а она все любовью покрывает. Вот каких людей я здесь узнала!

Воистину – «что за женщины у Христиан…»

Душеньки детские

В канун Вознесения узнаем, что в соседнем поселке женщина собралась на аборт. Естественно, поехали, чтобы попытаться отговорить. Сказать «в ответ – непонимание» значит ничего не сказать. Просто «мамочка» искренне считает беременность чем-то вроде «болезни» и на наш визит реагирует так, как если бы мы ворвались на гинекологический осмотр. Неверующая мама троих детей, жилье – комната в общежитии, за плечами – 40 лет и многочисленные аборты… Куда ни кинь, как говорится, всюду клин.

Что происходит с людьми? В соседнем поселке женщина-беженка, доведенная нищетой до безумия, взяла на руки двоих детей и прыгнула в воду… вырваться смог только один. Гордыня велит убить свое дитя, но не видеть его нуждающимся. Насмотревшись сериалов про красивую жизнь, некоторые в ослеплении считают бедного человека недостойным жизни…

Лет десять назад один батюшка сказал пришедшей к нему мамаше: «Вот ты хочешь сделать аборт. Но ведь ты не знаешь, каким ребеночек будет. Жалуешься на сына-двоечника, но ведь новый-то, может, отличником будет! Тебе же в голову не придет убить своего двоечника?» Говорят, она все поняла и действительно сейчас растит отличника.

Мы, приехавшие уговаривать незнакомую женщину – знали только, что зовут Светланой, – оставить в живых малыша, еще не знали, что будет дальше. А дальше будет все тот же аборт, брань в наш адрес и угрозы в адрес той прихожанки, которая позвала нас на эту встречу. Ох, безбожие, что оно с людьми делает…

Приехав в наш поселок я, наивная тетенька, умилялась: «Какие ответственные тут подростки, младших братиков-сестренок в колясочках возят, маме помогают!» Потом местная жительница посмеялась над моей наивностью и пояснила, что это – юные мамы. Был случай, когда 13-летняя беременная девочка и ее мама собирались оставить новорожденного в роддоме, однако в назначенное время молодая бабушка все-таки появилась в поселке с пищащим кулечком на руках. Совесть-то, слава Богу, есть, и желание мамкой быть, и здравый смысл.

В городе я общалась с приличным количеством ровесниц, детишкам которых от нескольких месяцев до 5-6 лет. А старшим детям моих поселковых ровесниц уже по 12 лет. Так что «обмен материнско-домохозяйским опытом» у меня здесь получился бы, пожалуй, разве что с 20-летними…

*

На Крестный ход в честь престольного праздника в этом году пришли 15 человек (из них двоим по 12, одному – 3 года и одной – годик) из всего трехтысячного населения. Искушение, однако! Слово «искушение» у нас свежесть смысла не теряет. Как только праздник или ответственное церковное мероприятие – обязательно самые активные прихожанки или заболеют, или уедут к внезапно заболевшим родным. А мужчин у нас на приходе всего двое, причем одному за 90 лет, а другой живет в пяти километрах от храма…

Женщины, несущие хоругви мимо группы пьющих мужиков – это вообще особое зрелище. Мужики, правда, даже перекрестились – отчего один совсем потерял равновесие. Трое подростков, сидящих на трубах, застыли и судорожно вцепились в бутылки с пивом. Несколько молодых мам с колясками отреагировали совершенно фантастично: бегом добежали до ближайшего угла и оттуда выглядывали, куда мы пойдем. Проходя мимо частных домов, мы вновь и вновь испытывали ощущение нереальности происходящего: с перепуганными лицами некоторые люди с огородов забегали в дома и захлопывали двери… «Да что же это?» – изумленно перешептывались усталые прихожанки. Из одной подворотни выскочила собака с рычанием и лаем. Образом Богородицы «Экономиссы» крещу подворотню, и меня саму охватывает шок: пес тут же замолкает и «задним ходом» уползает обратно! Уже не шепчемся, событий на сегодня достаточно. У моего сына за время Крестного хода прошел насморк (а ведь чем только не лечили), а маленькие, с младенчества нездоровые ножки совсем не устали. Две тяжелобольные прихожанки, что еле добрели до храма утром, бодро прошли весь маршрут. Вокруг родного поселка замкнулось кольцо молитвы.

*

В храм тянутся дети из неверующих семей. Возраст большинства – 12 лет. (Комментарий батюшки: «Талифа куми…» (Мк 5, 41)).

Милые, замечательные детишки. Их ровесниками были мученица Агнесса, мученицы Вера, Надежда и Любовь. Мученик Кирик исповедовал Христа в три года. А вот некоторым нашим отрокам исповедничество предстояло в родных семьях. Оказалось – не всем это по силам.

«Ах, какая красивая она, моя святая на иконе! Преподобная? – ой, я знаю, это значит монахиня, да? А давайте воскресную школу откроем, мы все-все там будем, смотрите, сколько нас!» Через пару месяцев эта девочка перестанет ходить в храм. Столкнувшись с ее мамой, узнаю о причине: «Да, я ей запретила! Она так просилась – но я же не знаю, чем вы там занимаетесь! Я этого не понимаю. Я сама-то? Не, я к вам не пойду, я грешная, я курю!» Недавно поздним вечером я все-таки увидела девчушку. Раскрашенную, в компании мальчиков. Видимо, это понятней для мамы. Наши прихожанки в шоке: они-то как раз днями и ночами молятся, чтобы их собственные «непутевые чада» обратились ко Христу и до слез рады любому проявлению интереса к Церкви!

А тут… четверых, по крайней мере, потихоньку-полегоньку мамы-папы отговорили. От «да какие у тебя грехи!» до угроз. А одна девочка собирается прийти в день своего 16-летия и креститься. Пока что не пускает папа-мусульманин, «а там я уже буду взрослая и самостоятельная!» В поселке вообще много смешанных браков («А что? Наши мужики – пьют, а эти – работают!»). Бедные будущие мамы думают, как накормить детишек да обуть, вот и выходят за «работящих» иноверцев. А потом изумленно рассказывают, как муж запретил крестить новорожденного. Для мамы крещение дитяти было чем-то, что само собою разумеется, однако – всего лишь данью традиции. А для южного папы – все серьезней. Просто в силу его принадлежности к одному из мусульманских народов. И вот теперь плачут навзрыд бедные бабушки, которые сами в свое время посоветовали дочке выйти замуж за парня с труднопроизносимым именем. «Матушка, на меня вчера опять зять орал, не дает малышей крестить, что же делать?!» И посоветовать ей, в общем, нечего. К счастью, бывают и другие примеры, когда мусульмане-отцы в смешанных семьях, понимая, что живут в России, не препятствуют детям креститься и ходить в храм.

Страна, где поколения стали мучениками и исповедниками… Святая Русь. Девочка-подросток в Крестном ходе показывает на икону Божией Матери: «А это у Нее на руках дочка или Сыночек?..». Папа дал дочке восточное имя, но русская мама – Царствие ей Небесное, умерла от рака – успела ее крестить. Нарекли в честь юной мученицы Веры. Просила привезти из города икону ее святой. Хорошая моя, я привезла, приходи!

*

Замечательная семья живет по соседству. Папа, мама, мальчик одиннадцати лет и девочка шести. Приехали из крупного города, там начинали ходить в храм. Ребята бросаются к церковной лавке и библиотеке, как знаменитый «елень» на «источники водныя». «Мам, ну мам, ну пошли на службу! Мы баловаться не будем! Ну пап, ну мы самостоятельные, вы идите на работу, а мы на службу!» И все интересно, и весь храм надо рассмотреть – аж на цыпочки встанут. Живой, неподдельный интерес, радость открытия. Это в наше-то время, когда в глазах их сверстников – усталость от жизни. Разговорились с мамой – ага, все понятно! Оказывается, тут не только внимательные, любящие родители, но и домашнее, без всяких садиков, воспитание.

Мания «садика» – разумеется, не местная черта, а всеобщая. Лучше сказать, наш поселок не исключение. Чудная ситуация. Идет знакомая мама с детьми. Мой сын подбегает к детям. В ответ на мое «здравствуйте» мама глубокомысленно изрекает: «Ну да, вашему негде с детьми общаться…» Просто анекдот. Неужели «садовские» так устают от общества ровесников за день, что в другое время к ним и не подбегут???

В подобные моменты положение спасает наш ребенок. Недавно еще одна милая тетенька в ответ на такое же «здравствуйте» обратилась к нему: «Бедненький, совсем тебя замучили, все с мамой да с папой! Идем сейчас к нам!» Пока родители размышляли, как правильно реагировать на эпитет «замучивших», наследник возмутился: «Мне что, с любимыми лодителями на стлойку нельзя? Да я лаботать хочу…и на бочку лазить!» Смех и грех.

После игр с ровесниками малыш обычно спрашивает, где живет «человек-паук» и почему «всякую чудищу зовут Монстра». (Недавно, правда, спросил, «почему инопланетяне в Китае мужика похитили», но это уже отдельная история.) Чаще всего сын играет с шестилетним Кирюшей (мальчишка так хочет креститься, а «крестный» все не едет…) и пятилетним Ильей. Когда Илья впервые вблизи увидел батюшку, он оттащил моего сына в сторонку и спросил: «Твой папа, что ли, Бог?» Теперь он важно объясняет садовским «коллегам», кто такой священник. Недавно мы ехали мимо их дома, Илья подбежал к дороге и замахал руками. Думали, что-то стряслось. Ан нет: открыл дверцу машины и полез… к батюшке за благословением!

Малыши, чистые, честные малыши, душеньки маленькие. Сколько знаю историй, сколько сама видела, как дети радостно бегут к священникам, радостно рисуют их на картинках, радуются, если видят на экране батюшку.

…Лето. Служб много, а прихожан мало (эх, огородники!), помощников у батюшки не предвидится. Перед вечерней службой взялась почитать ребенку детскую книгу о Преподобном Сергии Радонежском. Честно отслушав два абзаца, сын удрал, а я уткнулась лицом в книгу: «Отче Сергие, вразуми, помоги!» Кое-как одев разбуянившегося наследника, отправляюсь на службу. Прямо перед началом вечерни в храм вдруг вбежали три мальчугана лет десяти. У одного мальчика оказалось нехристианское имя, зато два других хором отрекомендовались: «Сережа!» «Батюшка Сергий привел», – подумалось мне. Мальчики умчались, но тут же вошел еще один – одиннадцатилетний Сережа! и с детской непосредственностью заявил: «Я батюшке помогать пришел!» Так и помогает с тех пор.

Вымолила

Проповедь. Батюшка говорит воодушевленно, искренне, замерла со свечкой в руке баба Валя, прекратили тихую потасовку за карандаш дошколята у стенки. И вдруг на весь храм слышится мягкое, умиротворенное похрапывание. Это мирно вздремнула у своего подсвечника баба Тося.

Баба Тося – человек особенный. «Я молодая, я еще пожить хочу!» – запальчиво кричит она на батюшкины рассуждения о Царствии Небесном. «Тонь, тебе разве восьмидесяти еще нет?» – смеется кто-то из ровесниц. «Ну и что?» – хлопает Тося белыми ресницами.

«Тось, пошли на исповедь!» – зовет ее Клавдия, стоящая уже у самого аналоя. «Не, не пойду, еще не грешила!» – весело кричит Тося. «Как, а кто вчера «гулял»?» – улыбается Клавдия и на этой оптимистической ноте удаляется под епитрахиль. «Ой, и правда!» – Тося возвращается, берет клочок бумаги, плохо пишущую ручку и начинает выводить крупные буквы, диктуя себе на весь храм: «Вче-ра гу-ля-ла…»

Летом Тося пасет гусят. Их у нее много. Процесс выпаса происходит так: Тося и ее «дед» сидят у дома, перед ними бутыль наливки. «Тю-у, тю-у, тю!» – нежно зовет Тося птенцов, колышущихся по траве огромным пушистым бело-серым облаком. Дед, огромный, татуированными руками наливает, прищурясь, очередную рюмку. «Ой, батюшка, идем к нам угощаться!» – завидев батюшку, кричит Тося. Гусята разбегаются. «Тю-у, тю-у, тю! Батюшка, вот они вырастут – я вам гуся принесу!» И принесет.

«Баба Тося, ну что ж вы!?» – смущенно улыбается батюшка. «А что?» – недоумевает Тося. Она очень горда, она несла фонарь перед пасхальным Крестным ходом. «Я ж вам сказал: нести торжественно. А вы?» Прихожане не выдерживают и хохочут. Вся деревня могла видеть, как баба Тося, наподобие хорошего бегуна-спринтера оторвавшись от процессии, бодро шлепала калошами по весенней грязи, держа за кольцо фонарь (а красивый купили, совсем сказочный, как старинный…) и весело помахивая им, как авоськой.

Закончилась служба. Баба Тося чистит подсвечник. Пальцами тушит свечи, пальцы в воске. «Тось, расскажи, как ты сына от войны вымолила!» – «Да ну вас, сто раз слышали!» – «Нет, расскажи!»

Тося вздыхает и рассказывает.

– Сына моего Серегу взяли в армию. Тогда ж молчали про Афган, ничего не говорили. То есть все знали, конечно, но вслух говорить не разрешалось. И как-то Серега смог с знакомым весть на словах передать: всё, мать, меня в Афган везут, уже обучают, ну как там у них называлось-то это учение… Я плакать. И молиться стала. Просто молюсь постоянно. Иду корову доить – молюсь, иду на работу – молюсь, все время плачу и молюсь, плачу и молюсь, не переставая, остановиться не могу ни днем ни ночью. Господи, помоги! Пресвятая Богородица, помоги!

И вот – письмо приходит. Живой. А потом и сам вернулся. И рассказал. Прямо перед самой отправкой в Афган вдруг подъехал какой-то там начальник. Всех построили. Он назвал две фамилии, одну – моего сына, и велел им выйти из строя. Так вот, всех отправили на войну, а этих двоих назад вернули! Петька, младший сын, мне тогда говорит: мам, это ты его вымолила! Да, говорю, вот вымолила!

Баба Тося победно улыбается и возвращается к подсвечникам. «Ух ты, как закапано сегодня…»

Об авторе. Матушка Юлия Кулакова – супруга священника Димитрия Кулакова, настоятеля храма в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша»  в поселке Просвет Волжского района Самарской области. Юлия Кулакова – профессиональный журналист, автор многих публикаций в Православной газете «Благовест» и журнале «Лампада».