«Гневайтеся и не согрешайте» — как это?
На протяжении последних десять лет схиархимандрит Авраам (Рейдман), духовник женского Ново-Тихвинского монастыря в Екатеринбурге, проводит беседы с мирянами и монашествующими. В этой беседе о. Авраам рассуждает о том, что такое гнев, как с ним бороться и в каких случаях гнев бывает полезен и даже необходим.
Начать эту беседу я хочу с двух примеров из жизни. Один мой духовный сын, человек крайне вспыльчивый, часто обижал других людей. Притом совершенно этого не замечал. Бывало, мне расскажут о том, что он при разговоре с кем-то в очередной раз чуть не подрался, я у него на исповеди спрашиваю: «Ну, как же ты не сдержался? Зачем было так грубо поступать с тем-то?» А он мне в ответ, совершенно искренне: «Что вы! Почему грубо?! Мы очень вежливо друг с другом поговорили».
Пример второй. Я знал одного известного проповедника, который в советское время многим людям помог прийти к вере или утвердиться в ней, распространял религиозную литературу. Как-то он решил обратить в православие женщину, которая увлекалась дзэн-буддизмом. Но кончилось это неожиданно и трагически: не он ее обратил в свою веру, а она его — в свою…
Из нашего дальнейшего разговора вам станет ясно, к чему я привел эти иллюстрации и как они взаимосвязаны.
Поговорим сегодня о гневе. Что это такое? С одной стороны — естественное, природное свойство человека. С другой — одна из самых главных и распространенных страстей. Как правильно относиться к тому, что в нас есть гнев? Порой люди впадают в две крайности. Одна крайность — не видеть в гневе, а именно в его бытовых проявлениях: раздражительности, осуждении, злословии, ничего страшного. Вторая крайность — признавать всякое проявление гнева грехом и избегать его во всяком случае. Обе эти крайности для человека опасны. Когда же гневаться нельзя и когда можно?
Сначала скажем о том, какой гнев недопустим, за какой гнев мы будем отвечать перед Господом на Страшном суде. Это гнев как страсть, который выражается в раздражении на людей и обстоятельства. В особенности порицается Евангелием злоба на ближнего. Кажется, что любому христианину это должно быть известно. Но часто мы, ослепленные пагубной страстью гнева, совершенно ее в себе не замечаем. А если и замечаем, то почти всегда оправдываем. Даже на исповеди, когда слышим от священника наставление: напрасно, мол, ты накричал на такого-то человека, возмущаемся: «Да вы не знаете! Это такой человек — если на него не накричать как следует, он ничего не сделает». Или: «Вы сами посудите, какая была ситуация. Можно ли было не рассердиться?!» А иной и вовсе не замечает в себе действия гнева, ему кажется, что он себя ведет очень сдержанно и естественно. Вот только окружающие — странные люди! — почему-то постоянно обижаются.
Конечно, все мы знаем заповедь Спасителя о том, чтобы не гневаться на брата своего всуе, но на деле не придаем ей никакого значения. Нам кажется, что наше повседневное, бытовое раздражение ничего не значит, и к нам не относится угроза: Кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной. Мы смело говорим ближним и гораздо более обидные, едкие слова. Даже если мы любим человека, все равно, поддавшись страсти, обязательно хотим его уязвить. И не успокаиваемся до тех пор, пока не удовлетворим свою страсть, то есть не приведем человека в соответствующее состояние. Если же он все-таки умудряется сохранять спокойствие, то это приводит нас в необыкновенную ярость. Мы начинаем говорить: «Ах, так тебе все равно, тебя это не волнует, тебя это не касается?!» и никак не можем угомониться.
Нам всегда надо помнить, что страсть гнева имеет огромную разрушительную силу. Она не только разъедает душу самого гневающегося, но и ранит (в лучшем случае ранит!) многих людей вокруг него. Причем я сейчас даже не имею в виду какие-то крайние проявления гнева, а говорю о привычном нам бытовом раздражении, которое проявляется в наших жестах, взгляде и, конечно же, в словах. Очень часто мы совершенно не следим за тем, что и как мы говорим нашим ближним, не думаем о том, что из этого выйдет.
А ведь грубым словом можно уязвить человека на всю жизнь. Мы сказали человеку мимолетом что-то грубое, например: «Ну ты и дурак!» и забыли об этом, простили его, как говорится, за его дурость. Но тем самым мы нарушили Евангелие. Мы живем дальше своей жизнью, а человек обиделся, у него в душе рана.
Нужно понимать, что слово — это совсем не пустяк. Может быть, нас так извратила марксистская, материалистическая идеология, что нам кажется: если что-то можно взять в руки, пощупать, то это действительно существует и имеет какое-то значение, а если что-то просто сказать, то это ничего не значит. Мы убиваем людей словом иногда в самом буквальном смысле. Известны такие примеры: начальник вызвал к себе подчиненного и так его отругал, что у последнего случился инсульт или инфаркт. А бывает, что обиженный человек, будучи в расстроенных чувствах, делает какую-нибудь непоправимую глупость или, скажем, попадает в аварию.
Разрушительная сила гнева явно видна во всей печальной человеческой истории. Многие великие полководцы и завоеватели упивались этой страстью и видели в ней смысл своей жизни. Конечно, и слава для этих военачальников имела значение, но, безусловно, без любви к столь противоестественному состоянию, как наслаждение от убийства, невозможно было бы совершить многие и многие, с человеческой точки зрения, великие дела — такие, какие совершали, например, Чингисхан или Александр Македонский. И совсем не важно, осуждаем мы их или одобряем, считаем их страшными людьми или преклоняемся перед ними.
Чингисхан, например, уже в старости спрашивал своих приближенных: «В чем состоит счастье?» Они говорили о разных вещах, а он утверждал: «Счастье в том, чтобы убивать своих врагов и насиловать их дочерей и жен». Представляете, человек прожил всю жизнь и дошел до такой мысли! Страсть гнева была движущей силой его великих завоеваний — в убийстве было его счастье…
Кажется, что такое состояние слишком страшно, чтобы до него мог дойти обычный человек. Но все начинается с малого.
Приведу такой пример. Человек, который привык гневаться по мелочам, не замечает, как его страсть распространяется не только на того человека, который чем-то помешал ему в данный момент, но и, например, на целый народ. Бывает, люди ненавидят какую-то национальность. Например, кто-то столкнулся с каким-то человеком, например евреем, и тот, как ему показалось, его обхитрил. Он на этого человека обиделся. Но мало того, что он обиделся на конкретного человека — он обиделся и на всех представителей его национальности: они, мол, все такие. И мало того, что, по его мнению, все евреи такие — они вообще всегда такими были. Таким образом, гнев человека распространился на всю национальность: на все поколения, которые когда-либо жили, живут и будут жить.
Многим это кажется нормальным. Может быть, и среди нас есть такие люди, которые согласились бы с этим человеком. А на самом-то деле тут фактически действует страсть гнева.
Итак, мы должны всеми силами беречься от гнева как от греха. В то же время нельзя сказать, что христианам вовсе непозволительно гневаться. Это было бы и невозможно: гнев, как мы уже сказали, есть естественное свойство человека, и оно должно получать в человеке какое-то развитие. Святые отцы говорят, что гнев против страсти и против ереси даже необходим. Если мы не будем гневаться, например, на заблуждения, то будем их принимать. Я встречал таких чересчур спокойных людей, которые оправдывали все сектантские учения, не в том смысле, что соглашались с ними, но находили во всем какой-то смысл. Это может привести к тому, что человек потеряет самую великую драгоценность, которая у него есть, — истинную веру.
Поэтому враждебное, гневное чувство по отношению ко всякому уклонению от истины необходимо. Это не значит, что если я встретил какого-нибудь сектанта, навязывающего мне свои убеждения, пришел в негодование и стал выталкивать его из храма, то я поступил праведно. Речь, скажу еще раз, идет о гневе не против человека, а против заблуждения. Древние святые отцы были преисполнены этой ревности. Они могли пожалеть еретика, могли накормить его, напоить его, оказать ему какую-то человеческую помощь, но никогда не оправдывали его уклонения от истины.
Чувство гнева имел и Господь наш Иисус Христос. И, зная о том, что Он совершенный, безгрешный Человек, мы видим, что гнев, который Он испытывал, является необходимым, естественным свойством нравственно совершенного человека. Я приведу два примера из Евангелия, описывающих то, как Господь гневался на человеческие заблуждения.
«И пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку. И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину. А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Но они молчали». То есть люди, присутствовавшие там, проявили упорство. Не зная, что ответить, они своим молчанием показали, так сказать, немое сопротивление. И обратите внимание на дальнейшие слова. «И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул, и стала рука его здорова, как другая». Этот гнев Спасителя был не против людей, а против того нравственного ожесточения, сердечного окаменения, в котором они находились.
Другой случай. «Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли».
Вот пример совершенно откровенного гнева, который Спаситель проявил по отношению к людям, злоупотребляющим долготерпением Божиим. Можно ли, с точки зрения житейского здравого смысла, предположить, что это делалось хладнокровно? Здесь говорится: выгнал из храма всех. Как Он их выгонял? Говорил: «Выйдите, пожалуйста»? Он их выталкивал, Он сделал бич и бил им животных, волы мычали, овцы блеяли. Представьте: человеческие крики, недовольства, рев животных… Мало того, Господь рассыпал деньги у меновщиков и опрокинул их столы. Можно ли опрокинуть столы в совершенно спокойном состоянии? Конечно же, это было крайнее проявление гнева, негодование.
Джотто. Изгнание торговцев из Храма
Уж извините меня за такие слова, но это был необыкновенный скандал. И тем не менее, здесь гнев Спасителя был также направлен против нравственного состояния иудеев, а не против них самих.
Конечно, в жизни нам бывает трудно проявить праведный гнев и совершенно не поддаться в это время гневу неправедному, гневу как страсти. Но в иных случаях лучше проявить праведный гнев с некоторой примесью греха, чем показать полное безразличие, например, к тому, что нам навязывают какие-либо заблуждения. В других случаях, наоборот, лучше не проявить праведного гнева, чтобы не поддаться гневу греховному. Здесь необходимо большое рассуждение, и не всегда все будет предельно однозначно и ясно.
Для христианина также очень важен гнев против своих страстей. Когда человек относится к своим страстям снисходительно, тогда, он легко следует тому или иному греховному желанию. А надо всегда иметь чувство ненависти, о котором говорит Спаситель: не может никто быть Моим учеником, если не возненавидит душу свою. Ненависть – это постоянный, никогда не проходящий гнев в сильнейшей степени, и если мы не будем иметь этого гнева, то никогда не научимся исполнять заповеди.
Что значит гневаться на страсти? Конечно, это не значит, что человек, видя в себе какую-то страсть, должен выкатить глаза от злости, раскраснеться и начать брызгать слюной. Гневаться, например, на блудную страсть — значит ненавидеть в себе эту скверну, ненавидеть эту страсть за то, что она разлучает нас с Богом, и изо всех сил молиться против нее.
Когда человек ненавидит в себе какую-то страсть, он гневается на любой, даже малый помысел этой страсти, возникающий в его уме. Между прочим, преподобный Исихий Иерусалимский в своих поучениях дает именно такой совет — гневаться на греховные помыслы: «Когда подойдет к тебе вражий помысел, брось на него с гневом слова клятвы из сердца».
Конечно, если исполнять это буквально, получится нелепость. Пришел к тебе блудный помысел, а ты говоришь: «Чтоб ты пропал, чтоб ты провалился!» — от этого ничего не изменится. Речь идет именно о крайнем неприятии, резком и сильном сопротивлении этому помыслу. Если у тебя не будет этого внутреннего сопротивления, то, как бы ты истово не молился, ты все равно будешь поддаваться помыслу. Притом здесь нельзя медлить и колебаться. Нельзя думать: «Ну, я же ничего такого не делаю… Грешить нельзя, так хоть помечтаю». Иначе мы сами будем мучиться, сами будем доставлять себе страдания из-за того, что ведем себя половинчато, непоследовательно.
***
Вопрос. Я от природы очень гневливый человек, вспыхиваю по малейшему поводу. Что мне делать? Стараюсь себя сдерживать, но из этого мало что получается. Начинаю думать, что никогда не исправлю свой характер…
Ответ. Семь бед – один ответ. Мы должны непрестанно молиться, призывать Господа Иисуса Христа на помощь. Если мы начнем противостоять страсти только своими силами, только одним напряжением воли, конечно, мы не выдержим. Когда благодать Божия с нами, мы можем себя победить. Когда ее с нами нет, значит, мы обязательно упадем.
В то же время мы, конечно, должны бороться со страстью и собственным напряжением воли. Что это значит? Это значит, что я, допустим, терплю, чтобы не сказать что-нибудь в ответ. Или чтобы даже видом не показать человеку, что мне не нравится его поведение. И когда мы до конца, изо всех своих сил напряжемся в том, чтобы противостоять греху и при этом будем также изо всех сил молиться — тогда Бог будет нам содействовать.
Конечно, ни в коем случае не нужно ожидать того, что мы, один раз победив гнев, уже никогда больше не будем гневаться. На нас все время будет нападать враг и возбуждать страсть, гнездящуюся в нашей душе. Да и сами мы люди непостоянные: сегодня искренне хотим быть праведными, а завтра забываем об этом. Даже не завтра, а через несколько минут. И грешим в том отношении, в котором мы твердо решились больше не грешить. Поэтому мы должны быть готовы к долговременной борьбе. И эта каждодневная борьба постепенно искореняет в нас гнев и насаждает кротость. Кроме того, надо учитывать, что страсть действует в людях в разной степени. Один борется над тем, чтобы в душе его даже и тени гнева не возникло, а другой удерживает себя от того, чтобы не ударить человека в пылу спора, и для него это уже великая победа. Но в каком бы нравственном состоянии мы ни находились, не нужно отчаиваться. Нужно, как говорится, взяться за ум и вступить в борьбу.
Вопрос. Я каждый раз на исповеди каюсь в раздражении на мужа, а после исповеди вновь повторяю ошибку. Но муж тоже не всегда бывает прав: смотрит фильмы, не подобающие православному христианину, ленится в домашних делах, разделяет убеждения сектантов. Так дело дойдет и до развода. Как быть?
Ответ. Если у вас с мужем общий духовник (конечно, семейным людям желательно иметь одного духовника), можно сказать ему. Если духовник у мужа другой — все равно можно ему сказать. Хороший, серьезный духовник непременно попытается что-то предпринять. Если муж маловерующий и редко ходит в храм, то остается одно — молиться за него. И в любом случае надо вести себя сдержанно. От ваших обличений никакого толку не будет. Если человек несколько раз отверг обличение, то ясно, что он и потом его не примет. Поэтому терпите, смиряйтесь и молитесь. Может быть, ради ваших молитв Господь воздействует на его душу, и он опомнится. А если везти себя навязчиво, то от такого неразумного благочестия действительно и брак может расстроиться.
Вопрос. Мне по послушанию иногда приходится делать замечания сестрам. Иногда я это делаю их повышенным тоном. Мне казалось, что я совсем не раздражаюсь на сестру, а просто досадую, что не выполнено задание. Духовник мне сказал, что это все же проявление гнева, раздражения. А мне удивительно: неужели я не вижу свою страсть?
Ответ. Какая разница, в чем причина нашего раздражения? Вот представь: сел, допустим, на тебя комар и пьет твою кровь. Ты его с раздражением прихлопнул. Это ведь не значит, что раз комар виноват, то и твое раздражение оправдано. А иначе у тебя выходит, что гневаться нельзя только на того, кто ни в чем не виновен. А вот если он действительно совершил проступок, то на него и накричать можно. Но как тогда быть с заповедью: Всякий гневающийся на брата своего всуе повинен есть суду? Во всех остальных случаях наше раздражение никак не оправдано.
Вот тут еще в записке сказано про повышенный тон. А когда меняется тон? Тогда, когда человек выражает какие-то свои чувства. Человек одним тоном читает: «Я помню чудное мгновенье…» и совсем другим произносит: «Уходи отсюда». И почему же он поменял тон? Чисто из музыкальных соображений, что ли? Нет. Значит, есть какой-то мотив, появилось какое-то чувство в душе. Что за чувство заставляет повысить тон, когда сестра что-то не так сделала? Уж наверное, не поэтическое вдохновение и не желание показать свои вокальные способности.
Вопрос. Вы сказали, что на людей гневаться нельзя, а на ереси и заблуждения можно. Я не очень понял, как это применить в конкретном случае, допустим, в споре с каким-нибудь сектантом. И в каждом ли случае надо вступать с заблуждающимся человеком в полемику?
Ответ. Рассмотрим два примера из жизни. Вот беседую я с сектантом один на один. Он навязывает мне какие-то свои убеждения, и я совершенно точно знаю, что они неправильны. Я внутренне возмущен той хулой, которую этот человек возводит на Православную Церковь.
Но что мне делать, если я вижу, что переубедить его невозможно? Если я начну на него кричать, возмущаться, что это даст? Я потом буду еще несколько дней кипятиться от злости, а человеку все равно никакой пользы не принесу. Поэтому тут лучше свое возмущение придержать и смириться. Конечно, необходимо высказаться совершенно определенно: мол, я православный христианин, и с тем, что ты говоришь, не согласен, — сказать что-то в нескольких словах, самых простых. Но в препирательство, тем паче гневное, не вступать.
Другой случай. Говорит со мной сектант. Я также убежден в своей правоте, и меня ничем не поколеблешь, но рядом находится еще один человек, который прислушивается к нашему спору и думает: «Кто же из них прав? Православный или сектант?» Если я в этом случае буду думать о своем спокойствии, — а человек всегда ищет мира душевного, ведь раздражение никакого утешения не приносит, — то подвергну опасности колеблющегося свидетеля нашего спора. Поэтому ради него я обязан напрячь все силы души и ума, вступить в спор с этим сектантом и постараться его убедить.
Если я не имею знаний, не имею доводов, то должен просить помощи у Бога. В конце концов, должен определенно, категорично высказаться: вот то-то и то-то неправильно, а вот то-то – правильно. Даже это простое высказывание, если оно соединено с чувством веры и благоговения, может оказаться сильнее самых мудреных, хитрых доказательств этого сектанта.
