Вверх страницы

Вниз страницы

БогослАвие (про ПравослАвие)

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » БогослАвие (про ПравослАвие) » ПОЛЕЗНЫЙ АРХИВЧИК!! » Слова, Господь, мне подбери, Чтобы за сердце задевали...


Слова, Господь, мне подбери, Чтобы за сердце задевали...

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Тихонова Марина, Симферополь
Дай, Бог, мне тему для стиха,
Чтобы уверенной рукою
Ложилась за строкой строка,
Что мне подарена Тобою.
Слова, Господь, мне подбери,
Чтобы за сердце задевали,
Людей к Иисусу бы вели,
Глаза на Бога открывали.

Люблю Господа и стараюсь жить так, как Он учит.
Мой девиз: В главноем - единство, во второстепенном - свобода, во всем остальном - любовь!

Член Союза христианских писателей Украины

делюсь теми рассказами которые понравились :

Бог в душе или черт в табакерке

У меня Бог в душе! Думаю, каждый когда-то слышал эту фразу. Особенно часто говорят ее родственники или друзья, когда расспрашивают о вашей вере. Им не понятно, почему вы перестали пить, курить, блудить, материться.
Это же ненормально, говорят они, чтобы здоровый мужик, да так долго без женщины обходился. Да и что плохого в том, чтобы немного выпить, «по поводу»… А в некоторых ситуациях без «крутого» словечка так просто не обойтись!
Если вы женщина, то и тут соблазнов не меньше. Наверняка, приходилось слышать от подруг: зачем тебе муж? Поживите пока просто так, присмотритесь. Не понравится – разбежитесь. Пока не попробуешь, как узнаешь?
На все попытки объяснить, что всё можно, но не всё полезно, они лишь тяжело вздыхают, мысленно крутят у виска пальцем и, отвернувшись, тихо говорят: зазомбировали.
Других вариантов нет.
Но, чтобы не потерять вас окончательно, они периодически начинают разговор о том, что и они тоже верят в Бога и даже по праздникам в церковь ходят. Но им не понятно, зачем впадать в крайности, менять привычный образ жизни, гробить лучшие годы? А когда вы начинаете рассказывать им о Библейских истинах, пожимают плечами и говорят: у меня свой Бог в душе.
В таких случаях мне почему-то сразу представляется большой сундук, заваленный старыми вещами. И там, на дне, лежит что-то очень важное. Иногда человек вспоминает о нем, хочет найти, но, порывшись в хламье, быстро устает и закрывает сундук до следующего раза.
А по-настоящему о Боге человек вспоминает в трудные времена, когда болезнь или беда в дом придет. Тогда человек и взгляд в небо поднимет, и в церковь пойдет свечку поставить. Блуждающий взгляд помечется между иконами Иисуса и Николая Угодника, не понимая, кто есть кто, а рука для верности поставит свечку обоим. Откуда-то из глубины выплывет выученная в детстве молитва «Отче наш». Глядишь, и полегчает. А как же, ведь у него «свой» Бог! Ну и пусть, что где-то там, «в глубине», заваленный грехами. При случае можно и отыскать. Очень удобно.
И живет себе человек преспокойненько. Не убивает, не грабит – почти святой!
Иногда только задумается о чувстве неудовлетворенности, пустоте где-то там, в глубине души. Вздохнет. А кому сейчас легко? Все так живут…
Попросишь такого человека показать «его» бога, какой он?
И вот он достает из «глубины»… нет, не драгоценную шкатулочку, а маленькую коробочку, нажимает на кнопку секретного замка, а оттуда…
Все помнят похожий фрагмент из фильма «Бриллиантовая рука»?

0

2

................продолжение.....

Любовь к небу

Что-то стукнуло о балкон, характерное царапанье о металлическую обшивку и писк заставили Валентину Владимировну улыбнуться. «Прилетели», - прошептала она и, отложив газету, встала с кресла. Тяжело ступая на больную ногу, пошла на балкон. Взгляд серых впалых глаз устремился в высокое небо. Там черненькими «самолетиками» кружили стрижи. Вернулись. Не забыли. Пожилая женщина смахнула накатившие слезы. С ранней весны она высматривала их, ждала как любимых родственников.
Да и не удивительно. Столько лет они прожили, как говорится, бок о бок. Когда-то, очень давно, как только Валентина купила себе кооперативную однокомнатную квартиру в новенькой пятиэтажке, ее облюбовали и стрижи. Бесцеремонно они свили гнездо где-то под половицей ее балкона и чувствовали себя полноправными хозяевами.
Поначалу как только Валентина с ними не боролась: и гнезда разоряла, и все щели конопатила. А они все равно находили лазейку и выводили птенцов. Тогда уж совсем «весело» становилось. Ненасытные птенцы постоянно пищали, родители метались туда-сюда, скрежета острыми коготками об обшивку балкона. При этом Валентина все время вздрагивала, а уж на балкон выйти и вовсе боялась. Птенцы при этом поднимали такой писк, что она подскакивала, как будто наступила одному из них прямо на голову. Ее сердце начинало бешено колотиться, а руки трястись. И сколько она себя не уговаривала, ни напоминала о непрошенных жильцах, все равно каждый раз пугалась. Хоть квартиру меняй!
Ведь она так мечтала о тихом гнездышке, где бы можно было в тишине отдохнуть, выспаться между рейсами.

Валентина Владимировна работала стюардессой. Ее с детства манило небо, сколько себя помнит, она часами могла смотреть на плывущие облака и мечтать о заоблачных городах и целых мирах. Поэтому она и профессию себе такую выбрала, чтобы до неба хоть крылом самолета дотронуться и, если не пройтись по небесным улочкам, то хотя бы пролететь по небесным «коридорам».
Только там, в небе, она и чувствовала, что живет. Она готова была работать без отпуска и выходных, только бы парить над белоснежными облаками или пролетать грозовые тучи. Небо было ее настоящим домом! Она это чувствовала как-то особенно, каждой клеточкой души.
А на земле жизнь словно замирала, приостанавливалась. Здесь ей было неинтересно. Наверно, поэтому и семью не создала, детей не родила. Под крылом самолета молодость пролетела быстро. Страшным ударом для Валентины Владимировны был запрет на полеты. Без неба она себе жизни не представляла. Тут руководство пошло ей навстречу – взяли ее работать в справочную службу аэропорта. Не то, конечно, но все же поближе к небу и самолетам.
А когда память стала ее подводить, она перешла работать уборщицей. Тяжело было – ноги болели, да и в руках сил уже не было, но Валентина Владимировна терпела до последнего, пока «скорая» с работы не увезла.

В больнице она решила, что жизнь закончилась. Какой в ней теперь смысл? – даже маломальской пользы теперь от нее никому нет. Только и осталось, что сидеть дома в четырех стенах, да завидовать стрижам, которые свободно парили под белыми облаками. Ах, как же она им завидовала! Теперь она на них стала смотреть по-другому, с любовью. Ведь они были с ней родственными душами. Ну кто еще так любил небо, как ни стрижи? Эти маленькие птички и ели, и пили, и даже спали в небе. Особенным уважением к своим пернатым соседям Валентина Владимировна стала испытывать тогда, когда в одной из телепередач узнала, что птенцы стрижей, вылетев из гнезда, впервые приземляются только через два года, чтобы вывести птенцов. А все это время они проводят в полете.
Вот это любовь к небу! Ах, как бы и ей хотелось стать маленькой птичкой и парить под облаками…
Лишь во снах из прошлого пожилая женщина была счастлива. Там она «королевой», словно по проспекту, шла по салону самолета и улыбалась пассажирам. А за иллюминатором плыли пушистые облака, на которые она могла смотреть часами.

Теперь же, лежа на больничной койке, Валентина Владимировна даже помечтать о небе не могла. Все, что ждало ее впереди – это небольшой клочок земли на городском кладбище. Всю жизнь грезить небом, чтобы, в конце концов, оказаться под землей. Вот она – бессмысленность жизни.
И тогда, когда Валентина Владимировна поставила на ней крест, жизнь преподнесла ей подарок. Пожилую женщину в больнице стала проведывать Ниночка, соседка, что жила напротив. Она в их дом переехала недавно, с полгода назад. Они то и знакомы толком не были. Что за интерес молодой женщине со старухой? Поэтому Валентина Владимировна очень удивилась, когда увидела ее на пороге своей палаты.
Ниночка оказалась доброй и заботливой – каждый день ее навещала: покушать приносила, слушала внимательно. Ей Валентина Владимировна и рассказала о своей страстной любви к небу.
- Как бы мне хотелось еще хоть раз в небо подняться, - вздохнула однажды пожилая женщина. – Я уже было собралась билет купить, да и слетать куда-нибудь, все равно куда, лишь бы в небо подняться, крылом самолета облака погладить. Да только врач мне категорически запретил, говорит, что сердце не выдержит. А может, все-таки купить, а там будь, что будет?! Умру, так умру, все равно от меня толку никакого. Не живу, а так – небо копчу.
- Ну зачем же Вы так? – остановила ее Ниночка. – Не мы себе жизнь даем, и не нам ее останавливать. А пользу человек в любом возрасте приносить может. И небо от нас не так далеко, как Вам кажется.
На немой вопрос старушки Ниночка стала ей рассказывать о том, что жизнь человека на земле временна. А после того, как тело умирает, бессмертная душа отправляется или в ад, под землю, или в рай, на небеса.
- Неужели на небеса? – выдохнула Валентина Владимировна.
Нет, она, конечно, не раз за свою жизнь слышала об аде и рае, но никогда не придавала этому значения. Воспринимала все эти рассказы на уровне легенд и мифов. Но сейчас она почему-то поверила миловидной соседке, что-то внутри нее отозвалось на эти слова радостью. Это была последняя соломинка, подающая ей надежду, дающая смысл жизни. Валентина Владимировна стала с жадностью слушать и расспрашивать Ниночку обо всем, что она об этом знала.
Здесь, в больнице, пожилая женщина произнесла свою первую молитву. И это было началом ее нового пути. Теперь она не с тоской, а с радостью смотрела в небеса. Она непременно туда попадет и пройдет по небесным улицам. Наконец-то, ей стала понятна эта любовь и тяга к небу, - там была ее родина. И ей очень туда хотелось, потому что там ждал ее Спаситель.
Но она не торопилась, ведь еще было много дел здесь, на земле. Подумать только, сколько людей живет, не задумываясь о вечности, прожигает жизнь, не задавая себе самого главного вопроса: для чего я живу, что ждет меня после смерти? И все потому, что многим об этом никто никогда не говорил.
Страшно подумать, чем могла бы закончиться ее жизнь, если бы не соседка Ниночка. Теперь они вместе ходят в церковь и по вечерам читают Библию. Многое в этой книге еще Валентине Владимировне не понятно, но это не страшно, ведь она знает главное. И этим главным она спешит поделиться со своими знакомыми. И пусть она не может красиво и складно говорить, но та радость, что есть у нее в сердце, сама рвется наружу.
Ниночка оказалась права – пользу можно в любом возрасте приносить. Вот и ходит Валентина Владимировна по соседям, рассказывает о Господе, что ждет всех на небесах. Никто ее не гонит, слушают. А Никифоровна, с первого этажа, вместе с дочкой и зятем тоже в церковь ходить стали. Улыбаются ей при встрече, счастливые. А раньше-то из-за их двери только крик да маты слышались.
Валентина Владимировна радуется: вот, значит, и от нее Господу польза есть.

А в свободную минутку она выходит на балкон и любуется стрижами, парящими в вышине.
Интересно, они будут в небесном городе?

0

3

.................продолжение.............

Однажды вечером

Однажды вечером Репутация возвращалась домой, к хозяину. Она иногда позволяла себе самостоятельные прогулки. Да и хозяин часто куда-то уходил без нее.
Сегодня Репутация встречалась с Добродетелью. Они прогулялись по осеннему парку, попили кофе в кафе и расстались на набережной. Поздняя осень была теплой, а настроение у Репутации было прекрасным, как весь сегодняшний день. Честно говоря, она давно столько не ходила пешком, поэтому немного устала, но ничего. Ведь осталось только пройти подворотню, пробежать двор, процокать каблучками по темной парадной и можно будет спокойно отдохнуть под бочком у хозяина. В это время он обычно мирно дремал у телевизора. Репутация спешила.
Но что это?! Две огромные тени выплыли из-за угла и перегородили ей дорогу.
- Что за дела? - взвизгнула Репутация.
- Вот именно, мы – Дела, а точнее – Делишки, - просипела одна из теней.
- И сейчас ты узнаешь, на что мы способны! – расхохоталась другая, протягивая к Репутации длинные руки.
- Не смейте ко мне прикасаться! Я – незапятнанная Репутация!
- Чистенькая, значит? Сейчас-то мы тебя измараем, - хихикнула высокая тень и вцепилась Репутации в руку.
- Возьмите все, что у меня есть, только меня не трогайте, - взмолилась Репутация.
- Но нас интересуешь именно ты, - просипела тень, что была чуть пониже.
Репутация зажмурилась от зловонного запаха, ударившего ей прямо в лицо.
- Отчего же? Вещичками мы тоже не побрезгуем. Быстро выворачивай карманы! – гаркнуло Дело, что было выше ростом, и с силой вырвало из рук Репутации сумочку.
- Прекратите немедленно! Я позову на помощь! – Репутация отшатнулась к стенке и поняла, что бежать ей некуда.
- Да кому ты нужна? – скрипнул голос из темноты, и оба Дела расхохотались.
И тут во двор въехала милицейская машина, осветив всех троих яркими фарами.
- Вы?! - выдохнула Репутация.
- Ты?! – хором спросили оба Дела.
Машина проехала чуть вперед и остановилась.
- У вас все в порядке, помощь нужна? – послышалось из нее.
- Спасибо, все хорошо, - ответило Дело с сиплым голосом. – Просто мы тут свою подружку встретили.
Когда машина скрылась за углом дома, тот же скрипучий голос добавил:
- И чего ты по ночам одна шляешься?! Идем домой, хозяин там нас, наверно, уже заждался…
Комментарий автора:
Р.S.: К сожалению, у человека с чистой репутацией часто бывают грязные дела.

0

4

......................продолжение............

Украденные небеса

Сегодня Аркадий Львович отмечал свое семидесятилетие. День был солнечный и на редкость теплый. Осень вообще в этом году не спешила пугать холодами. В загородном доме был накрыт стол на десять человек. Официанты, нанятые специально по этому случаю, ждали команду: «Начинать», но Аркадий Львович не торопился. Нет, он никого больше не ждал. Все девять, самых дорогих для него людей, уже давно прибыли и сейчас находились в саду. Под пожелтевшими деревьями стояли плетеные кресла; трое сыновей с женами весело беседовали, попивая апператив. На ухоженной полянке между клумбами с хризантемами резвились дети: две одиннадцатилетние девочки-близняшки с тоненькими хвостиками смоляных волос и кудрявый четырехлетний Левушка. Аркадий Львович обожал внуков. Детей он тоже любил, только выросли они как-то быстро, можно сказать, незаметно. Да и что тут удивительного, ведь он всегда уделял больше времени работе, чем им. Это потом, спустя годы, когда он посадил себе на коленки двух пухленьких восьмимесячных внучек, а они что-то говорили ему на непонятном языке, Аркадий Львович понял, как много он упустил главного в своей жизни. Хотя на тот момент он все же нашел себе оправдание: он все всегда делал для блага семьи и детей.

Сколько себя помнил, Аркадий Львович всегда много трудился. Первые четкие воспоминания его детства относятся ко времени, когда он попал в детский дом. Что там только не приходилось делать пятилетнему мальцу: и воду из колодца носить, и деревянные полы скрести осколками стекла, да так, чтобы блестели, и за дровами с другими ребятишками в лес ездить. Помнится, как он, босоногий малыш в коротких холщевых штанишках с лямкой через плечо, бежал по промерзшим лужам за подводой с дровами. На телеге сидели мальчишки постарше, а он, Аркашка, еле поспевал за огромными шагами однорукого мужчины, ведущего за поводья лошадь. Бывший политрук, ставший директором детского дома, заменил тогда ему отца и мать. Это он все время повторял ему, что труд даже из обезьяны сделал человека, и если не лениться и прилагать усилия, то даже такой маленький, щупленький пацан, как Аркашка, может, в конце концов, стать большим человеком.
Ах, как же он был прав. В какой-то момент Аркадий Львович даже хотел найти однорукого капитана, чтобы показать, что получилось из маленького болезненного мальчика, - крупный бизнесмен, имеющий филиалы производства в других странах, уважаемый человек, за советом которого обращаются многие влиятельные люди. Правда, случилось это не в один день – вся жизнь на это ушла. Только последние пять лет, после смерти любимой жены Лидушки, Аркадий Львович отошел от дел. Да и не страшно уже было оставлять все в руках сыновей.
Старший-то, как только открыли границу, сразу в Штаты переехал, там бизнес поднимать стал. И надо сказать успешно, не без отцовских советов и вложений, конечно, но надо отдать ему должное. Там же и женился, двух дочек родил. Средний сын живет сейчас в Израиле. Не так легко, но все же и ему удалось стать там успешным бизнесменом. Он-то как раз к отцу за помощью редко обращался, гордый. Но и сам, без посторонней поддержки, как показало время, оказался толковым руководителем. Это было у них семейное! И Левушка весь в отца, хоть и маленький совсем, но уж если чего решил, своего добьется. А младший сын Аркадия Львовича принял бразды правления компанией здесь, в Питере. Под его руководством в бизнес влилась новая струя идей и возможностей. Поначалу он часто обращался за советом к отцу, но теперь чувствовал себя у руля вполне уверенно. А скоро и у него должен был родиться наследник. Будет у Аркадия Львовича еще один внук, и он очень надеялся, что не последний. Внуки были его особой отдушиной. Например, он мог запросто собраться и полететь в Сиэтл или Тель-Авив только, чтобы провести несколько часов с ними.
Но в основном Аркадий Львович вел тихую размеренную жизнь пенсионера. Поселился в загородном доме на берегу пруда и вместо ручки с золотым пером стал все чаще держать в руках удочку. Это его успокаивало, подталкивало к философским рассуждениям. Раньше за собой такого Аркадий Львович не замечал. Это, наверно, старость. В молодости все бежал куда-то, как на пожар, по нескольку дел мог одновременно делать. А теперь любил часами сидеть, наблюдая за покачиванием поплавка на мелкой ряби воды. Много он переосмыслил за это время и даже нашел свои прелести в одиночестве.
Нет, дети, конечно, ему часто звонили, но если раньше все больше за советом, то теперь, чтобы поинтересоваться о здоровье. Совсем в старики его записали. Но это поторопились. Был еще порох в пороховницах, были еще планы на будущее!
А сегодня все собрались, чтобы отметить его юбилей. Аркадий Львович еще раз окинул взглядом из окна спальни веселую компанию. Все как в былые времена, только Лидушки не хватает. Этот праздник он хотел провести только с ними, такими родными и любимыми. Специально отключил мобильный телефон, приказал горничной отвечать, что его нет дома. Сегодня он решил ни на кого не отвлекаться: только он и его семья. Ему было, что им сказать.

Аркадий Львович надел пиджак и спустился вниз.
- Дедуля! – кинулся ему на шею Левушка. – Мы когда кушать пойдем?
- Неужели ты так сильно проголодался? - Аркадий Львович потрепал малыша за пухлые щечки.
- Просто тортика хочется, - признался тот.
- Скоро пойдем, но сначала мне нужно серьезно поговорить со своими сыновьями. И я хочу, чтобы ты тоже внимательно слушал, что я скажу, ведь ты уже большой мальчик?
- Я большой, - закивал кудряшками Левушка. – А девочек позовем?
- Конечно. Я скажу что-то очень важное и хочу, чтобы это услышали вы все.
Левушка побежал звать сестричек, а Аркадий Львович расположился в удобном плетеном кресле.
- Это что же такое важное ты хочешь нам сообщить? – спросил его старший сын, когда все собрались.
- Я хочу огласить вам свое завещание, последнюю волю, если хотите.
- Что?! Ты что болен? – спросили одновременно старший и младший сыновья.
Между бровей среднего пролегла глубокая морщина.
- Отец, объясни, что это значит, - попросил он.
- Когда я закончу, вы все поймете, но сейчас я попрошу вас набраться терпения и выслушать меня, не перебивая. Вы – моя семья, и поэтому хорошо знаете мою биографию. Вы знаете о моем детстве, о том, как мы познакомились и поженились с вашей мамой, о росте моей карьеры. Но сегодня я хочу рассказать вам о том, что двигало меня все эти годы, что толкало меня на тот или иной шаг.
Аркадий Львович отпил из бокала глоток воды и продолжил:
- Я всю жизнь, сколько себя помню, жил с чувством, что у меня что-то украли, что-то очень важное. Сначала я думал, что это потому, что у меня рано умер отец. Мне был тогда всего лишь год, и я его совсем не помню. Но я хорошо помню, с какой завистью я смотрел на мальчишек и девчонок во дворе, когда они проходили мимо, держась за руку с отцом. Я был тогда, наверно, как Левушка, но чувство обделенности мешало мне жить. А потом началась война. Маму оставили на заводе, а меня вместе с другими детьми отправили из Ленинграда на север, в детский дом. Больше я маму не видел, она не пережила блокады. А я часто плакал по ночам и думал, что это несправедливо оставлять ребенка без родителей. Чувство обделенности еще больше усилилось в моем сердце. Помниться, тогда я, как собачонка, привязался к однорукому капитану, бывшему директором нашего детдома. Для меня он был героем, потерявшим руку, защищая Родину. Я как мог, подражал ему! Хотя он зачастую был с нами груб, заставляя малышей трудиться на уровне взрослых. И за любую оплошность мы получали от него увесистую оплеуху. «Трудись, сморчок, - часто говорил он мне, - если хочешь стать человеком, а не оставаться быдлом». Я не очень понимал тогда смысл его слов, зато очень хорошо понимал, что не хочу всю жизнь получать пинки под зад, спать на матраце, набитым сеном, и есть суп из картофельных очисток.
Мне часто по ночам снилась мама, наша светлая чистая комната, обтянутый черным дерматином диван, на котором я спал, и самовар на круглом столе, стоящем посередине. Чем старше я становился, тем реже мне снились эти сны, и тем крепче у меня становилось желание сделать все, чтобы вернуть украденное счастье. Во что бы то ни стало я решил, что когда вырасту, вернусь назад в Ленинград, что у меня будет своя крепкая семья: жена, дети. Я всегда хотел много детей, наверно потому, что провел детство в детдоме.
Я мечтал об отдельной большой квартире, а не о маленькой комнате в коммуналке, где мы ютились с мамой. Мне хотелось вернуть сторицей то, что у меня украли! Я думал, что тогда стану счастливым. И шел к этому уверенно, напрягая все жилы, как вол, тянущий тяжелую ношу.
Постепенно мои мечты стали осуществлять: я женился на Лидушке, мы получили отдельную квартиру, карьера шла в гору. Жена подарила мне трех сыновей. О чем еще мечтать?! Но внутри все равно не было мира. Я постоянно кому-то завидовал, искал власти, влияния. У меня никогда не было друзей, потому что я боялся, что они смогут меня предать и обокрасть, как когда-то в голодные годы в детдоме воровали припрятанную под подушкой корку хлеба. Я никому не доверял, кроме Лиды, она всегда была моей верной помощницей. Мой дом – моя крепость! Так я жил, воздвигая вокруг себя заборы, с постоянным чувством неудовлетворенности, со страхом, что в любой момент могу потерять должность, служебную машину, дачу, уважение.
Поэтому я один из первых, как только завеяло демократией и свободой, оставил свой пост и стал работать на себя. Точнее на свою семью. Ведь вы всегда были моим стимулом. А иначе я не знал для чего жить? Я так хотел, чтобы мои дети ни в чем не нуждались, имели все самое лучшее. Вам не в чем меня упрекнуть.
Аркадий Львович на секунду остановился и, потупив взгляд, добавил:
- Разве что за постоянное мое отсутствие дома, что за этой суетой я не заметил, как вы выросли, не успел поиграть с вами в футбол и почитать вам сказки. Это сейчас я понимаю, что в первую очередь я обокрал самого себя.
Он обвел сыновей внимательным взглядом:
- Смотрите, не повторите моей ошибки. Ни за какие деньги не купишь пропущенное первое слово своего ребенка, никакая радость от совершенной сделки не заменит радости увидеть, как твой сын делает первый шаг. Есть вещи, которые не приобретешь ни за какие богатства! И именно они по-настоящему ценны. Как жаль, что я понял это слишком поздно. Простите меня, что всю жизнь, стараясь для вас, не дал вам самого главного – своего внимания и любви.
Деньги стали мерилом моего счастья. Но даже когда я, наконец, получил все, о чем мог мечтать, в моем сердце все равно не было ни мира, ни радости. Я жил в постоянном страхе, что у меня могут что-то украсть.
Так и случилось. Болезнь украла у меня любимую жену. А ведь она была намного младше меня… Я готов был отдать все деньги, только бы она поправилась. Вы знаете, я возил ее в лучшие клиники мира, но, увы, это только растягивало ее мучения, но не облегчало страдания. Я помню страх в ее глазах, когда она однажды сказала мне: «Аркадий, я так боюсь умиреть. Что ждет меня за чертой смерти?». Я не нашелся, что ей ответить. Всю жизнь я был так занят, что мне о смерти некогда было и подумать. Пока она не подошла ко мне так близко, что я почувствовал ее зловонное дыхание. В тот вечер я впервые задал этот вопрос и себе: «Что ждет после смерти меня?»
Однорукий политрук всегда так зло смеялся над верующими старушками, что я с самого детства раз и навсегда усвоил, что все, что ждет человека после смерти – это гроб и могильная яма. И впервые в жизни, стоя у кровати умирающей жены, мне захотелось, чтобы это было неправдой. Но я не знал, как ее утешить.
Она сама утешила меня. Мне пришлось оставить ее одну на несколько дней в клинике в Германии, чтобы слетать по делам в Питер. А когда я вернулся, то не узнал свою Лидушку. Ее тело еще больше похудело и пожелтело, но глаза сияли жизнью. Она была счастлива! «Теперь мне не страшно умиреть, - сказала она. – Все эти дни ко мне приходил священник и рассказывал о Боге и о вечности. Он подарил мне Библию. Обещай, что когда я оставлю этот мир, ты не выкинешь ее, а обязательно прочтешь».
Помнится, я молча кивнул. В тот момент я готов был пообещать что угодно, лишь бы доставить ей хоть каплю радости. На следующий день она умерла. Вместе с ее личными вещами медсестра вернула мне и Библию. Я поставил ее на полку рядом с другими книгами и долгое время не вспоминал о ней.
Вы знаете, у меня была страшная депрессия. Я отошел от дел, потому что не видел в этом больше смысла. Я вообще больше не видел ни в чем смысла: мои дети выросли и разлетелись как птенцы. Всему, чему мог, я вас научил, и вы могли управлять делами лучше меня. А моя жена, с которой я бы хотел наслаждаться старостью, покинула меня. Как жить, для чего? Я не находил ответа. И хотя на моих счетах были солидные суммы денег, я все равно ощущал себя обворованным нищим. Чувство, что у меня украли самое ценное, самое главное, просто перекрывало мне дыхание. От отчаянья в какой-то момент я решил покончить с жизнью.
И вот тогда я вспомнил о невыполненном перед Лидушкой обещании. Ведь я так и не прочитал Библию. Я нашел ее запыленной на полке. Поначалу мне было скучно и неинтересно ее читать. Но скоро я стал верить в истинность ее слов, узнавать каков Бог и для чего я появился на свет. Депрессия вместе с мыслью о самоубийстве навсегда оставили меня.
И, самое главное, я понял, что интуитивно искал с самого детства! С самого начала у меня были украдены небеса, и наконец-то я нашел то, что так долго искал!
У меня появился смысл жизни. Я понял, раз уж Бог дал мне такую милость уметь зарабатывать большие деньги, то и использовать их я должен на Божьи дела. Именно тогда у меня появилась идея открыть Фонд помощи онкобольным имени моей жены. А сейчас я начал строительство онкоцентра для детей.

Аркадий Львович обвел взглядом задумчивых сыновей и невесток, даже дети притихли и внимательно смотрели на деда. Он встал и взял с соседнего столика коробку, стоявшую рядом с вазами с фруктами.
Аркадий Львович вернулся на место и поставил ее себе на коленки.
- В мой праздник, - начал он, - я хочу сделать особенный подарок для каждого из вас. Это самое дорогое, что я могу вам подарить, то, что открывает дверь в небо.
С этими словами он достал из коробки Библии и протянул их присутствующим. Дети особенно обрадовались тому, что в их Библиях есть яркие картинки.
- Если мы будем ее читать, мы попадем на небо? – спросила одна из внучек.
- Если вы будете жить так, как учит эта Книга, - уточнил дед.
- А бабушка сейчас на небе, с Богом? – спросила вторая девочка.
- На небе, - улыбнулся Аркадий Львович.
- Она что не умерла? – заморгал карими глазищами Левушка. – А папа мне говорил, что она умерла.
- Просто папа раньше не знал, что после смерти люди просто переселяются в другой мир. И если мы будем жить так, как учит Господь в этой Книге, то мы обязательно попадем к Нему на небо.
- И бабушку там увидим? – не унимался Левушка.
- Обязательно, ведь она нас там ждет.
- Здорово! Я хочу увидеть бабушку, а то я только ее фотографии видел, - заерзал на стуле Левушка. – Мама ты мне сегодня почитаешь мою Библию с картинками?
- Почитаю, - улыбнулась ему мама.
- Вот это и есть мое завещание, моя последняя воля для вас, - сказал Аркадий Львович. – Я прошу вас: переосмыслите свою жизнь, не повторяйте моих ошибок, и пусть всегда и во всем для вас на первом месте будет Бог, Который дал вам жизнь с определенной целью. Узнайте ее, и вы будете по-настоящему счастливы. А сейчас пойдемте к праздничному столу, отмечать мой очередной День рождения.
- Ура!!! – подскочил с места Левушка. – Пошли есть тортик!

0

5

................продолжение............

Расколдованная принцесса

Сенька был счастлив. Он шел, крепко держась за мамину руку, первый раз в новую школу. До этого он уже ходил в школу и целых две с половиной четверти отучился в первом классе. Но то была школа-интернат, и на занятия их строем водила воспитательница. А жили они в трехэтажном корпусе, рядом со школой. И у них в спальне было двадцать кроватей и два шкафа на всех.
А теперь Сенька снова живет дома, в отдельной комнате, и у него есть свой шкаф и письменный стол. А еще у него много игрушек: есть новые, но сохранилось и несколько старых, еще с тех времен, когда он ходил в садик. Сенька часто вспоминал их в детдоме, особенно белого зайца с барабаном, который когда-то был любимой игрушкой мамы. Стоило только повернуть ключиком у него в спине, как заяц начинал громко барабанить палочками по большому барабану.
Ах, как же обрадовался Сенька, когда после долгого отсутствия зашел к себе в комнату и увидел на подоконнике этого зайца. Целый вечер он играл только с ним и лишь мельком посмотрел новые игрушки. Они тоже были хорошие, например, красная пожарная машина. Но потрепанный заяц – это как старый друг, который ждал его долгие три года.

И вот сегодня Сенька идет в новую школу и улыбается теплому весеннему солнышку. Это от радости, что у него теперь все по-новому, но самое главное оттого, что рядом с ним его мама. Сеньке сначала было страшновато идти в новый класс, но мама сказала, чтобы он не переживал, что все будет хорошо. И Сенька сразу успокоился, потому что он маме верил.
Она довела его до двери класса и пообещала, что как только прозвенит звонок с последнего урока, будет поджидать его в коридоре.
Ничего страшного в новой школе, действительно, не было. Его посадили за парту с улыбчивой девочкой Таней. Сенька был поражен ее прической из множества тонюсеньких косичек. А впереди него сидел мальчик Витя, который постоянно к нему поворачивался с какими-то вопросами. На переменках Сенька перезнакомился и с другими одноклассниками. Он, правда, не смог сразу запомнить столько новых имен, но, как говорила мама, - это дело поправимое. А на уроке математики учительница вызвала Сеньку к доске и похвалила за правильное решение примеров, на что Витя показал ему из-под парты большой палец, а соседка Таня сказала, что он - молодец. Сенька ликовал!
На последнем уроке учительница сказала, что будет развитие речи, и предложила детям рассказать о своих мамах. Первым вызвался Витя – он тянул руку вверх и подпрыгивал на месте от нетерпения. Его мама работала инженером и чертила какие-то чертежи. Витя сказал, что это очень скучное занятие и отнимает много времени, так что маме приходится чертить не только на работе, но и дома. А это ему не нравится, потому что тогда он не может поездить на компьютерных машинках.
У Сеньки компьютера дома не было, а то бы он тоже хотел научиться играть в такую игру. Но зато у него были машинки игрушечные, и иногда они с мамой устраивали на них настоящие гонки: чья машина доедет быстрее до кухни? Почти всегда Сенькина машинка приезжала первой. Мама смеялась и говорила, что это потому, что она – женщина, а водить машину не женское дело. Интересно, а чертить чертежи «женское»?
А вот мама Тани занимается точно «женским делом». Таня рассказала, что она у нее – парикмахер. Теперь понятно, откуда у нее такая прическа! Недавно мама водила Сеньку в парикмахерскую подстригаться, и он видел, что там работают одни тети.
Вместе с Сенькиной мамой тоже одни тетеньки работают. Она работает в магазине и продает хлеб с булочками и пирожные с тортиками. Сенька мог бы рассказать о том, как ему нравится приходить к ней на работу. Магазин находится в соседнем доме, и Сенька может придти к маме в любое время. В ее отделе всегда так вкусно пахнем теплым хлебом, что просто слюнки текут. А еще мама разрешает ему взять любое пирожное или булочку. Сенька уже все перепробовал и мог бы поведать ребятам, какие вкуснее, но сейчас он решил рассказать о другом.
- Ну, давай, Сеня, теперь твоя очередь, - сказала учительница.
Сенька встал из-за парты и, обведя всех взглядом, выпалил:
- Моя мама – расколдованная принцесса!
В классе на минуту повисла тишина, а потом посыпались вопросы: Как это? Как в сказке? Она что, в театре работает?
- Нет, моя мама работает продавцом, но однажды ее заколдовал злой волшебник, - стал рассказывать Сенька.
- Что, по-настоящему? – распахнула глаза Танечка.
- Расскажи, если не врешь, - повернулся к нему Витя.
- Я не вру, - замотал головой Сенька, - честное слово! Я тогда еще маленьким был, в садик ходил. Мама в магазине работала и была такой веселой и красивой, как настоящая принцесса. На выходных мы с ней ходили в детский парк кататься на каруселях, и все у нас было замечательно. Только однажды к нам в гости пришел злой волшебник. Он принес с собой бутылку с заколдованным зельем и угостил маму. Мама сначала пить не хотела, но он ее уговорил. И вот тогда она превратилась из доброй принцессы в злую мачеху. Она стала пить это зелье каждый день и становилась все злее и злее. Она перестала со мной гулять, забывала меня забрать из садика. А потом сказала, что у нее нет денег за него платить, потому что ее выгнали с работы. И я стал сидеть целыми днями дома, один. А вечером мама приходила со своими друзьями. Они закрывали меня в ванной, чтобы я им не мешал. Один раз я просидел там два дня, потому что мама про меня забыла. Я тогда часто плакал и все время хотел есть.

Сенька вспомнил еще один яркий момент из его прошлой жизни. Как-то он увидел на столе кусок колбасы и хлеб. Мамы дома не было, а ему так хотелось кушать, что он и не заметил, как съел всю колбасу и половину хлеба. Наевшись, он сладко заснул на своей маленькой кроватке. Проснулся он от страшной боли – здоровенный дяденька с красными глазами схватил его за волосы и швырнул в угол комнаты. Он накинулся на него с тапком и лупил, куда попадет. «За что?» - хотел спросить Сенька, но не мог. Он лишь закрывал лицо руками и громко плакал, надеясь, что сейчас в комнату вбежит мама и оттащит от него злодея. Но она подошла к нему лишь, когда мучитель, больно пнув его ногой в бок, выругавшись, вышел из комнаты. «Будешь знать, гаденыш, как чужую колбасу воровать», - прошипела мама Сеньке в лицо. В грязной женщине со слипшимися волосами, черными кругами под глазами и затуманенным взглядом Сенька с трудом узнал свою маму.
Но рассказывать эту истории в классе Сенька не стал. Зачем, чтобы другие думали о его маме плохо? Тем более, что она была не виновата, просто ее заколдовали.

Вздохнув, Сенька продолжил:
- Однажды соседи вызвали милицию, и меня у мамы забрали. Я не хотел, потому что знал, что мама у меня самая лучшая, просто ее заколдовал злой волшебник. Но меня никто не слушал. Так я попал в детский дом, а оттуда в интернат. Но я всегда знал, что когда-нибудь приедет принц на белом коне и расколдует мою маму. И тогда она заберет меня назад домой, и мы снова будем вместе.
- Ой, я знаю! – подпрыгнула на стуле Танечка. – Это как в сказке о спящей красавице.
- И что случилось дальше? - спросил конопатый мальчишка, сидящий у окна, имя которого Сенька забыл.
- А дальше все так и было, как в сказке: моя мама встретилась с удивительным принцем, и он ее расколдовал. Мама снова стала красавицей-принцессой. Она забрала меня из интерната, потому что очень меня любит, и все время по мне скучала. А я всегда знал, что однажды злые чары колдовства рухнут. Главное было маме встретить принца, который бы ее полюбил. Так во всех сказках бывает. А еще мне мама сказала, что любовь может победить все!
- Здорово, - тихо выдохнула Танечка, и повисшую тишину в классе рассек звонок на перемену.
- Урок закончен, можете быть свободны, - сказала учительница.
И тут дверь в кабинет открылась, и вошла Сенькина мама. Дети окружили ее плотным кольцом.
- А расскажите нам о принце, который Вас расколдовал. А как его зовут? А где вы с ним познакомились? А он сейчас с вами живет? – сыпались вопросы со всех сторон.
Учительница объяснила маме, чем был вызван этот интерес. Мама улыбнулась и сказала:
- Его зовут Иисус, и теперь Он все время рядом со мной, в моем сердце. Он так же любит и каждого из вас и хочет стать вам настоящим другом и помощником.
- А Вы нас с Ним познакомите? – спросила Танечка.
- Познакомлю, если учительница разрешит.
- Можно?! – обратились к учительнице умоляющие глаза ребят.
- Конечно, можно, - улыбнулась учительница. – Мне самой очень интересно.

0

6

......................продолжение...

Три заветные буквы

Сергей бросил рюкзак у подножия горы и задрал голову. Вот туда, на самый пик, был направлен его путь. Он специально взял на работе несколько дней в счет отпуска, купил билет на поезд и, сказав жене Марине, что ему надо побыть одному, отправился в горы. Вообще-то в горы одному ходить опасно и Сергей никогда не пренебрегал этим правилом, но сейчас он действительно хотел побыть наедине с собой и Богом. Да и гора эта была ему хорошо знакома, - если начать подъем с утра, то к вечеру спокойно можно подняться на самый пик. Но Сергей решил переночевать на полпути на небольшом выступе, где обычно группы устраивали себе привал. Когда идешь в команде, то всем там на ночь не разместиться, а одному запросто. Да и темнеет уже рано, так что о восхождении в один прием не могло быть и речи.
Но Сергея это не пугало. Он любил горы, любил преодолевать трудности, чувствовать, как адреналин разливается по всему телу. Там, в горах, он, словно, заново переосмысливал свою жизнь. Понимал, как она бывает обманчива, ведь всего один неосторожный шаг или плохое крепление могут стоить большую цену. Там он научился полностью доверять друзьям, ведь зачастую именно в их руках находилась его жизнь. У него были надежные верные друзья. Они не только с юности вместе ходили в горы, но и дружили семьями. Кстати, со своей будущей женой Сергей тоже познакомился на одном из восхождений. Это теперь, после серьезной травмы, Маринка перестала ходить в горы, а раньше это был их любимый отдых.
Но сейчас Сергей решил отправиться в горы один. Ему нужно было серьезно подумать, поговорить с Богом о том, что его сильно беспокоило. А когда висишь один над пропастью, и только тоненькая веревка держит тебя от падения, особенно явно понимаешь, что вся твоя жизнь в руках Всевышнего.
Сколько раз Сергей поднимал взгляд на вершины и думал о том, что вот так и вся его жизнь – восхождение по едва уловимой тропе.
«Чуть оступился – и обвал,
чуть зазевался – и упал,
и только верная рука
придет на выручку всегда», - часто пел он у костра.
А ведь, действительно, много раз приходили в его жизнь трудности, но верная Рука Бога всегда была рядом. Помощь никогда не опаздывала. Никогда. Даже если ему иногда казалось обратное, позже он понимал, что Господь всегда был рядом и поворачивал любое зло во благо.
Взять хотя бы ту злополучную травму Марины. Кто бы мог подумать, что такое безобидное, можно сказать, детское, восхождение обернется для нее серьезной травмой позвоночника и потерей ребенка.
Нет, если бы Сергей знал, что его жена беременна, он бы, конечно, не разрешил ей никакого подъема на гору. Но они тогда всего несколько месяцев были женаты, ребенка не планировали, так что о том, что она беременна, не знала даже Марина. Каков же был у них шок, когда врачи сказали, что девяносто девять процентов из ста, что Марина больше не сможет ходить и тем более иметь детей. А ведь ей было только двадцать два года. Да и ему всего на год больше.
Это было серьезное испытание в их жизни. Тогда-то они впервые обратились к Господу, поняли, что то, что невозможно человеку, возможно Всемогущему Богу. Сколько слез было пролито, сколько молитв вознесено перед Ним. Много часов Сергей провел на коленях возле парализованной жены. Шаг за шагом они вместе учились доверять Богу и Его Слову. Сергей стал ходить в церковь, просил, чтобы и там молились за Марину.
Прошли долгие полтора года, прежде чем она снова стала ощущать свои ноги. Потом он учил ее ходить. Каждодневные усиленные тренировки, шаг за шагом, мало помалу. А уже через год никто не верил в то, что эта молодая красивая девушка была приговорена врачами к пожизненной инвалидности. Врачами, но не Богом. У Него был другой план.

За воспоминаниями Сергей успел перекусить и согреться горячим чаем. С неба стал сыпать мелкий снежок. Но это не беда, у него было надежное снаряжение и теплая непродуваемая одежда. Оставив в рюкзаке только самое необходимое, остальные вещи он сложил в пакет и привалил камнями под большим валуном. Так подъем будет быстрее и легче. Да и вообще эта вершина не представляла для Сергея трудности. Подъем лишь в паре местах был отвесным и опасным, к тому же по всему маршруты уже были вбиты крючки для страховочной веревки. Сюда часто приходили альпинисты, здесь даже проводились соревнования, так что скала была истыкана крючками, как еж иголками, что ускоряло Сергею восхождение.
Еще раз проверив снаряжение, он начал подъем.
Мысли снова вернулись к Марине. Что только не услышал он в момент ее болезни от окружающих. Все, как сговорились, говорили примерно одно и то же: «Зачем тебе жена-инвалид? Ты что всю жизнь ее на руках собираешься носить? Ты одел себе на шею ярмо. Развод – единственно правильный выход». Даже Марина говорила ему такие слова. Конечно, она желала ему лучшего. Но тогда он отчетливо понял, осознал то, о чем не думал даже перед свадьбой, что жена дается Богом один раз и на всю жизнь. А значит, и все, что не выпадет им на пути, они должны проходить вместе. Это помогло ему выстоять и вымолить для нее исцеление. Врачи и знакомые лишь разводили руками, а они с Маринкой знали, что это Любовь совершила чудо. Любовь Бога и их любовь друг к другу. Первым делом, как только Марина смогла, они повенчались. Это был осознанный шаг, а не дань моде.

Не спеша, шаг за шагом, проверяя надежность влажных холодных камней, Сергей продвигался вверх. С каждым метром ветер становился все сильнее. Он гнал крупинки колючего снега, подгоняя воспоминания.
Второе серьезное испытание своей любви Сергей и Марина прошли, когда врачи категорично и безоговорочно установили Марине диагноз: бесплодие. Где только они не лечились. «Мы не волшебники», - разводили врачи руками. Со всех сторон Сергею снова посыпались советы «доброжелателей»: «Дети – это продолжение рода. Ты что хочешь, чтобы на тебе остановился твой род? Зачем тебе жена, которая не сможет родить? Оглянись вокруг – только пальцем помани, и любая, здоровая, согласится выйти за тебя замуж…» Помнится, Марина тогда ему сказала:
- Я тебя пойму и не обижусь, если ты попросишь у меня развод.
- Глупая, - прижал ее к себе Сергей, - не забывай, что ты дана мне Богом. И в радости, и в горести я всегда буду рядом. Всегда.
А через два месяца Маринка ворвалась к нему на работу и прокричала на весь офис:
- Я беременна! Сережка, ты слышишь?! Я только что УЗИ сделала, у нас будет ребенок.
Он уже не помнил, нашлось ли что тогда сказать ей в ответ. Помнил только, что целовал и кружил ее на виду у всех коллег, а те смеялись и хлопали.
Дочка родилась упитанной и здоровенькой. Сергей не сдерживал слез, когда услышал ее первый крик, стоя за дверью родзала. «Можете зайти полюбоваться на свое чудо», - пригласила его вышедшая медсестра. «Чудо», это, действительно, было самым настоящим чудом. Бог в очередной раз проявил к ним Свою милость. А через три года родился и сын. В этом году он уже пошел в первый класс…

Сергей зацепился за острый выступ камня, перевел тяжесть тела на правую ногу и свободной рукой вдел веревку во вбитое в скалу кольцо. Замерзшие пальцы привычно защелкнули карабин, - можно было чуть-чуть передохнуть. Тяжело вздохнув, Сергей снова вернулся к своим мыслям.
Все вроде бы у них с Маринкой было хорошо, да только как-то незаметно, тихо, без ссор и скандалов ушла из их дома Любовь. Сначала Сергей стал задерживаться на работе. «Не каждому мужчине понравится детский писк и постоянная «мышиная возня», - оправдывался он. Потом, неожиданно для себя, он обратил внимание на то, что его красавица-жена уже не имеет те формы, что так манили его раньше. Как-то незаметно иссякли темы для разговоров. Нет, конечно, он спрашивал у Марины как дела, как дети, но они уже не засиживались вечерами на кухне за чаем, как раньше, да и спать ложились порознь.
«Это кризис среднего возраста, - сказал ему как-то друг, - у всех бывает». Может, он и прав. Может, стоит просто переждать и все само собой как-то уладится? Но, а пока Сергей все чаще стал засматриваться на молоденьких девушек. А одна, Леночка из проектного отдела, так просто не выходила у него из головы. Она была такой наивной и смотрела на него с таким обожанием, что он просто таял при ней, как масло на сковородке. Нет, конечно, между ними ничего не было, ведь он знал, что измена – это грех, за который его Маринка и развод попросить может. А рушить семью Сергей не собирался. Но он чувствовал, что она, семья, все равно рушится, без видимых, казалось бы, на то причин.
Собственно поэтому Сергей и выбрался в горы, чтобы здесь, в тишине, все как следует обдумать. А вдруг, это и не кризис вовсе, а самая настоящая любовь, которая где-то задержалась и настигла его слишком поздно, когда он уже успел обзавестись семьей? Может, он просто поспешил, уверил себя в том, чего не было, обманулся? А время настоящей любви пришло только сейчас? Тут надо было разобраться…
Определенно Сергей был влюблен. Стоило ему только увидеть хрупкую фигурку Леночки, как плечи его распрямлялись, и он начинал блистать юмором и остроумием. Не адреналин, а какое-то другое, приятное чувство разливалось по всему телу, гнало кровь и толкало на немыслимые поступки.
Но Сергей держал себя, как говорится, в ежовых рукавицах. Да, он мог проболтать с Леночкой весь обеденный перерыв, помочь ей с проектом после работы, провести домой, но не более. А может, ему просто льстит, что такая молоденькая красивая девушка смотрит на него с благоговением, жадно хватая каждое слово и хохоча над любой его шуткой? Что и говорить, рядом с ней он чувствовал себя неотразимым, уверенным и значимым.
А дома… Что дома? Там давно гулял молчаливый сквозняк одиночества. В печальных глазах жены Сергей все чаще замечал боль. Но разве он в этом виноват? Что он сделал не так, когда? Возвращаясь в прошлое, разве поймешь, где и как в их отношениях пролегла трещина? Столько лет позади. Но опыт восхождений научил его, что любая трещина рано или поздно приведет к обвалу. Сколько раз он видел, как на скале появляется сначала небольшая трещинка, потом она становится шире. И вот тут нужно быть осторожным, потому в любой момент из-за нее может случиться большой обвал.
Так и в жизни. Трещина, пролегшая между ним и Мариной, разделяла их все дальше. Для постороннего глаза это, конечно, не было так заметно, но сердце не обманешь. Не обманешь? Тогда, может, оно толкает его навстречу настоящего счастья? Может, их отношения с Мариной, действительно, изжили себя, и стоит начать все заново? В конце концов, ему всего сорок, - вся жизнь впереди! И что, так дальше и жить? Загружать до предела себя работой и возвращаться домой только лишь потому, что так надо, так положено? Нет, дети, конечно, ждут, кидаются на шею, но Марина?.. Она может даже не выйти в коридор, чтобы поприветствовать его после работы. Все копошится себе на кухне, как мышь в крупе. Пару сухих вопросов за ужином, «Спокойной ночи» через плечо перед сном, - вот и все общение. И так уже несколько месяцев. Как же тут на Леночку не засмотришься?..

А вот и выступ, на котором Сергей собирался провести ночь. Всего несколько метров и он сможет отдохнуть: согреется горячим чаем из термоса, перекусит консервой и, укутавшись в тонкий, но теплый спальник, в котором не страшна и минусовая температура, будет провожать солнце за горизонт. А какой вид с того места?! Красота. Но еще лучше панорама откроется завтра, когда он поднимется на вершину. Вот где величие, вот где размах: желто-красный осенний лес, озеро вдали, а по подножью гор разбросаны маленькие деревенские домики. Сергей с закрытыми глазами мог представить себе эту картину, хотя, наверняка что-то да изменилось, ведь он здесь не был года два. Завтра и проверит, а пока – последний бросок к заветному выступу.
И тут его нога поехала в сторону и вниз, как будто он наступил на горох. Шум падающих камней нарушил тишину. Сергей попытался удержаться за выступающий камень, но он оказался слишком скользким. Замерзшие пальцы с силой схватились за страховочную веревку, когда Сергей рухнул вниз. В следующую секунду из скалы вырвался крючок, в который была продета веревка. Жгучая боль резанула плечо, Сергея сначала откинуло в сторону, а затем с силой стукнуло головой о скалу.
Он не знал, сколько провисел над обрывом без сознания. Когда он открыл глаза, сумерки серым туманом обволокли гору, рюкзака за спиной не было, а левая рука отзывалась нестерпимой болью при каждом движении. Надо было торопиться, - темнота в это время года разливается быстро и властно.
Сергею удалось одной рукой подтянуться на веревке и закрепиться на скале. Голова кружилась при малейшем повороте, но он ясно видел цель – небольшой выступ, который значительно отдалился после падения. Когда Сергей поднялся на спасительную площадку, было совсем темно. «За что?» - прошептал он и обессилено рухнул на холодные камни. «Возмездие за грех – смерть», - пронеслось в голове прежде, чем он впал в забытье.
Очнулся он от холода, зубы стучали, вызывая головную боль. Сергей приподнялся на корточки и сел, опираясь спиной на холодную скалу. Перед глазами все поплыло, левая рука не слушалась, плечо горело. Вывих, – сделал заключение Сергей, осторожно ощупав руку. Туман к тому времени рассеялся, и полная луна освещала все серебряным светом.
«Я мог погибнуть, - подумал Сергей. – Какой же я дурак, вставил страховку и даже не проверил на надежность крючок. Хорошо еще, что второй выдержал». Задрав голову, он посмотрел в черное небо. «Спасибо Тебе, Господи, - поблагодарил он, - спасибо, что Ты спас меня. Я знаю, Твоя рука крепче любой страховки».
Съежившись, прижав к себе коленки, Сергей приготовился ждать утра. Снег давно перестал, ветра не было, но холод усилился. Эх, а в рюкзаке был горячий чай, спальник, теплый свитер. Да что там, главное, что жив остался, а ведь был на грани…
И как так получилось, почему, ведь после трагедии с Мариной он был всегда таким осторожным? «Возмездие за грех – смерть», - снова всплыло в памяти. За какой грех? – горячей волной поднялась по телу злость. Что я сделал не так? И с Леночкой у меня ничего не было, даже не целовались ни разу, хотя она явно была бы не против. А недавно, на корпоративной вечеринке, она с такой легкость на глазах у всех опустилась ему на коленки, что он просто растерялся. Нет, он, конечно, хотел вежливо от нее освободиться, но она так крепко обняла его за шею…
«Да что там… кому я вру, Богу?» – вздохнул Сергей. Он вспомнил, как его горячая ладонь прошлась по спине Леночки, задержалась на талии, как он всем своим мужским естеством потянулся к призывным пухленьким губкам. И кто знает, чем бы это все могло закончиться, если бы не десятки устремленных на них глаз.
Что там Иисус говорил по этому поводу? – Кто в мыслях своих пожелает женщину, тот уже согрешил с ней? А возмездие за грех…
Сергей уткнулся головой в коленки. «Тогда почему я остался жив?» - появился новый вопрос.
«Любовь долготерпит, милосердствует,… не ищет своего, … не мыслит зла,… все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит… никогда не перестает», - эти слова как елей разливались ответом по сердцу Сергея.
Любовь, опять Твоя Любовь пришла мне на помощь. Сергей не успевал вытирать с лица горячие слезы, которые тут же остывали и стекали за воротник холодными каплями. Он смотрел, как медленно на смену темной ночи приходит рассвет. Робкие лучи солнца пробивались сквозь мрак, неся надежду. Еще чуть-чуть и все изменится, преобразится в ярком свете дня. Сергей сидел тихо, боясь пошевельнуться, и не ощущая холода. Он прислушивался к тому, что прямо в сердце говорил ему Бог.
Он напомнил ему о завете, который они заключили, когда Сергей принял водное крещение. Сергей увидел пробитые гвоздем руки Иисуса и вспомнил о той цене, которая была заплачена за его грехи. А еще он увидел всю свою жизнь и понял, что Господь всегда хранил его. Сколько раз он был достоин смерти, но Господь миловал, сколько раз он был на грани, но Господь отводил беду. Он хранил его, боролся за него, жертвовал ради него. И все это потому, что любил. Их связывала Любовь.
Ночь прошла незаметно, Сергей не ощущал ни холода, ни времени, ни боли в плече. Оглянувшись по сторонам, он подумал, что уже достаточно светло, чтобы начать спуск, но что-то удерживало его на этой площадке. Встав на замлевшие ноги, он попробовал поднять левую руку. Резкая боль вырвалась наружу глухим стоном. На секунду перед глазами все поплыло, и Сергею показалась, что гора качнулась под ногами. Он оперся о холодный камень и присел. Когда головокружение прошло, Сергей обратил внимание на буквы, выцарапанные на скале под его рукой: С+М=Л.
Господи! когда же это было?! Он тогда еще не открылся Марине в своих чувствах. Но ему так хотелось кричать о них на весь свет. Вот так, взобраться на вершину горы, расставить руки и закричать во все горло: «Я люблю-ю тебя!» Потом, на следующем восхождении, он так и сделал, а пока сидел и тайком от всех царапал на молчаливом камне так много говорившие три буквы: С+М=Л. Царапал усиленно, глубоко, чтобы не стерлось, чтобы осталось навека.
«Сережа плюс Марина равняется Любовь», - прошептал Сергей, проводя пальцем по каждой букве. А ведь он забыл уже об этой надписи. «Равняется Любовь», - еще раз повторил он. Та самая Любовь, которая не ищет своего, все переносит и никогда не перестает. Ведь это Она, хоть о Ней все забыли, тихо и безропотно хранит их семью от предательства, соединяет их сердца и надеется на лучшее. Это Она, Любовь, является той страховочной веревкой, которая не дала разбиться их семье. И Она поможет им с Мариной снова разжечь огонь в семейном очаге, поможет опять им стать счастливыми.
А если так, то чего он сидит?! Ему срочно надо домой, к своей любимой Маришке, к своим деткам. Теперь все будет по-другому, так как раньше. Он снова будет спешить с работы домой, дарить Марине цветы, говорить ласковые слова. А после того, как они уложат детей спать, они еще долго будут сидеть на кухне за холодным чаем не в состоянии наговориться. Им так много надо сказать друг другу приятных слов, ведь жизнь так скоротечна.
А когда дети подрастут, они обязательно всей семьей взойдут на эту гору. И Сергей покажет им три заветные буквы, на которых строилась и держалась их семья

0

7

...................продолжение............

Встретившиеся руки

Луиза вздохнула, переложила тяжелый пакет в другую руку и завернула за угол своего дома. Предстояло еще подняться на пятый этаж. Когда в руках тяжелые сумки, всегда жалеешь, что в доме нет лифта.
Расположившись на траве возле кустов сирени, о чем-то громко спорила компания грязных подвыпивших людей. Во дворе уже все привыкли, что летом кусты сирени превращались в приют для бомжей. Сначала их отсюда гнали, вызывали милицию, а потом махнули рукой и даже стали подкармливать.
- Женщина, женщина, подождите! – окликнула Луизу незнакомая девушка, отделившаяся от этой компании.
- Вы меня? – переспросила Луиза, решив, что незнакомка начнет просить денег на опохмелку. – Я на выпивку не подаю.
- Нет-нет, я не за этим, - замахала руками девушка. – Я Вам «спасибо» передать хочу.
- «Спасибо»?
Луиза остановилась и внимательно посмотрела на собеседницу. Слипшиеся каштановые волосы висели сосульками, обрамляя желтое вытянутое лицо, на левой скуле темнел синяк, грязные джинсы были стянуты на поясе веревкой. Интересно, сколько ей лет, подумала Луиза. Она вообще плохо определяла возраст, а у бомжей это сделать было практически невозможно. Лет тридцать? Хотя нет, Луиза глянула в живые светящиеся глаза и решила, что незнакомке лет двадцать пять.
- Вы меня не узнаете? – спросила девушка.
Луиза мотнула головой.
- Ну, как же, помните, Вы еще за подружку мою, Наташку с больной ногой, молились?
- Ах, ну да, ее я, конечно, помню, - оживилась Луиза. – Что с ней, не подскажете? А то я ее после того раза и не видела.
- Я вот как раз и хочу «спасибо» Вам от нее передать и рассказать, что с ней потом было.
- Да ну?
Женщины опустились на скамейку возле Луизиного подъезда. Луиза потерла уставшие занемевшие пальцы, вспоминая историю, случившуюся несколько месяцев назад.

Весна была тогда в самом разгаре. Аромат сирени наполнял двор, бархатные сиреневые гроздья притягивали взгляд. Возвращаясь как-то с работы, Луиза решила сломать несколько веточек, пусть дома глаз порадуют.
Подойдя к кустам, она увидела лежащую на грязном матраце девушку. Возле нее стояла тарелка с нетронутой кашей и куском хлеба. Во, жизнь! – подумала Луиза. – Напьются и спят целыми днями. Где только деньги на эту гадость берут?
Осторожно, чтобы не разбудить, она сломала две веточки сирени. Третья же никак не хотела поддаваться, но, наконец, громко хрустнув, сдалась и она. Луиза уже хотела уйти, когда услышала громкий стон девушки. Обернувшись, она увидела, что за ней наблюдает пара печальных серых глаз. В них была такая боль, что Луиза не смогла уйти просто так.
- Здравствуйте, - сказала она. – Я могу Вам чем-нибудь помочь?
- Спасибо, но мне уже никто помочь не сможет, - ответила девушка и откинула платок, прикрывавший ее ноги.
Штанина на правой ноге была разорвана, обнажая распухшую бордово-фиолетовую ногу. Наполовину голенища зияла гнойная рана.
- Господи, - охнула Луиза, - тебе же срочно в больницу надо. Так ведь и заражение крови получить можно.
- Поздно уже, - девушка скривилась в ухмылке и прикрыла грязной тряпкой рану.
- Что значит «поздно», как это? – подошла ближе Луиза.
- Да тут недавно старушка из первого подъезда, когда узнала, что я уже сама и ходить не могу, вызвала ко мне «скорую».
- Ну, и что врачи сказали?
- Сказали, что у меня гангрена, и ногу надо срочно ампутировать. Да и то неизвестно, не пошло ли заражение выше.
- Как же так, а другого способа нет что ли? – прижала ладонь к вспыхнувшему лицу Луиза. – Неужели нельзя ногу спасти?
- Хм, кому нужна бомжичка? А у меня деньги откуда? Они когда узнали, что у меня никого нет, даже не стали настаивать на том, чтобы я в больницу поехала. На операцию и после ведь тоже деньги немалые нужны, а зачем государству на меня тратиться?
- И что теперь? – пересохшим горлом еле проговорила Луиза.
- Теперь все, остается мне тут лежать, ждать, когда мучения закончатся. Вы даже не представляете какая это боль. Даже водка не заглушает.
- Чем же я тебе могу помочь? У меня ведь тоже таких денег нет, - Луиза виновато заглянула в бездонные серые глаза.
- А вам и за участие спасибо.
- Может, покушать тебе что принести?
- Не надо, не хочется, - покачала головой незнакомка.
- А зовут-то тебя как?
- Наташа, - ответила девушка и закрыла глаза. Разговор отнимал у нее много сил.
Целый вечер Луиза думала о Наташе. Чем она может ей помочь, как? Разве что отнести тарелку супа, да старенький свиторок, чтобы ночью не было холодно?
Первым делом утром Луиза посмотрела в окно на кусты сирени. «Сделай, что можешь», - услышала она в сердце.
Уже через пять минут она сидела на корточках возле Наташи. Кто-то спал рядом, укрывшись с головой грязной курткой. Недовольное ворчание отозвалось на непрошенную гостью.
Луиза напоила девушку теплым бульоном, положила под голову принесенный свитер и сказала:
- К сожалению, я не могу тебе помочь, но я хочу помолиться за тебя Богу, Который может все.
- Хм, - хмыкнула Наташа, - какое Ему до меня дело? Что Ему заняться больше нечем, как помогать такому никчемному человеку, как я?
- Ну, что ты? – Луиза погладила ее по голове. – Бог очень любит тебя, ведь это Он дал тебе жизнь. И Его Отцовское сердце болит, глядя на тебя сейчас. Он очень хочет тебе помочь. Надо только попросить Его об этом.
- Попросить Самого Бога? – Наташа приподнялась на локоть. – Но как?
- Давай вместе помолимся, - предложила Луиза, - ведь Он единственный, Кто может изменить твою жизнь.
- Чудес не бывает, - послышался хриплый голос с соседней подстилки.
- Бывает. Надо только верить, - сказала Луиза.
Она встала рядом с Наташей на колени и взяла ее за горячие руки. Они склонили головы и стали молиться, прося у Бога прощения и помощи. По бледному Наташиному лицу потекли слезы, но она даже не пыталась их вытирать. А когда она открыла глаза, то Луиза удивилась их небесной синеве. Это, наверно, от слез, решила она.
Больше Луиза Наташу не видела. На следующий день ее не было на прежнем месте. Луиза подходила к кустам сирени еще несколько раз, но напрасно. И вот через несколько месяцев она услышала о ней снова.

- Ну, говори, говори, я слушаю, - Луиза заглянула в глаза собеседницы. – Где Наташа, что с ней?
- Представляете, - незнакомка заерзала на скамейке, - в тот же день, как Вы тогда с Натахой помолились, по нашему двору проезжал какой-то депутат. Так вот он Наташку увидел и на своей машине, огромной такой, ее в больницу отвез. Я с ними напросилась. Думаю, мало ли куда он ее увести собрался, да и помощь ей нужна была. Сама-то она совсем не могла ходить, и костылей у нее не было.
Так вот, этот депутат ее в горбольницу отвез, с завотделением о лечении договорился и все лекарства нужные купил. А на следующий день еще костыли ей привез и сказал, что все расходы за ее лечение возьмет на себя. Он потом ей еще и соки, и фрукты разные передавал, Наташка их есть не успевала. Все меня угощала. Я то ее часто наведывала.
- Ну, а я с ногой-то что, – перебила ее Луиза, - неужели отрезали?
- Да, Бог с Вами! – махнула рукой девушка. – Операцию ей сделали, потом лекарства дорогущие кололи: уколы, капельницы разные. Короче, рана зажила, как на собаке.
- А сейчас Наташа где?
- Да она там с одной санитарочкой пожилой подружилась. Так та на пенсию ушла и Натаху с собой в другой город увезла. Она теперь у нее живет. У нее-то своих детей нет, вот она Наташку и приютила, как родную. Обещала в училище ее устроить. Мы-то с Натахой после интерната учиться не стали. А теперь вот она сказала, что будет. А что? Еще не поздно, нам ведь по двадцать исполнилось, можно и поучиться…
- Ой, хорошо-то как! – всплеснула руками Луиза. – Здорово-то как все устроилось!
- Ага, повезло Наташке. А она все Вас вспоминала, да Бога благодарила. Теперь и я верю, что Он есть. А раньше думала, что чудес не бывает. А Бог вон для Натахи что сделал, такого богатея послал… Короче, повезло ей.
- Знаешь, что я тебе скажу, - улыбнулась Луиза, - когда встречаются две руки: одна дающая, а другая берущая, то еще неизвестно, кому повезло больше. А не думаешь ли ты, что Бог таким образом тому депутату милость Свою проявил. И санитарочка эта не останется Богом незамеченной. Ведь недаром же Иисус говорил, что кто принимает хоть одного из малых сих, Меня принимает. Так что у Бога есть план спасения для каждого.
- И для меня? – заглянула в глаза к Луизе незнакомка.
- И для тебя, конечно, - Луиза положила руку на ее ладонь.
- А Вы бы не могли и за меня тоже помолиться, чтобы Бог и мою жизнь изменил? – смоляные брови девушки встали домиком, умоляющий взгляд коснулся Луизиного сердца.
- Конечно, конечно, милая, мы с тобой сейчас помолимся. Тебя как зовут?
Комментарий автора:
невыдуманная история

0

8

.......................продолжение.............

Это Любовь!

Маленький скворушка, вылетевший недавно из гнезда, с интересом познавал окружающий мир. Он был очень любопытен. Каждый вечер птенец возвращался в скворечник и расспрашивал маму о том, что видел и слышал.
Однажды он спросил:
- Мама, а что такое Любовь? Я уже несколько раз о ней слышал, но никак не могу ее увидеть. Где она?
- Она повсюду, - ответила мама-скворчиха, - ты просто еще не научился ее распознавать.
- А ты меня научишь? - запрыгал по веточке скворушка.
- Конечно, научу, - улыбнулась мама. – Завтра внимательно запоминай все, что увидишь. А вечером мне расскажешь. Посмотрим, не встретишь ли ты Любовь?
- Но я еще мал и не могу далеко летать, - огорчился птенец.
- Чтобы встретиться с Любовью, не обязательно летать за три девять земель. Она везде, как воздух. Тебе не придется даже покидать двор!

На следующий день маленький скворушка был особенно внимателен. Он запоминал все, что видел, и с нетерпением ждал вечера, чтобы рассказать об этом маме.
Когда солнце стало клониться за макушки высоких деревьев на соседнем дворе, птенец вернулся домой.
- Ну что, - спросила его мама, - как прошел день?
- Я был очень внимателен, - нахохлился скворушка, но нигде не встретил Любовь.
- Может, ты ее не разглядел? Расскажи, что ты видел?
Птенец поудобнее уселся на ветке и начал свой рассказ:
- Я проснулся на рассвете. Ночь быстро отступала, но было еще прохладно. Я, было, пожалел, что выпорхнул из скворечника так рано, но тут Солнышко прикоснулось ко мне лучами, и мне стало тепло и радостно.
- Это Солнышко подарило тебе Любовь, - пояснила мама.
- Любовь? – удивился птенец.
- Да, каждое утро Солнце просыпается, чтобы согреть землю Любовью. А что ты увидел еще?
- Потом солнечный лучик разбудил Колокольчик на поляне под нашим деревом. Цветочек расправил зеленые листики и тряхнул бирюзовой головкой. Прекрасная мелодия разлетелась по всему двору. Он напевал удивительную мелодию, раскачиваясь на легком ветерке. Я не мог понять слов, но мне так понравилась его песенка, - оживился скворушка, - что я стал петь вместе с ним! Нашу песню подхватили другие птицы и цветы, и вскоре весь двор проснулся! Было так здорово!
- Это Колокольчик делился со всеми Любовью. А Любовь всегда несет радость.
- А потом к Колокольчику подлетела Пчела, и он угостил ее своей пыльцой. Пчелка унесла ее столько, сколько смогла, - рассказывал дальше скворушка.
- Из пыльцы получится мед, - пояснила мама, - который потом будут есть пчелы и люди. И все это благодаря Любви! Потому что Любовь всегда делится, она нежадная.
- Да, но после пришел мальчик и сорвал Колокольчик, - сказал птенец и посмотрел на маму печальный взглядом.
- И что он с ним сделал?
- Он сорвал еще другие цветы и подарил букетик маме, - продолжал рассказывать скворушка.
- И это тоже Любовь! – пояснила скворчиха. – Мальчик хотел обрадовать свою маму.
- А она, и правда, обрадовалась, - вытянул шею птенец. – Ее печальные глаза засияли, и потом она целый день была веселая и напевала песенки.
- Вот видишь, - улыбнулась мама- скворчиха, - Любовь всегда заботится о других!
- А как же Колокольчик? – поинтересовался птенец. – Я видел, что женщина поставила букет в вазу на столе, но ведь там Колокольчик быстро завянет?
- Что ж, ради счастья других Любовь приносит себя в жертву и делает это с радостью.
- Правда. Я видел в открытое окно, как Колокольчик продолжал напевать свою удивительную песню, а его аромат наполнял комнату. Похоже, он был счастлив.
- Чудесно! А что еще ты сегодня видел?
- Я видел, как этот же мальчик забрал рисунок у девочки из соседнего двора. Она просила его вернуть, а мальчуган убегал от нее, дразня изрисованным листком. Они бегали вокруг старого абрикоса. А потом он ей рисунок отдал, и они вдвоем разукрашивали картинки в беседке.
- И это – Любовь, - улыбнулась мама. – Он не хотел сделать девочке больно, потому что Любовь не мыслит зла. Просто мальчик не знал, как по-другому привлечь ее внимание.
- А к вечеру домой пришел папа этого мальчика, - продолжал скворушка. – Он был очень зол, от него дурно пахло, и он что-то кричал на маму. А потом даже выкинул в окно букет, подаренный сыном.
- А что мама? – заволновалась скворчиха.
- А она накормила его ужином и уложила спать. А когда тот заснул, женщина вышла во двор, собрала цветы и снова поставила их в вазу, - птенец нахохлил перышки и добавил, - Я уже не раз видел, как отец незаслуженно обижал и мальчика, и маму. Почему они это терпят?
- Потому что это – Любовь! А у нее долгое терпение, и еще она умеет прощать.
- А ты мне расскажешь еще, какая она – Любовь? – спросил птенец.
- Обязательно расскажу, - успокоила его мама. – Ты будешь встречаться с ней каждый день!

В это время солнце, окрасив небо оранжево-розовыми переливами, скрылось за горизонтом.
- А завтра Солнышко снова согреет нас Любовью? – спросил скворушка. – Так будет всегда?
- Всегда. Потому что Любовь никого не перестает!

0

9

Анют, мне очень нравятся рассказы М.Тихоновой, я еще дополню, ты ж не против?

Егоркины слезы

Егорка сидел на стульчике у окна и смотрел, как на ковре играли дети. Самому играть не хотелось. Сильно болело горло, глаза слезились, и кашель болью отзывался в груди.
- У-у, дорогой, ты я вижу, совсем разболелся, – подошла к нему воспитательница, – пойдем, я тебя к врачу отведу.
В медпункт Егорка ходить не любил, но сегодня спорить у него не было ни сил, ни желания. Поэтому он молча встал и положил горячую ладошку в руку мамы Гали. «Мамами» у них в детском доме звали всех воспитательниц. Конечно, в свои четыре года Егорка знал, что Галина Петровна никакая ему не мама, но так называть ее было гораздо приятнее. Должна же быть у ребенка мама, пусть и не настоящая!
В медпункте врач усадила его на кушетку и всунула под мышку холодный градусник. Затем она попросила его широко открыть рот и долго слушала грудь и спину через трубочку.
Сквозь какой-то туман полудремы Егорка слышал, как воспитательница выговаривала ему:
- Говорила же тебе: нельзя снег и сосульки есть, заболеешь! Так нет же – «они вкусные как конфетки»! Вот и получай теперь. Поедешь в больницу!
Последние слова вывели Егорку из полузабытья. В больнице он уже один раз лежал, в прошлом году. Там его заставляли глотать горькие таблетки и делали уколы. Но самое страшное было то, что там он никого не знал. Длинные коридоры, одинаковые палаты, из которых можно было выходить только на процедуры и строгие тети, которые всякий раз грозили уколом, если Егорка отказывался что-то сделать.
- Мама Галя, не надо меня в больницу! – Егорка спрыгнул с кушетки и обхватил воспитательницу. – Я больше не буду сосульки есть… Лучше здесь мне укол сделайте, только в больницу не надо.
Галина Петровна перевела взгляд на врача.
- Об этом не может быть и речи, – строго сказала та. – Иди за его вещичками, а я пока «скорую» вызову.
Воспитательница посадила Егорку на место и ушла. Он тихо плакал, поглядывая с надеждой на врача, но она что-то писала и не поднимала в его сторону головы. От плача вещи перед глазами стали расплываться. Егорка прилег на прохладную клеенку кушетки. Очнулся он, когда какой-то мужчина, пахнущий сигаретами, нес его к машине «скорой». Егорка выискивал глазами маму Галю, но ее нигде не было видно. Дверца захлопнулась, и машина рванула с места.
Егорка шмыгал носом и сквозь горячие слезы смотрел на усатого дядю в яркой красной куртке.
- Не реви, малек, – сказал он и, порывшись в кармане, достал Егорке конфету. – Все будет хорошо. Ничего страшного.
Такому большому, с усами, может, и не страшно, Егорка передернул плечами, а вот у него уже от страха ноги дрожат.

И было от чего. Сначала его поселили в палату, где кроме него никого не было. И от этого Егорке стало не по себе. Потом пришла большая толстая тетка с черными волосиками под носом и на бороде и больно уколола ему пальчик. С брызгами крови у Егорки брызнули и слезы.
- Не реви! – приказала тетка. – А то укол сделают.
Укола Егорка боялся, поэтому сразу же перестал плакать. Он вытер рукавом пижамы глаза и старался не моргать, чтобы не было видно подкатывающих слез. Но они потекли через нос, отчего Егорка часто шмыгал и украдкой вытирал нос пододеяльником.
Он лежал тихо и мечтал лишь о том, чтобы все про него забыли, и он смог просто поспать.
Но толстая тетка его обманула, и скоро в палату зашла медсестра с капельницей.
- Я не плачу, не надо мне укол делать, – сказал Егорка, и прозрачные капельки заблестели на кончиках его ресниц.
- Ничего не поделаешь, дружок, заболел – надо лечиться. Лежи тихо и рукой не шевели, а то иголка выпадет, придется еще раз колоть.
Егорка со всей силы зажмурился, когда она больно уколола его в руку. Горячие струйки потекли по его щекам.
Он лежал и смотрел, как капает в капельницу прозрачная жидкость: кап-кап. Кап-кап – капали слезы на шею и стекали за воротник пижамы.
Очнулся Егорка ночью. В палате было темно, но сквозь небольшое окошко над дверью из коридора падал свет. В полумраке пустые кровати и тумбочки были похожи на сказочных чудовищ. Мурашки пробежали по мокрой спине. Капельницы в руке не было, но место укола болело. Егорка потер руку и встал с кровати. Она противно скрипнула, тени на полу качнулись. Нащупав ногами тапочки, Егорка пошмыгал в коридор. Яркий свет ослепил глаза, и он прикрыл их рукой.
- Ты чего, дружок? – подошла к нему постовая медсестра.
- Я писать хочу, – Егорка глянул на нее в щелочку приоткрытых глаз.
- Пойдем-пойдем, у тебя под кроватью горшок стоит. Я же тебе говорила. Ты что, не помнишь?
Егорка мотнул головой. Медсестра провела по его слипшимся волосам, спине.
- Как же ты вспотел, мокрый весь, как мышонок. Давай заодно и переоденемся.
Пока Егорка сидел на горшке, она стянула с него мокрую пижаму и разложила ее на батарее.
- За ночь высохнет, а мы пока тебе рубашечку с колготами оденем, мышонок ты наш, – ласково приговаривала она, доставая из Егоркиного пакета вещи.
Когда она ушла, Егорке уже не было так страшно. Он представил себя маленьким мышонком в норке, укрылся с головой одеялом и сладко заснул.

Разбудил его грохот ведра и швабры. Егорка распахнул глаза. В палате было солнечно. Санитарка – маленькая кругленькая женщина с выбившимися из-под косынки седыми волосами – елозила шваброй по полу.
- О-о! а это что? – кивнула она на пижаму на батареи. – Обоссался? Ай-ай-яй! Этого еще мне не хватало.
Уголки Егоркиных губ поползли вниз. Как она так могла подумать?
- Я уже большой, – хотел оправдаться он.
- Вот-вот, – перебила его санитарка, – большой, а в постель прудишь. Снимай скорее свое барахло с батареи, пока доктор не пришел.
Егорка схватил теплую пижаму и запихнул под подушку. С глупой санитаркой больше он разговаривать не собирался. Подперев щеку кулачком, он уставился в окно. С третьего этажа больничный двор был как на ладони. Ветер гнал по асфальту поземку, закручивал белые спиральки. Большой деревянной лопатой дворник счищал снег в кучи на клумбах.
Я больше никогда не буду есть снег и лизать сосульки, пообещал сам себе Егорка.
- Доброе утро, мышонок, – в палату зашла знакомая медсестра. – Давай мерить температуру, а то скоро врач придет.
Егорка поудобнее уселся на подушку и зажал под мышкой градусник. Она хорошая, думал он, наблюдая, как молоденькая медсестра аккуратно складывает его вещи в пакет. Вот бы она была моей мамой…

Врач назначил Егорке уколы и таблетки.
- Не хочу уколы, – захныкал Егорка.
- А вот плакать тебе нельзя, – погладил его по голове доктор. – Чем больше будешь плакать, тем дольше будешь болеть. А значит, и уколы дольше колоть будут.
Егорка притих. Не плакал он и, когда незнакомая медсестра сделала ему болючий укол. Горькие слезы полились лишь, когда за ней закрылась дверь, и Егорка остался в палате один. Но тогда ведь этого никто не видел, а значит, можно было и всплакнуть. Если бы у меня была мама, думал Егорка, она бы меня никогда сюда не отправила. Она бы поцеловала меня на ночь и спела песенку, а утром я бы был совсем здоров.
К вечеру у него опять поднялась высокая температура. Вжавшись в подушку, он наблюдал, как в палату подселяют новенького мальчика. Ему повезло – с ним была бабушка. Она хлопотала над ним, что-то выспрашивала у медсестры.
- Вы тут за сиротой из детдома присматривайте, ладно? – попросила медсестра, выходя из палаты. Она кивнула в сторону молчавшего Егорки.
- Конечно-конечно, не переживайте, – всплеснула руками бабушка.
Когда дверь за медсестрой закрылась, она подошла к Егорке.
- Ну, и как тебя зовут?
- Егорка.
- А меня зови просто «бабушка». Договорились?
Егорка кивнул.
- Ба-а, – раздалось с угловой кровати.
- А это мой внучок, Дениска, – кивнула бабушка в его сторону. – Будем вместе выздоравливать.
- Угу, – согласился Егорка и погрузился в беспокойный сон.

Проснулся он от плача Дениса. В этот момент медсестра делала ему укол, а он извивался на кровати, как змея и кричал со всей силы. С помощью бабушки укол ему все-таки сделали.
Егорка весь сжался – безжалостная медсестра направлялась к нему.
- А вот Егор у нас молодец, – сказала она Денису, – уколов не боится. Настоящий солдат!
Тяжелый вздох вырвался у Егорки, когда он поворачивался на живот. Чтобы не разреветься, он уткнулся лицом в подушку.
Медсестра уже давно ушла, а Дениска все продолжал хныкать. Егорка нашмыгнул тапки и подошел к его кровати.
- Ты в следующий раз лучше не реви, – сказал он Денису, – а то вместо укола капельницу сделают. А это похуже будет.
- А тебе что, делали? – Дениска провел рукавом под носом.
- Делали, – Егорка чуть приподнял подбородок. – Плакать не надо, а то придет тетка с усами и бородой. Знаешь, как она больно колется?
- Ну что, Дениска, не будешь больше плакать? – спросила бабушка.
- Не буду, – буркнул Денис.

А потом принесли завтрак. Егорка посмотрел на серую кашу и бледный чай и отвернулся к окну. Есть не хотелось.
- Я не буду это есть! – озвучил его мысли Дениска.
- Хорошо. Тогда съешь кашку, что нам мама передала, – сказала бабушка и поставила на тумбочку банку с гречневой кашей. – Поешь, пока теплая!
Денис отвернулся к стенке.
Егорка тоже не любил гречневую кашу, но ее никогда для него не готовила мама. Мамину кашу он бы съел. Егорка не мог оторвать взгляд от банки с кашей.
- Будешь? – спросила его бабушка.
Он пожал плечами.
- Что, не любишь?
- Не знаю, я мамину кашу никогда не ел.
- Тогда давай попробуешь.
Бабушка вылила из тарелки серую жижу в раковину и наложила Егорке гречневую кашу. Она была с маслом и сахаром. Раньше Егорка не замечал, чтобы гречка была такой вкусной.
- Я тоже буду, – сказал Дениска, посмотрев, как Егор быстро работает ложкой.
- Спасибо, – Егорка отодвинул пустую тарелку.
- А тебе что, мама кашу не варит? – спросил Дениска с полным ртом.
Егорка покачал головой.
- Не умеет? – Дениски брови приподнялись «домиком».
- Просто у меня мамы нет, – вздохнув, Егорка отвернулся к окну.

А у Дениски мама была веселой и красивой. Она пришла в палату вечером.
- Мамочка! – кинулся ей на шею Денис.
Она поцеловала его и бабушку и стала выкладывать на тумбочку разные вещи. Егорка как загипнотизированный следил за ее волосами, которые белыми спиральками раскачивались в такт движений.
- Держи! – вдруг она развернулась и протянула Егорке небольшой оранжевый мячик.
Егорка подставил ручки.
- Бери-бери, это вкусно! – улыбнулась Денискина мама.
Егорка одернул руки и спрятал их за спину.
- Чего ты? Бери, это очень вкусно. Не стесняйся!
Что она, шутит что-ли, думал Егорка, разве мячики едят? Он внимательно посмотрел на яркий мяч, который Денискина мама положила на тумбочку. Женщина снова суетилась возле кровати Дениса, и на Егорку, похоже, никто не обращал внимания.
Может, это такое яблоко, подумал Егорка и потянулся к тумбочке. Но это было не яблоко. Точно. Яблоки Егорка ел, правда, их почему-то разрезали на половинки, но их то он мог узнать. Егорка покрутил незнакомый «мячик» в руках. Любопытство пересилило страх, и он попытался откусить маленький кусочек. Шкурка была жесткой и твердой. В рот прыснули кислые брызги. Егорка высунул язык и вытер его пододеяльником. Кислятина!
Спрыгнув с кровати, он босиком на цыпочках подошел к Денискиной тумбочке и положил на нее надкусанный «мячик».
- Ты чего? – спросила бабушка.
- Не вкусно, – Егорка опустил взгляд.
- Как же так? Все дети любят апельсины, – пожала плечами Денискина мама. Она взяла Егоркин апельсин и заглянула Егорке в глаза: – Ты что не знаешь, как его почистить?
Егорка молчал.
- Это же легко! – Денис выхватил из маминых рук апельсин и стал ловко счищать с него толстую кожуру. – Видишь!
Егорка внимательно следил за ловкими руками нового друга.
- Теперь можешь есть! – Денис протянул ему почищенный апельсин.
Егорка вернулся в кровать и стал смаковать апельсин, не спеша отламывая дольку за долькой. Он, действительно, был очень вкусный!
Вскоре Денискина мама ушла, но обещали приходить каждый вечер.
А ночью Егорке снились апельсины…

Как-то в тихий час, когда бабушка дремала, а Денис игрался машинкой, Егорка глядел в окошко.
- А чего ты там все время высматриваешь? – спросил Дениска.
- Я маму свою смотрю, – не поворачивая головы, ответил Егорка. – Вдруг она по двору проходить будет и меня в окошко увидит.
- Так у тебя же нет мамы?
- Есть, просто я потерялся, – Егорка повернулся и оперся спиной о теплую батарею.
- Как это потерялся? – Денис округлил глаза и отложил машинку в сторону. – Расскажи, а?
- Это всё аист виноват, – нахмурился Егорка.
- Как это? Какой еще аист? – наклонился вперед Дениска.
- Как «какой»?! Который детей родителям приносит. Нам нянечка рассказывала! Я когда это узнал, сразу понял, что мой аист заблудился и принес меня не туда, а к другой тете.
- И что? – шепотом спросил Дениска.
- Вот она меня в детдом и отдала, – развел руками Егорка. – Ей то ребеночек был не нужен!
- Вот это да, – выдохнул Дениска. – И что теперь?
- Теперь моя мама ходит и ищет меня везде. Может быть и сюда зайдет. А однажды она придет к нам в детский дом и заберет меня оттуда.
- А вдруг она тебя не узнает? – привстал Дениска.
- Тогда я ее узнаю! – подпрыгнул на пружинистой кровати Егорка. – Это же моя мама!
- Чего расшумелись?! – открыла глаза бабушка. – Спать ложитесь – тихий час!
Егорка занырнул под одеяло. Надо скорее выздоравливать, вдруг мама придет в детдом, а меня там нет.

Но как он ни старался поправиться поскорее, первым из больницы выписали Дениса. «Дома он быстрее окрепнет», - уговаривала врача Денискина бабушка. На его место в этот же день положили другого мальчика. Но он уже ходил во второй класс и сказал, что с такой «малышней», как Егорка, дружить не хочет.
Егорка не очень-то обиделся, потому что у него была машинка, которую ему перед выпиской подарил Денис. Егорка возил ее по подоконнику, строил гараж под подушкой, и ему было не скучно.
А скоро и его выписали из больницы.
- Собирайся, я за тобой! – зашла в палату Галина Петровна.
- Мама Галя! – кинулся к ней Егорка.

В группе за его отсутствие ничего не изменилось. Егорка всем показывал новенькую машинку и хвастался, что у него теперь есть друг Денис. Но через несколько дней это было уже никому не интересно.
Егорка любил играть подаренной машинкой. Он часто возил ее по подоконнику и смотрел во двор, не идет ли за ним мама. Иногда он всматривался в небо. Ему так хотелось увидеть там аиста. Может, он вспомнил, где его, Егоркин, настоящий дом?

Однажды, когда он катал любимую машинку по ковру, дверь открылась, и в группу зашел незнакомый мужчина. Вслед за ним в комнате появился Дениска с мамой.
- Денис! – подскочил Егорка. Он обвел взглядом детей и воспитательницу. В группе воцарилась тишина: – Это мой друг, что мне машинку в больнице подарил!
Егорка подбежал к другу и схватил его за руку.
- Привет! – расплылся в улыбке Денис. – Только я теперь тебе не друг, а брат! Мы тебя с мамой нашли. Понял?!
Нашли? С мамой? – сердечко застучало в ушах громкими молоточками.
- Это правда? – Егорка перевел взгляд на маму.
- Правда, – она наклонилась и раскрыла объятья.
Егорка обхватил ее за шею и заглянул в глаза. Как он раньше этого не замечал! У нее были такие же, как у него голубые глаза.
- Ты моя, настоящая, я тебя узнал, – Егорка прижался к маме мокрой щечкой.
- Не плач, мой хороший, не плач. Теперь все у нас будет хорошо.
- Ты меня больше не потеряешь? – от этой мысли по Егоркиной спине побежали холодные мурашки.
- Ну что ты? Никогда! – мама крепче прижала его к себе. – Я же тебя так долго искала.
- А как ты догадалась, что я твой? – Егорка слегка наклонил голову и провел пальчиком по черным полосочкам, появившимся на маминых щеках.
- Это мне Дениска подсказал, – улыбнулась мама.
- Братик, – Алешка посмотрел на стоящего рядом брата.
- А это наш папа, – сказал Денис и взял отца за руку.
- У меня что теперь и папа будет? – распахнул глаза Егорка.
- Ага, – кивнул Дениска. – А еще тебя дома бабушка ждет. Знаешь, какие она для тебя пирожки вкусные напекла: и с вишней, и с мясом! Пальчики оближешь.
Егорка слушал, не отводя глаз от мужчины. Надо же, теперь у него будет мама, папа, а еще и брат с бабушкой!
- Ну, здравствуй, сынок! – мужчина взял его с маминых рук и прижал к себе.
- Ты мой папа, да? – Егорка провел ладошкой по щетинистой щеке. Колючая. Погладил коротко стриженые волосы. Настоящие. Почему-то вспомнился Дед Мороз, у которого белые кудряшки все время съезжали на брови, а борода и вовсе была на резиночке.
- У меня «настоящий» папа! – крикнул Егорка детям, которые обступили их со всех сторон. – Я же говорил, говорил, что меня найдут!
- У тебя теперь все будет «настоящим», только не плач, – сказал папа и вытер Егоркины слезки, которые продолжали течь с глаз.
- Пап, мам, пошли домой! – заныл Дениска. – Мне еще надо Егорке все игрушки показать.
- Сейчас пойдем, только раздадим детишкам гостинцы, – сказал папа и поставил Егорку на пол.
Он взял у двери два больших пакета, в которых были апельсины и еще какие-то фрукты, название которых Егорка пока не знал.

Егорка смотрел, как Денис раздает детям угощения, а сам крепко держался одной рукой за папу, другой за маму. На всякий случай, чтобы больше не потеряться…

0

10

Ложь во благо

Вот уже два часа, как дочка закрылась в своей комнате и не отзывается на мои слова. Два часа назад рухнул мир нашей маленькой семьи…
Хотя был ли он, мир? Всю жизнь я жила в страхе, что рано или поздно это случится. В страхе и вранье.
Но сегодня правда вышла наружу, как я ни старалась ее спрятать, как я не откладывала этот день. Дочка нашла в документах свидетельство своего рождения и увидела в графе «Отец» прочерк.
Я как раз зашла в комнату, когда она внимательно изучала этот документ.
- Получается, ты мне все время врала? – подняла она на меня глаза полные слез. – Никакого отца у меня и в помине не было! Да ты и замуж-то никогда не выходила…
- Подожди, доченька, я тебе сейчас все объясню, – взмолилась я.
- Врунья! – крикнула она мне в лицо. Я отшатнулась, как от плевка: – Ты всю жизнь меня обманывала! Из-за тебя и я вруньей стала!
- Давай сядем и спокойно обо всем поговорим, – предложила я.
- Опять врать мне будешь? – сверкнула она глазами. – Хватит! Слушать тебя больше не желаю!

И вот уже два часа, как она заперлась в своей комнате. Сначала я слышала ее плач, и сама рыдала за дверью, умоляя меня впустить. А теперь в комнате было тихо. Интересно о чем она сейчас думает? Может быть об отце?
Впервые она спросила меня о нем, когда ей было три годика. Я тогда отдала ее в садик. Через несколько дней, увидев, что за другими детьми приходят отцы, она спросила:
- Мамочка, я ко мне в садик папа придет?
- Папа? – переспросила я, почувствовав, как сильно застучало мое сердце.
- Ну да, папа. Воспитательница сказала, что у всех детей папа есть.
Я молчала, лихорадочно соображая, что ей сказать.
- А мой папа сейчас где? Он когда приедет? А он меня будет в садик водить? – сыпала вопросы моя почемучка.
- Твой папа сейчас далеко. Он военный! Охраняет нашу Родину. Это очень ответственное дело, поэтому он и не может к нам приехать, – выпалила я первое, пришедшее на ум.
- А давай мы к нему поедем, – предложила дочурка. – Он, наверно, за нами соскучился.
- Нам к нему нельзя, – засуетилась я. – В армию женщин и детей не берут. А он сам к нам приедет. Когда сможет…
Она тогда успокоилась, и я надеялась, что забыла наш разговор. Но через несколько дней, когда мы гуляли на детской площадке, мимо шел мужчина в военной форме. Увидев его, дочурка спрыгнула с качели и с криком: «Ура! Папочка приехал!» кинулась ему на шею. Мне пришлось буквально отдирать ее от перепуганного мужчины и врать, что дочка обозналась.
Больше таких эксцессов не было. Я старалась уделять ей больше внимания. Все для нее: и время, и деньги. О личной жизни не могло быть и речи. Как бы я объяснила дочке свидания с каким-то «дядей»?

Второй раз серьезно об отце она заговорила, когда пошла в школу. Новые знакомства, новые вопросы.
- Все дети знают своего папу, а я нет, – плакала она. – Когда он приедет?
- Он сейчас не может, – я гладила ее по волосам, придумывая очередную ложь. – Твой отец был ранен в бою. Он сейчас в госпитале лежит, а когда его выпишут, он сразу к нам и приедет.
- Навсегда? – всхлипывала дочь.
- Конечно навсегда. Раненых из армии увольняют.
На какое-то время она перестала меня спрашивать об отце. Зато сама рассказывала в школе и во дворе о папе-герое, который охраняет Родину и даже имеет три медали за храбрость…
А в третьем классе она сказала:
- Мама, мы на 23 февраля газету для пап делаем. Учительница велела всем папины фотографии принести. А еще она спросила, может ли мой папа рассказать о службе в армии?
- Что? – я присела на край табуретки. В голове потемнело, язык прилип к небу: - Ты что? Какие фотографии, какой папа?
- Понимаешь, я же в классе рассказывала, что мой папа военный и даже в госпитале лежал из-за ранения, что он у меня герой…
Я кусала сухие губы, судорожно соображая, как выпутаться из ситуации.
- Я же им не говорила, что папа к нам еще не приехал, – продолжала дочь. – Так ты мне дай хотя бы его фотографию. Ведь у тебя же есть где-нибудь, в документах?
- Нет! – подпрыгнула я. – У меня нет никаких фотографий. Скажи в классе, что твой папа умер. Погиб смертью храбрых, выполняя свой долг. И все фотографии его сгорели.
- Когда погиб? Как сгорели? – дочь смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
И только тогда я поняла, что наделала, и что с перепугу наговорила.
- Понимаешь, я не хотела тебя расстраивать. Ты тогда маленькая еще была, – я взяла дочку за руку, она дрожала: - Помнишь, я тебе говорила, что папа ранен. Вот он тогда и умер. А я тебе не сказала… А фотографий у меня и, правда, нет. Я же тебе раньше еще об этом говорила.
Дочка попыталась еще расспросить меня об отце, но я остановила все вопросы, сказав, что мне больно об этом вспоминать. Отчасти это было правдой.
Мне действительно было больно вспоминать про ее отца. А точнее, так мне и вспомнить было нечего. Я даже не помнила, как он выглядел. За столько лет его лицо стерлось из моей памяти. И лишь, глядя на дочь, которая совсем не была на меня похожа, я с трудом воссоздавала в памяти образ ее отца. Что и не удивительно. Ведь я видела его всего три раза.
Сразу после поступления в техникум я приехала к бабушке в деревню. А там студенты были на практике. Мы познакомились с ее отцом в первый же вечер на дискотеке. Взрослая жизнь уже вскружила мне голову: выпускной звонок, чужой город, экзамены в техникум. Впереди была самостоятельная жизнь в общежитии, вдали от родителей. Уже от одного этого голова хмелела. Я чувствовала себя взрослой и самостоятельной. Вот и решила на третьем (да и, пожалуй, последнем) свидании в своей жизни попробовать «взрослую» жизнь целиком. А утром мой кавалер уехал, и больше его я не видела. О том, что беременна я узнала не сразу, лишь, когда на уроке физкультуры потеряла сознание. Раньше мы никогда не говорили на эту тему с мамой. Я была такой наивной девчонкой, думающей, что дети рождаются только по большой любви при обоюдном желании родителей.
Вот таким позором окончилась моя игра во взрослую жизнь. Это сейчас я заочно окончила институт, имею хорошую работу, обожаю дочку. А тогда? Тогда я вернулась к родителям в страхе, что отец выгонит меня из дома. Я уговаривала маму помочь мне избавиться от ребенка, и если бы не папа, не было бы сейчас у меня дочурки. Это он запретил мне делать аборт. Он знал, чем могло для меня это закончиться. Папа. Он понял и простил меня. И внучку любил сильно. Вот только не долго ему довелось радоваться малышке. Чувство вины, что не уберег меня от беды, что допустил в нашем роду безотцовщину подорвали его сердце.
Я буду винить себя в его смерти до конца дней.
Мама меня в этом не упрекает. Но с тех пор, как папа умер, между нами пробежал холодок. Мы уже не можем быть так близки, как раньше.
Дочурка – единственное сокровище, которое у меня осталось.
И пусть ее появление принесло мне много боли и слез, дороже ее для меня нет никого. Я оберегала ее как могла. Пусть мне приходилось ради этого врать, но это же ради ее спокойствия, ради мира в нашем доме. Это была ложь во спасение!
Конечно, я сочинила ей сказку о папе-герое. Но не могла же я ей сказать, что отец даже не представляет о ее существовании?! Я то знаю, как важно ребенку иметь отца. У меня был замечательный папа, и я хотела, чтобы у моей дочки тоже был отец. Пусть вымышленный, пусть она его никогда не увидит, но главное, чтобы дочка знала, что она такая же, как все дети. И у нее есть отец, который ее любит.
Она жила в ожидании встречи. А я знала, что когда-нибудь правда принесет ей боль. Но я надеялась, что дочка сможет меня понять и простить. Может, и сможет, потом, когда сама станет мамой. А сейчас ей всего тринадцать. В этом возрасте так важна правда. Во всем!
А как мне объяснить всё, ведь ей только тринадцать?
Нет-нет, уже тринадцать! Дальше врать я не хочу и не могу. И так столько лет прожила под страхом разоблачения. Всё! Сегодня же я расскажу доченьке правду, такой, какая она есть. И пусть мне будет стыдно за свое легкомыслие, сломавшее ни одну судьбу. Пусть мне будет больно признаться в своих ошибках, но дочка должна о них знать. Обязательно. Надеюсь, это поможет ей не наделать таких же ошибок в своей жизни.
Я надеюсь, она меня поймет и простит, ведь я же люблю ее.
Мы все имеем право на ошибку и право начать жизнь сначала.
Сегодня у меня начнется новая жизнь. И теперь никакая ложь не будет стоять между мной и моим ребенком.

0

11

Обычное дежурство

Сергей откинулся на кресле, вытянул затекшие длинные ноги и смачно хрустнул суставами рук. Дежурство за пультом «Службы «02» было делом не трудным, но имело и свои издержки.
Сергей покосился на электронные часы на пульте. Время близилось к полуночи. Час пик – с семи вечера до двенадцати ночи – заканчивался. За долгие годы работы было замечено, что именно в это время в городе вспыхивали преступные действия. Соответственно и кнопочки большого серебристого пульта в это время чаще загорались салатными огоньками, настырным звонком оповещая об очередной беде.
Сегодня был день, как день – один из многих. Обычное дежурство. Злополучный «Час пик» принес одно убийство на бытовой почве, угон автомобиля, три грабежа, ну и еще мелочь в виде пьяных драк.
Сергей еще раз прохрустел суставами и потянулся за кроссвордом. Можно и расслабиться, решил он. Поигрывая авторучкой, он уже отгадал три слова по горизонтали и одно по вертикали, когда пульт снова ожил. Маленькая лампочка мигала ярким огоньком, а громкий звонок бился о стены небольшой комнаты.
- Милиция! – гаркнул Сергей, раздосадованный, что нужное слово, вертевшееся на кончике языка, вмиг вылетело из головы.
- Милиция? Милиция! Срочно приезжайте к ресторану «Три пескаря»! Тут на девушку хулиганы напали! – кричал в трубку женский голос.
- А вы откуда знаете? – спросил Сергей, выискивая глазами в кроссворде, как был поставлен последний вопрос.
- Я в соседнем доме живу. А она так кричит, что я даже проснулась.
- Как фамилия?
- Девушки?
- Ваша. Как ваша фамилия? – переспросил Сергей и пододвинул к себе журнал дежурств.
- Да при чем тут моя фамилия?! – голосила женщина. – Пока вы записывать будете, девушку убить могут! Пришлите скорее наряд в скверик возле ресторана!
Женщина бросила трубку, а Сергей снова потянулся к кроссворду.

Стеклянная дверь без шума отодвинулась, и в комнату вошел водитель.
- О, Степаныч, подскажи, как апельсиновый «лимонад» называется? Вот только что вертелось в голове, а из-за последнего звонка вспомнить никак не могу.
- Что, что-нибудь серьезное случилось? – спросил пожилой водитель и опустил уставшее тело на свободный стул.
- Та, - махнул рукой Сергей, - девка возле ресторана вопит. Сначала пьют, гуляют в кабаках с мужиками, а потом, когда те расплаты требуют, голосят. Невинность из себя строят! Поломается – перестанет!
- Да-а, молодежь пошла… - покачал головой Степаныч.
- Так следить надо! – отодвинул кроссворд Сергей. – Я вот своей Лизке поблажек не даю, хоть ей и восемнадцать уже. Куда, с кем, зачем? – все выспрошу, прежде чем отпустить. Вот, например, на сегодняшний День Рождения подруги неделю у меня отпрашивалась. Так я пока с той подругой не познакомился, не отпустил.
Трель телефонного звонка перебила разговор.
- Послушайте! Наряд до сих пор не подъехал! – кричал в трубку знакомый женский голос.
- А что, неужели вам до сих пор спать мешают? – спросил Сергей.
- Еще как мешают! Бедная девушка никак не может от хулиганов отбиться.
- А вы что возле окошка, значит, стоите и наблюдаете?
- Да нет! Мне из окошка ничего не видно, но зато слышно, как она кричит. Скажите, ваша машина когда подъедет?
- Наша машина на убийство выехала, освободится нескоро.
- Так что у вас на весь город одна машина? – захлебнулась словами женщина.

- Может, я сгоняю, посмотрю, пока свободен? – предложил Степаныч, когда Сергей повесил трубку.
- Тебе что делать нечего? – изогнул брови Сергей. – Сейчас в райотдел сообщу, пусть сами разбираются. А мы с тобой давай партейку в шахматы сыграем. Надеюсь, до утра никаких ЧП не будет…

Отработав смену, Сергей зашел в оружейку сдать табельное оружие. В окошко под потолком пробивались солнечные лучи. На полу мрачного тамбура белым пятном светился квадрат в «клеточку» от мощной решетки на окне.
Старший лейтенант принял у Сергея пистолет, проверил обойму и подал через маленькое оконце журнал для росписи.
- Как дежурство прошло? – спросил он, пока Сергей ставил в журнале закорючку.
- Обычное дежурство, - устало вздохнул Сергей, - бывало и хуже.
- Счастливо отдохнуть.
- Спасибо.
Сергей уже собрался выйти из оружейки, как зазвонил его мобильный телефон. Жена, понял он по звуку мелодии и насторожился. Просто так на работу она ему не звонила. Это было отшлифовано годами: звонить только в экстренных случаях!
- Что случилось? – вместо приветствия спросил Сергей.
- Сережа! Лизонька… Мне только что позвонили… из больницы! - голосила в трубку жена так, что даже старший лейтенант выглянул в окошко.
- Ну-ка, успокоилась! Быстро! – рявкнул Сергей.
Его крик метнулся по стенам и затих где-то под потолком. В оружейке повисла тишина.
- А теперь четко, без истерики, говори, что случилось, - сказал Сергей, чувствуя, как холодная дрожь пробежала по ватным ногам.
- Мне, мне только что позвонили из больницы, - всхлипывала жена. – Лизоньку нашли возле «Трех пескарей» сильно избитую и изнасилованную. Врач сказал, чтобы мы поторапливались, потому что она в любой момент мо-может…
- А-а-а! – взревел Сергей раненым зверем.
С сумасшедшими глазами он метался по маленькой комнате, стучал в бронированную дверь, требуя вернуть оружие.
- Дай пистолет, слышишь! – дергал он ручку мощной двери. – Старлей, Богом прошу! Очень надо!
Сергей метнулся к маленькому окошку, но оно оказалось закрыто.
- Убью гадов! Всех перестреляю! – стучал кулаками Сергей по стенке. – Из-под земли достану!
На шум прибежал Степаныч. Он прижал Сергея к стене, и когда тот опустился на пол и разразился рыданием, спросил:
- Ты чего разбушевался? Кого это ты убить решил?
- Себя! – резко ответил Сергей, встал и направился к выходу.
Комментарий автора:
Сейчас иду на похороны. У давней приятельницы зверски убили единственного сына.
Меня мучают вопросы: где была милиция? неужели никто не видел и не слышал?
И еще один: как бы себя повели люди, зная, что бьют их близкого человека?

Медведь на ухо наступил

(невыдуманная история)

Жила-была домашняя группа. Собрались там женщины примерно одного возраста, поэтому и нужды и интересы у них были похожие. А самое главное любили они попеть.
Встречались раз в неделю они с удовольствием. Прославляли Господа песнями, читали псалмы, молились. А потом за чайком разговоры разговаривали, о том, о сем.
Вот решили они однажды помолиться, чтобы Господь к ним в группу новых людей привел. Бог на их молитву ответил – пришел к них вскорости один брат. Глаза сияют, сердце горит для Господа – сразу видно недавно покаялся!
Стали сестры Бога песнями прославлять, ну и брат не отстает. Песенник перед собой держит, чтобы слова не перепутать, голос погромче напрягает, чтобы уж наверняка Бог услышал. Старается, выводит. Очень уж ему хочется Господу любовь свою показать.
А сестры между собой переглядываются, бровями водят, плечиками пожимают.
На следующий раз история повторилась. А на третий раз сестры возроптали: ну и голос, ну и слух. Медведь на ухо наступил, а туда же – песни петь! Только нам мешает Бога прославить как положено…
Потерпели они еще денек, а потом и говорят ему: Не обижайся брат, но тебе медведь на ухо наступил. Давай мы сами Богу петь будем, а ты помолчи лучше.
Брат промолчал, а на следующий раз не пришел. Сестры даже вздохнули с облегчением: наконец-то прославим Господа хорошенько, как в былые времена. Стали псалмы петь, а оно не идет, молиться начали, а слова в горле застревают. Ну да ничего, видно, день сегодня какой-то неудачный, магнитные бури…
Только и следующая домашняя группа прошла как-то скомкано, и последующая. Прошли между сестрами ссоры и разногласия. И поняли они, что нет больше на их собраниях самого главного – Божьего присутствия. Стали они к Богу взывать, просить, чтобы разъяснил им в чем дело.
И дал Он им видение: показал того самого брата, воспевающего к Нему громкогласно. И поняли сестры, как Бог-Отец радовался искреннему пению Своего сына.
И пошли они к тому брату прощение просить. Прости, говорят, это нам медведь на ухо наступил. Не услышали мы голос Духа Святого, тебя оскорбили и Бога обидели.
Брат их простил и в домашнюю группу вернулся. А вскорости стал петь в церковном хоре.

0

12

Милость или справедливость?
(Тихонова Марина)

Скорее бы конец смены, думала Ленка. Сегодня она чувствовала себя особенно пло-хо. С самого утра сильно кружилась голова, волнами накатывала тошнота, стоять возле грохочущего станка не было сил, так ныл живот.
Да, что со мною происходит… Надо будет к гастроэнтерологу сходить, мне еще язвы не хватало, продолжала она свои горькие мысли, переодеваясь в раздевалке. Нагнувшись за обувью, она вдруг почувствовала резкую боль, в глазах потемнело, и Лена потеряла сознание. Придя в себя, она увидела перепуганных девчонок, бледных, с широко откры-тыми глазами, которые суетились вокруг нее. Трое из них вызвались отвести Ленку в мед-пункт. Усадив ее на кушетку, они, перебивая друг друга, начали рассказывать фабричному врачу о том, что их подруга вдруг ни с того, ни с сего побледнела и грохнулась прямо на пол в раздевалке. Затем, забыв о Лене, девчата начали жаловаться на то, как они сильно перенервничали и просили врача померить у них давление и дать им что-нибудь успокои-тельное…
Врач, пожилая евреечка, выпроводила сердобольных подружек за дверь и присела на край кушетки.
- Ну-с, милочка, на что жалуемся, что болит? – спросила она и стала сверлить Ленку маленькими глазками, нещадно уменьшенными толстыми линзами очков.
- На живот, - прохрипела Лена, облизывая горячим языком пересохшие губы.
Уложив Лену на кушетку, врач стала осматривать ее живот.
- Да по тебе, милочка, можно скелет изучать. Худющая какая, вон все ребра видны.
Холодные костлявые пальцы, казалось, протыкали Ленку насквозь.
- Угу-угу, – что-то бормотала себе под нос пожилая женщина, смешно пожевывая верхнюю губу.
Она сгибала поочередно Ленины ноги, затем поворачивала ее то на один, то на дру-гой бок, залезла пальцами под самые ребра, отчего Ленка тихонько застонала.
- Угу-угу, – пробормотала ее мучительница и, дав команду одеваться, стала что-то записывать в журнал. Записав Ленины фамилию, имя и отчество, спросила: – Полных лет сколько?
- Сорок, – ответила Лена, заметив, как удивленно поползли вверх брови доктора, и маленькие глазки еще раз оценивающе осмотрели ее сверху донизу.
Лена не первый раз сталкивалась с такой реакцией. Ей никто никогда не давал её воз-раст. Маленькая, хрупкая она всегда выглядела минимум лет на десять моложе. Даже сей-час её со спины часто принимали за подростка. «Маленькая собачка – до старости ще-нок», – подшучивала Лена над своей внешностью. Зато она всегда была «своей» среди мо-лодежи. «Ну, какая она вам Ленка? – возмущалась начальница цеха, Елена Ивановна…» «Да, какая же она Ивановна, вы еще скажите, что она нам в мамы годится», – хохотали девчонки. Лена улыбалась вместе с ними, ей было приятно, что они относились к ней, как к подружке. Но глубоко, под ложечкой, сосало: «А ведь среди них могла быть и моя дочь…»
Врач все записывала что-то в журнал, продолжая задавать свои вопросы:
- Месячные идут нормально?
- Идут. Правда, последние пол года сбои какие-то начались. Но гинеколог говорит, что ничего страшного – небольшие дисфункциональные нарушения.
- Угу-угу. Проблемы со «стулом» есть?
- С чем-чем?
Врач продолжала задавать ненужные, по мнению Лены, вопросы. В конце концов, Ленка не выдержала и вспылила:
- Доктор, что Вы мне тут допрос какой-то устроили, лучше скажите, что со мной?
- Ну что ж, милочка, боюсь, что ничего утешительного я тебе сказать не могу. В брюшной полости явно прощупывается опухоль. Но где она: на кишечнике или в матке, тут сказать сложно. Здесь нужно хорошее обследование. Чтоб тебя туда-сюда не гоняли, советую сразу в онкологию обратиться. Там специалисты широкопрофильные, да и аппа-ратура современная.
Посмотрев на побледневшую, готовую опять грохнуться в обморок, Лену, доктор ос-тановилась:
- Ну что ты, милочка, может, самые страшные опасения и не подтвердятся… В конце концов это может быть обычная грыжа или миома… Но тянуть с визитом к врачу не сове-тую, дело серьезное. Видишь, до чего дошло, в обморок падаешь…

Лена, не спеша, шла по набережной, пиная первые опавшие листья. «Онкология», «раковая опухоль» – даже если бы не было сказано этих страшных слов, Ленке бы хватило «обычной грыжи» и «миомы», чтобы впасть в депрессию. Но теперь… теперь Ленка была просто в шоке. Битая не раз жизнью, она уже не ждала от нее ничего хорошего. Присев на пустую скамейку, она втянула голову в плечи, подсунула под себя ладони и, монотонно покачиваясь, направила, ничего не видящий, взгляд на бегущие воды реки. Трудно сказать, сколько она просидела в таком оцепенении. К реальности ее вернул мобильный телефон, который жалобно пищал и вибрировал у нее в сумочке, требуя, чтобы на него обратили внимание. В светящемся окошке было написано: «Игорек».
- Да, милый…
- Ленчик, ну ты где? Я уже ужин разогрел, салат сделал, слюной весь исхожу, а тебя все нет и нет, - как всегда шутил Игорь.
- Знаешь, ты меня сегодня не жди, я попозже приду.
- Что-то случилось, Ленчик, говори, не тяни, я же слышу…
- Случилось, но мы поговорим с тобой об этом завтра, а сегодня ни о чем меня не спрашивай. Ладно? Даже когда приду. Договорились?
- Хорошо. Ну, ты только не задерживайся. Я буду тебя ждать, – печальным голосом сказал Игорь и отключил телефон.

- Так, ну а теперь давай обсудим, что будем делать дальше, – сказало второе Ленкино «я», которое всегда появлялось в критических ситуациях. Лена не очень-то любила его выслушивать, потому что оно всегда было категорично и било в самую точку.
- А что тут обсуждать? – встрепенулась Ленка. – Откуда у меня может быть грыжа? Ничего тяжелого я не поднимала, не надрывалась… Миома тоже отпадает. Я месяца три назад у гинеколога была, так он ничего не видел. А вырасти так быстро она не могла, это только раковые клетки, как дрожжи, растут. Так что, все ясно – это конец! Только вот не пойму, за что мне одной столько испытаний в жизни, чем я их заслужила?
- И ты, действительно, думаешь, что не заслужила? А про пословицу, «Что посеет человек, то и пожнет», забыла что ли?
- Да-да, ты, как всегда, права… Права… Так мне и надо… А то ишь, двоих убила, а сама умирать не хочет… Не так давно у нас в стране по закону за убийство высшая мера полагалась. Это сейчас отменили, да зря, наверное. Око за око – это справедливо! Жаль только, что за аборты наказания не предусмотрено, а ведь это то же самое убийство. При-чем самое жестокое, потому что убивают совсем беззащитного… Вот и мой приговор ме-ня настиг…

Подискутировав сама с собой, Лена мысленно вернулась в свое далекое прошлое…
Когда она забеременела первый раз, ей еще не было и семнадцати – так она отметила свой выпускной в интернате.
- Может, оставишь, я тебе помогу, – уговаривала ее подруга Марина, с которой они вместе решили устроиться ученицами на ткацкую фабрику.
- Да ты что? Ни кола, ни двора, за душой ни гроша, да и папашка ни о каком ребенке слышать не хочет. Что я – дура, что ли?

Второй раз это случилось через год. Эх, не слушала она тогда Маринку, которая пре-дупреждала, что главному инженеру от нее только одного и надо… Ох, как же он испу-гался, когда Лена сказала ему, что ждет ребенка… Как засуетился… Сразу выяснилось, что и жена у него есть и сын имеется…
В общем, уговорил он ее от ребенка избавиться, а за это обещал ей с квартирой в ма-лосемейке помочь. Обещание, как ни странно, он сдержал, и на этом их отношения кончи-лись. Через четыре месяца Лена вместе со своей подругой, которой, как передовику про-изводства, тоже выдали ордер, переезжали в собственные квартиры. Небольшие, но от-дельные комнатки для детдомовских девчонок казались настоящими хоромами.
Жизнь налаживалась! Еще через годик Лена решила, что вот теперь-то можно было и ребенка родить. Да только сначала нужно было замуж выйти, удачно. И на примете под-ходящий жених оказался… На пять лет постарше, образование высшее, перспектива по работе, да и симпатичный… В общем, все бы хорошо, одно только смущало Ленку – То-лик встречался с Мариной, которая от него была без ума…
«Как ты можешь? Маринка ведь твоя единственная подруга, а парня и другого мож-но найти», - допекала Ленку совесть.
«И подругу можно, - парировала та в ответ. – Жизнь – штука жестокая. Каждый уст-раивается как лучше, и тут все средства хороши. А «другого» пусть Маринка ищет…»
Толик и опомниться не успел, как уже оказался в Ленкиной постели. «Маринка сама виновата, нечего мужика на голодном пайке держать», - оправдывалась Ленка перед сво-им вторым «я» – вечно оно вылазило в неподходящий момент со своими укорами….
Свадьбу сыграли, как полагается, чин-чинарем: и фата, и платье белое, и подарок от профсоюза – телевизор цветной. Живи и радуйся!
Да, правду, видно, люди говорят: «На чужом несчастье, свое счастье не построишь». Пять лет они с Толиком прожили, а детей у них не было. Где только Лена не лечилась, ку-да не ездила… Врачи лишь руками разводили: «Последствия абортов… Такое нередко бывает. Медицина бессильна…Увы, чудес не бывает…»
Толик «налево» похаживать стал, а когда его любовница забеременела, он быстрень-ко собрал чемоданы и уехал с ней куда-то на север. С тех пор ни слуху, ни духу о нем…
«Что с него взять, - хорохорилась Ленка перед девчонками на работе. – Ребенка и то дать мне не смог. Другого найдем, делов-то…»

И она искала… Сначала мужа, потом просто мужчину, от которого можно было бы родить. Но, увы, за 12 лет она не встретила ни того, ни другого. Отчаявшись, Лена поста-вила на своей личной жизни крест. Опустошенная, она перестала реагировать на компли-менты, перестала играть роль «охотницы», которая, первым делом, своим проницатель-ным взглядом оценивала мужчину, как мужа, или, как оплодотворителя.
Дом – работа, работа – дом. Иногда неторопливые прогулки по городу, театр. И все это в одиночестве. Увы, другую подругу Лена так и не нашла.

В один из дней, когда особо горько чувствовалось ее одиночество, Ленка, не спеша, брела по городу. Проходя через сквер, она увидела тетю Галю – уборщицу, которая рабо-тала у них в интернате. Она часто подкармливала Лену с Маринкой конфетами, припря-танными в кармане. И иногда, на каникулах, брала их к себе в гости. Тетя Галя сидела на скамеечке и кормила птиц хлебными крошками.
- Тетя Галя, здравствуйте! – обрадовалась Лена. – Вы меня узнаете?
- Ой, Леночка, ты ли это? Как же ты похорошела… Сколько же мы не виделись? – засуетилась старушка.
Лена присела на скамеечку, и они поцеловались. Что-то до боли родное и теплое всколыхнулось у Ленки в груди.
- А я поначалу все ждала вас с Мариночкой, думала, зайдете, попроведаете. Ну да ладно, я ж понимаю, что у вас, молодых, своих проблем хватает. Ты давай, рассказывай, как у тебя дела, как там Марина, – щебетала тетя Галя.
Ленка достала из пакета батон, который несла домой, разломала его пополам и про-тянула половинку тете Гале.
«Странное дело, - подумала она. – А ведь мне даже душу излить не перед кем. Нико-му-то я не нужна… Выходит, эта уборщица из моего детства, единственный человек, кому я, действительно, интересна».
Ничто так легко не вызывает слез, как самосожаление…
Бросая перед собой крошки, Лена стала рассказывать сердобольной старушке обо всем, что она натворила в своей жизни. Не успевая вытирать горьких слез, она жаловалась на судьбу, говорила, что не видит смысла своего существования…
Степенные голуби важно ходили от одного кусочка батона к другому. Между ними суетливо прыгали воробьи, стараясь выхватить лакомство. Птиц становилось все больше, а хлеба все меньше. К моменту, когда хлеб закончился, закончился и рассказ Лены.
- Тяжко мне, тетя Галя, совсем тяжко. Даже не знаю, что и делать, тупик какой-то, просто жить не хочется, – шмыгала носом Ленка.
- А ты, милая, в церковь сходи, у Господа прощенье попроси, помощи. Он милости-вый, все тебе простит… Глядишь, и жизнь наладится, – посоветовала старушка.

В эту ночь Лена долго не могла заснуть. «Глядишь, и жизнь наладится, – повторяла она слова тети Гали. – А, может, и, правда, чем черт не шутит?»
С утра пораньше Лена надела самую длинную юбку, какая у нее была, специально не стала краситься и, положив в сумку косынку, пошла в храм. Она обошла собор несколько раз, крутилась вокруг него до самого обеда, но войти, даже во двор, так и не решилась. Со стороны она наблюдала, как приносили крестить младенцев, затем подъехали венчаться молодожены, а Ленка чувствовала себя ненужной на этом празднике жизни.
«Богу, сейчас не до меня, – размышляла она. – Свадьбы, крестины – а тут я со свои-ми соплями… Не-е-е. В другой раз, на следующих выходных…»
Но на следующих выходных повторилась та же самая история. Какой-то страх мешал ей зайти в церковь. Собор казался ей таким большим, величественным, а она чувствовала себя такой грешной и грязной, что даже во двор войти считала себя недостойной.
«Я лучше в другую церковь схожу, которая поменьше, – оправдывалась она перед своей совестью, которая, появившись тут как тут, стала ее стыдить. – Бог, Он ведь везде… А там мне не так страшно будет. И лучше не в выходные, а в будни… Тогда людей мень-ше…»
«Вот завтра и пойду», - уговаривала Лена сама себя. Затем, вспомнив поговорку, что понедельник – день тяжелый, поправилась: «Нет, лучше во вторник. Во вторник – обяза-тельно…»

Во вторник, после работы, Лена направилась к маленькой церквушке, которая нахо-дилась в двух остановках от фабрики. Она шла пешком и переживала о том, что не знает какие свечки надо покупать, куда их ставить, и что при этом говорить. Вконец разнервни-чавшись, она села на скамеечку в скверике возле церкви. Ругая себя за какую-то детскую трусость, Ленка смотрела на золотой крест, возвышавшийся над куполом церкви. Поняв, что войти вовнутрь она так и не решится, Лена (почему-то шепотом, хотя ее никто не слышал) сказала: «Господи, если Ты везде, то, значит, и здесь меня услышишь?.. Да-да, я знаю, что виновата, но тетя Галя говорит, что ты милостивый, и сможешь меня простить. Если это правда, то прости, пожалуйста. Может мне тогда хоть капельку жить легче ста-нет…»
Лена еще долго что-то шепотом говорила Богу, сморкаясь в большую косынку…

А через какое-то время жизнь, как ни странно, действительно стала налаживаться… Нежданно- негаданно Лена познакомилась с Игорьком. Он был на четыре года младше, и поначалу ей льстило, что за ней стал ухаживать молодой, спортивного телосложения, да к тому же умный парень.
Ленка и не заметила, как была пленена его остроумием, юмором, и покорена его лас-кой и заботой. Но когда он сделал ей официальное предложение руки и сердца, Ленка взя-ла день на обдумывание. Раньше бы она прыгала от радости, хлопала в ладоши и кричала: «Да! Да! Да!» А сейчас… Сейчас она все хорошенько взвесила, подумала о том, что Иго-рек очень хочет детей, которых она ему дать не сможет, и, побоявшись повторения исто-рии, решила ему отказать. «Да и, правда, зачем расписываться, – оправдывала она себя. – Поживем, как все, а там видно будет. Вдруг он, как Толик, к другой убежит, когда узнает, что я бесплодна? Так хотя бы с разводом канители не будет…»
Объяснять Игорю причину своего отказа она не стала. Просто предложила пожить «гражданским браком». «А если ты забеременеешь?» – спросил Игорь. «Ну, если забере-менею, вот тогда и распишемся», - увернулась Лена.
Поначалу Игорь очень надеялся, что она забеременеет. Он внимательно следил за ее циклом, читал какую-то литературу, вел календарь. А Ленка молчала, боясь потерять его навсегда. Потом энтузиазм у Игоря попритих. И вдруг, как вспышка яркого света среди темноты, - задержка! Это было полгода назад. Две недели Игорь Ленку просто на руках носил и даже купил плюшевого далматинца для будущего ребенка. Но, как оказалось, зря радовался.
- Дисфункциональные нарушения, – вынесла свой вердикт врач. – Не переживайте, таблеточки пропьете, все и наладится.
- Ничего уже не наладится, – прошипела Ленка, швыряя рецепт в мусорное ведро. Вместе с рецептом туда же полетели последние надежды…

«А вот и финал дороги под названием «жизнь», - размышляла Лена, медленно шагая по темным улочкам в сторону дома. Она не торопилась и не боялась. Теперь ей было все безразлично...

Дома испуганный Игорь заглянул ей в глаза и хотел что-то спросить, но Лена закры-ла ему рот рукой:
- Ничего не спрашивай, мы же договорились.
- Ну, завтра-то хоть расскажешь?
- Да, завтра я тебе все скажу, после работы…
Отказавшись от ужина, Ленка залезла под одеяло и, отвернувшись к стене, сделала вид, что спит. Всю ночь она прислушивалась к чуткому сну Игоря, который не выпускал ее из своих объятий, как бы защищая от опасности. До рассвета Лена думала о том, как ей поступить, что сделать, чтобы не причинять любимому много боли.
Утром, как обычно, Лена вместе с Игорем вышла на работу. Но, посадив любимого на маршрутку, направилась в другую сторону. По дороге она позвонила начальнице и до-говорилась о том, что ее три дня не будет. Не прошло и часа, как Лена уже сидела на зна-комой скамеечке напротив маленькой церквушки и смотрела куда-то поверх золотого кре-ста.
«Ты не думай, что я обижаюсь, – говорила она Богу. – Что посеет человек, то и пож-нет, я это поняла. Это справедливо! И хоть тетя Галя говорила мне, что Ты милостивый, но я всегда считала, что справедливости в Тебе больше. А по-другому с нами нельзя… Нет, мне, конечно, очень страшно, Ты же знаешь, какая я паникерша и трусиха. И умирать совсем не хочется, только жизнь стала налаживаться… Ну да, ладно, видно, пришло время платить по счетам… Я Тебя только об одном попрошу: чтобы это все побыстрее кончи-лось, и чтобы Игорек этого не видел. Понимаешь, он ведь помочь не сможет, только стра-дать будет…»
Подумав еще минутку, Лена добавила: «Знаешь, последнюю волю умирающего даже люди выполняют, так что я на Тебя рассчитываю…» Кисло улыбнувшись, она быстрым шагом пошла по солнечной улице. Надо было еще успеть сделать много дел…

Купив в гастрономе тортик, Ленка направлялась к тете Гале. Нет, она, конечно, не собиралась расстраивать старушку своими новостями, просто ей очень захотелось ее уви-деть. Тетя Галя была всегда добра к ней, и Ленка чувствовала угрызение совести, что за столько лет она ни разу ее не навестила.
Дверь открыл незнакомый молодой человек и, удивленно посмотрев на Лену, сказал: «Так баба Галя уж год, как умерла…» Ошарашенная Ленка смотрела то на парня, то на тортик. Потом, как-то медленно, как в замедленном кино, протянула торт парню и чужим голом сказала: «Вот, помяните её…» Когда она была уже на другом лестничном пролете, паренек перегнулся через перила и спросил: «Девушка, а Вы кто?»
«Дура неблагодарная», – буркнула Ленка и побежала вниз по ступенькам.
«Не успела…Не успела», - хлюпала Лена носом и со злостью пинала опавшие ли-стья…

Ленка бегала, как ошпаренная, по квартире, собирая вещи Игоря. Решение было принято: сегодня она ему скажет, что им надо расстаться, потому что у нее никогда не бу-дет детей, о которых он так мечтает. «Главное быть решительной и не расплакаться, – уго-варивала она себя. – Так будет лучше…По крайней мере, ему». Впереди ее ждали боль-шие испытания, и пройти их она решила одна, не причиняя боль любому человеку.
«Одно дело – боль от того, что тебе предложили расстаться, а совсем другое – когда на твоих руках умирает близкий человек, и ты ничем не можешь помочь», – говорила Ле-на сама себе, запихивая в один пакет носки и нижнее белье. «Теперь достанем джинсы, рубашки, свиторки. Ой, главное бритву не забыть», – запихнув вещи в большую спортив-ную сумку, Ленка помчалась в ванную. Сгребая в кулек разные кремы, гели, флакончики, она с ужасом думала о зимних вещах, лыжах, гирях и компьютере. Как-то незаметно Игорь пустил корни не только в ее сердце, но и в ее квартиру… «Да, за один раз все не за-берет, – сокрушалась Лена. – Но чем реже мы будем видеться, тем лучше. Главное, чтобы он не узнал о настоящей причине, а то, ведь, не уйдет никуда».
Ленка взяла, купленного Игорем, плюшевого далматинца и, повертев его в руках, по-ставила назад на комод. Когда все необходимое было собрано и выставлено в коридор, Лена позволила себе немного всплакнуть… Затем она умылась, накрасилась и, надев на лицо фальшивую улыбку, стала дожидаться Игорька.
Она выпалила ему заранее заготовленную фразу и, не дав опомниться, выставила вместе с вещами на площадку: «За остальным на выходных придешь, и поверь, так будет лучше».

Выпив двойную дозу валерьянки, Лена легла в постель, зная, что все равно не уснет. Лежа с закрытыми глазами, она думала о завтрашнем дне.
Завтра она решила сделать то, на что уже много лет побуждала ее упрямая совесть – помириться с Маринкой. «Ну, и как ты это себе представляешь, - услышала она внутри себя ехидненький голосок. – Плюнула в душу, двадцать лет не появлялась, и тут нате, по-жалуйста…А не боишься, что тебя с лестницы спустят?» Но в этот раз Лена была на сто-роне своей совести: «Что будет, то будет, а я все равно пойду».
Да, действительно, после Ленкиной свадьбы подруги не общались. Марина перешла работать в другой цех, а через несколько лет и вовсе уволилась с фабрики. Но невидимым взглядом Лена наблюдала за Маринкиной жизнью со стороны… Та следом за ней выско-чила замуж за какого-то «очкарика», родила ему сына и дочь. А через несколько месяцев после своего развода, Ленка узнала, что и Марина тоже развелась. И хотя бывшие подруги жили в одном доме, виделись они, на удивление, редко. Да и то при встрече делали вид, что друг друга не замечают. Но завтра вечером, когда Марина придет с работы, Ленка ре-шила изменить положение вещей…
А с утра она хотела осуществить еще одно свое давнее желание – сходить в интер-нат, в котором прошло ее, нельзя сказать, что легкое, детство. И хоть Лена понимала, что, наверняка, не встретит там никого из знакомых учителей и воспитателей, ей все равно хо-телось прикоснуться к частичке своего беззаботного прошлого.

Утром Лена еще раз повертела в руках плюшевого далматинца и положила его в па-кет: «Какому-нибудь ребенку подарю, пусть играется, все толку больше будет…»
Затем она зашла в гастроном, купила несколько килограмм шоколадных конфет и отправилась и интернат.
Странно, за столько лет здесь, казалось, ничего не изменилось: те же клумбы, акку-ратно вскопанные старшеклассниками, те же турники, то же спортивное поле, на котором веселой стайкой гоняли мяч взъерошенные мальчишки. Девочки все так же прыгали через резиночку, кто-то сидел на дереве, кто-то играл в волейбол. На удобном пяточке, откуда было видно всех детей, собрались воспитательницы. Они делились друг с другом послед-ними новостями, краем глаза следя за своими воспитанниками. Немного помявшись, Лена подошла к ним: «Вот возьмите, пожалуйста, раздайте деткам, пусть полакомятся». Стоило Лене достать первый пакет с конфетами, как игры прекратились, и детвора окружила сво-их воспитателей. Протягивая ручонки, они с благодарностью смотрели на незнакомую те-тю, отчего Ленке стало не по себе. Так и не решившись достать игрушку, Лена поспешила удалиться, унося с собой искреннее «Спасибо».
Она обошла спальный корпус и решила заглянуть в свое «тайное место». Оно нахо-дилось между прачкой и забором, за большим кустом сирени. Там частенько прятались они с Маринкой, чтобы поиграть вдали от суетливых одноклассников и от «всевидящего ока» воспитателя. Ленка вдруг вспомнила, как они с Маринкой, обнявшись, и деля корку серого хлеба, сидели под вкусно пахнущей сиренью и мечтали о своем будущем, которое почему-то им казалось непременно счастливым, где сбудутся все их тайные желания…
Куст сирени за эти годы еще больше разросся и ввысь и вширь. Заглянув за него, Лена увидела мальчика, который что-то увлеченно собирал из конструктора.
- Ты что тут делаешь? – спросила Лена.
Рыжая голова поднялась, и на Лену посмотрели такие же рыжие глазки:
- Я тут играю.
- А почему один?
- Да ну их всех, они только дразниться и умеют… А это мое «тайное место». Я здесь дом строю, вот какой большой получается, - сказал малыш и показал Лене домик из ярких брусочков. – Я когда вырасту, буду в нем жить…
- А ты что ж один в нем жить будешь? – спросила Лена.
- Зачем один, я собаку себе куплю, а еще со мной будет жить моя мама…
Что-то вспомнив, Лена полезла в пакет и достала оттуда плюшевую собачку.
- Держи, - протянула она ее малышу. – Пусть она у тебя пока поживет.
Рыжая мордашка расплылась в восторженной улыбке: «Спасибо, какая красивая…» Мальчик нагнулся над новой игрушкой, а Лена поспешила удалиться. «Тетя! - услышала она звонкий голос и, обернувшись, увидела мордашку с умными рыжими глазками, вы-глядывающую из-за куста. – Тетя, а ты не моя мама?»
Ничего не ответив, Лена, опустив голову, быстро пошла прочь.

«Эгоистка, законченная эгоистка, - ругала себя Ленка, срывая злость на опавших ли-стьях. – Давно могла бы уже малыша какого-нибудь усыновить, да и Игорь мне намекал, так нет же, подавай собственного… У-у, эгоистка!»

Вечером, собравшись духом, и даже не представляя, что она будет говорить в свое оправдание, Лена направилась к Марине. «Будь, что будет», - решила она и нажала кнопку звонка.
- Здравствуй, я пришла просить у тебя прощенье…
- Проходи, - сказала Марина и пошире открыла дверь.
Примирение произошло быстро и, на удивление, легко. Уже через пол часа подруги пили чай, рассказывая друг другу о своей жизни.
- Знаешь, я ведь назло Толику сразу замуж выскочила, – делилась Марина. – Но жизнь семейная не сложилась, хоть и двое деток у нас. А Толика я до сих пор люблю… А он, наверно, обо мне и не вспоминает…
- Маринка, хочешь, я тебе его найду, из-под земли достану?!
- Ну, что ты, у него, ведь, семья другая, дети. А на чужом несчастье свое не постро-ишь…
- Тут я с тобой согласна…

Потом Лена рассказала Марине про тетю Галю… На столе появилась бутылочка ви-на… Выпили по рюмочке за помин души, потом еще по одной за примирение, и вот уже Ленка стала жаловаться Марине на свою нелегкую женскою долю. Вкратце она говорила обо всем, кроме последних событий. Зачем расстраивать подругу, у которой своих про-блем хватает?
Расстались они далеко заполночь с ощущением радости от находки потерянного…

Следующий день был для Лены решающим, она решила сходить в онкологию и по-ставить все точки над «и».
Доктор, крацавец-мужчина под два метра ростом, внимательно выслушал постоянно сбивавшуюся Ленку: «Ну, диагноз-то пока рановато ставить, вы сначала Елена Ивановна, анализы сдайте, УЗИ пройдите, а потом и поговорим».
Выписав ей кучу направлений, он как-то ласково, как ребенку, пояснил: «Анализы сдадите завтра с утра, на втором этаже, а УЗИ можете сделать прямо сейчас, по этажу на-право, кабинет № 32, там на дверях написано, как подготовиться… А потом со всеми ре-зультатами ко мне. Вот тогда, милая, и поговорим».
От доктора шла какая-то уверенность и теплота, отчего Лене сразу полегчало.
«Состояние «невтерпеж», - повторяла Ленка слова, написанные на двери кабинета ультро-звуковой диагностики. Допив последние капли из полуторолитровой бутылки, она посматривала на часы: «Еще минут пять выдержу, но не больше…»
- Можно? – Лена робко зашла в полумрачный кабинет.
- Входи, дорогая, не бойся, - услышала Ленка голос мужчины «кавказской нацио-нальности».
За столом сидел крепыш с большим орлиным носом и густыми, сросшимися бровя-ми.
Смазав Ленкин живот холодным кремом, он начал внимательно рассматривать изо-бражение на мониторе. Лена с нетерпением ждала, что он скажет.
- Вах, - крякнул доктор, и его густые брови медленно поползли вверх.
- Чтобы это значило? - спросила себя Ленка.
- Вах… харашо… очень харашо, - сказал доктор и как-то подозрительно покосился на Лену.
- Ну вот, мне еще доктора-маньяка не хватало для полного счастья, - подумала Ленка и сильнее вжалась в кушетку. – У человека горе, а ему «харашо»…
- Ну что, мамочка, поздравляю, у вас здоровая двойня, 11 недель, скоро в футбол иг-рать будут…
Кушетка под Ленкой качнулась, отчего у нее поплыло перед глазами.
- Простите, доктор, Вы что сейчас сказали?
- Говорю, иди отсюда, милая, домой, джигита своего обрадуй… Двойня у вас!

Ошалевшая Елена сидела на стуле возле кабинета, забыв, что еще минуту назад ей нестерпимо хотелось в туалет. Предательские слезы мешали прочитать, что написал ко-лоритный доктор. Ленка хлопала ресницами, терла глаза рукавом, но буквы расплывались в одну сплошную черту. Закрыв лицо руками, Ленка тихо завыла.
- Ну что Вы, Елена Ивановна, нельзя так расстраиваться. Ну-ка, дайте, я посмотрю, что Вам УЗИ показало…
Лена трясущейся рукой протянула заключение своему врачу, который огромной го-рой нагнулся над ней. Изучив бумагу, он расплылся в белозубой улыбке.
- Ну и чего это мы тут слезы льем, - достал он из кармана носовой платок. – Вам же радоваться надо. И у меня как камень с души – вы, голубушка, не моя пациентка, вам в «Центр матери и ребенка» надо.
- Но они ведь мне говорили, что у меня никогда, понимаете, никогда детей не будет, – всхлипывала Ленка, – а тут «двойня». Это же чудо какое-то…
- А Вы что ж, Елена Ивановна, в чудеса не верите?
Лена в нерешительности повела плечами.
- А я за семнадцать лет практики здесь и не такие чудеса видел. Так что, милая, иди-те себе домой и не забудьте сказать «спасибо» за свое чудо, – посоветовал доктор и пока-зал указательным пальцем куда-то вверх.

Ленка припрыжку бежала по больничной аллее, кружа в танце с опадавшими листьями. Не обращая внимания на прохожих, она, как девчонка, старалась поймать на лету пожелтевшие листья, сорванные теплым осенним ветерком.
Затем она посмотрела поверх пушистых облаков и сказала: «А Ты и, правда, милостивый… Спасибо Тебе!» Помахав в небеса букетом осенних листьев, Ленка помчалась домой. Надо было срочно увидеться с Игорьком и обрадовать его сногсши-бающей новостью!

Забежав во двор, Лена сразу увидела его спину. Игорь сидел на скамейке возле подъ-езда и нервно ощипывал принесенные хризантемы.
- Ленчик, - спохватился он и взял Ленку за руку, боясь, что та пройдет мимо. – Ты только ничего пока не говори, сядь, послушай. Я все эти дни только о тебе и думаю. По-нимаешь, я ведь люблю тебя и хочу быть с тобой всегда рядом. А если ты серьезно все это из-за ребенка устроила, то давай усыновим кого-нибудь, если ты не против…
- Я не против, - ответила Лена и понюхала рыжие хризантемы. – Более того, я даже знаю, кого мы с тобою усыновим.
Глубоко втянув аромат осенних цветов, Лена зажмурилась, и перед ее взглядом поя-вилась рыженькая мордашка с умненькими глазками…
- Ты не шутишь? – не поверил своему счастью Игорь.
Ленка, улыбаясь, покачала головой.
- Так ты больше не будешь меня прогонять? – не успокаивался Игорек.
- Никогда, – сказала Лена и, встав, взяла любимого за руку. – Пойдем домой, мой джигит, у меня для тебя еще один приятный сюрприз есть, я бы даже сказала, двойной…
Ленка снизу вверх посмотрела на Игоря и спрятала за пушистыми цветами хитрую улыбку…

0


Вы здесь » БогослАвие (про ПравослАвие) » ПОЛЕЗНЫЙ АРХИВЧИК!! » Слова, Господь, мне подбери, Чтобы за сердце задевали...