Вверх страницы

Вниз страницы

БогослАвие (про ПравослАвие)

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » БогослАвие (про ПравослАвие) » СЕМЬЯ-малая Церковь! (двое-одна плоть) » Наши неверующие ближние(Как говорить с близкими о вере?)


Наши неверующие ближние(Как говорить с близкими о вере?)

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

…Нужно ждать, когда Сам Господь посетит этого человека. Наши неверующие ближние

Как совместить нашу духовную жизнь с теми, самыми нашими дорогими людьми, которые пока еще не пришли в храм, для которых посещение нами храма или молитва представляются либо данью моде либо фанатизмом. Как сохранить с ними мир? Как одновременно вести христианскую жизнь и не сердить близких? Об этом мы попросили рассказать о. Димитрия Туркина.

Отец Димитрий, человек приходит в храм к Богу, открывает для себя христианскую жизнь и испытывает чувство большой радости, которой хочется поделиться с окружающими. Стремясь рассказать всем о вере, мы редко приносим пользу...

― Да, не пользу мы приносим, а нередко вред. Истинная радость не может причинить вреда. Радость, о которой вы говорите, - это пока только эмоции, которые переживает новообращенный христианин, но еще не истинная радость о Господе Иисусе Христе. Такой человек считает вполне духовными свои душевные переживания, и среди них ― далеко не свободное от страсти тщеславия чувство большой радости о своем новом состоянии. Можно назвать страстью, наверное, и стремление всех выровнять по своему образцу. Если этого стремления не замечать за своими словами и делами, то можно действительно много вреда принести людям.

― Нужно ли говорить близким людям о вере, о Боге и как это делать, чтобы не вызвать раздражения у людей?

― Говорить с еще не верующими близкими людьми о Боге просто потому, что «от избытка сердца глаголют уста», может быть, и оправданно, но мало полезно для главной цели - их обращения к вере. Дело в том, что слово становится действенной побудительной силой только в устах личности, обладающей авторитетом у конкретных людей и в конкретных вопросах.

Поэтому в самой постановке вопроса заключается не совсем подходящее для достижения основной цели средство: «говорить». Опыт показывает, что говорить-то как раз нужно поменьше. Нужно действовать согласно той новой реальности, которую человек ощущает как член Церкви Христовой. Эта новая реальность в первую очередь подразумевает покаяние. Покаяние не как эмоции, а как реальный труд над своей душой, с задачей ― измениться. Напомним, что греческий вариант слова «покаяние» буквально означает «перемена». То есть покаяние значит: я каюсь, и, cледовательно, изменяюсь. Мы сегодня все в духовном смысле «непричесанные»: гневливые, страстные, где-то злобные даже. И вдруг происходит обращение к вере и человек меняет эту свою «непричесанность» на духовное благообразие. Если он реально изменяется в лучшую сторону на глазах близких людей, то едва ли что-нибудь иное сможет вызвать более сильную реакцию, чем вид этой перемены.

Не это ли самое главное, в отличие от тех слов, которые мы всегда готовы проповедовать? По-настоящему силы в наших словах еще нет: сила слова возникает вместе с опытом. И у новоначального христианина нет такого опыта. Поэтому если человек больше озаботится переменой в составе своей души и она реально совершится и принесет плоды, то именно эти явления в отношении к окружающим и будут красноречивее любых слов.

― С коллегами по работе тоже хочется хотя бы затронуть тему веры. Ведь люди могут заинтересоваться!

― Нужно стараться различать деятельный интерес, праздное любопытство и лукавое совопросничество.

Вы должны понимать, что если при обсуждении духовных предметов возникает недобрая реакция, к примеру, произносится богохульство, то лучше удалиться от такого разговора или переменить тему, удержав свое миссионерское рвение, ибо сказано, «не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7, 6).

Если же вы видите заинтересованного слушателя, который, возможно, применит ваши слова к действию, можно и нужно говорить.

Но, во-первых, лучше делать это не в рабочее время, т.е. буквально не во время труда; для этого есть перерывы в работе.

Во-вторых, нужно стараться представить возможную реакцию на ваши слова, и поэтому не только самому говорить, но и слушать человека, «вслушиваться» в него, чтобы по-настоящему понять, что ему нужно. И, конечно, речь не идет о том, чтобы слушать последователей ложных учений, но если человек ошибается просто по заблуждению, то нужно попытаться понять, чего он ищет: истину или самооправдание. Всякий сеятель должен понимать, в какую почву он бросает семя, чтобы делать это не без пользы.

― Батюшка, о чем лучше всего говорить с человеком, если он готов слушать и слышать?

― Начинать надо с простого. Это общий принцип всякого обучения ― от простого к сложному. Можно начать говорить в православном контексте о понятиях материального и духовного, небесного и земного, плотского и душевного. В согласии со своим миросозерцанием идти дальше, говорить о Боге, о творении, об ангелах, о душе человека, о нечистых духах. В общем, во всем ― своя постепенность. Словом, нет никаких запретных тем, кроме того, что мы не знаем сами, не пережили своим опытом, или, может быть, каких-то высоких тайн, к открытию которых не готово сердце слушающего. И не нужно со всеми бездумно делиться самым сокровенным: какие вы испытываете чувства при посещении храма, какую благодать вы ощущали от причастия или от прикосновения к какой-либо святыне. В лучшем случае вас просто не поймут, в худшем - вы можете вызвать недоумение или даже соблазн.

― Людям интересны жития святых, имена которых они носят. Даже неверующие этим интересуются...

― Не только в честь которых они названы, любые жития святых могут быть полезны для новоначальных. Но здесь все очень индивидуально, зависит от уровня образования, духовной настроенности, даже духовной даровитости человека. Не каждый готов принять за истинные события из жизни святых, особенно это касается чудес, совершаемых ими, или сверхъестественного терпения мучеников. Поэтому при подборе духовной литературы надо руководствоваться знанием о духовном состоянии человека.

- Батюшка, бывает, что ближние очень благостно относятся к перемене, происходящей с домашним, и на этом останавливаются. Им нравится, какой у них православный человек в семье, они положительно относятся к православию, но духовной жизни нет...

- Тут нужно терпение, нужно ждать, когда Сам Господь посетит эту рабу Божию или раба Божия, о которых мы так печемся. Потому что в духовной жизни не может быть одной схемы на всех, общего инструмента или «приемчика», который можно было бы применить: вот сейчас мы - раз, подковырнем немножко, и человек сдвинется с места и пойдет в храм. Обращение может быть очень неожиданным. Митрополит Антоний Сурожский рассказывал, как к нему после богослужения подошел человек и говорит: «Я зашел случайно: мне нужно было передать одну вещь. И я что-то почувствовал. Объясните мне, почему мне стало вдруг так неспокойно. Мне это мешает. Верните мне прежнее мое состояние. Я понимаю, что это, наверное, на меня подействовал запах ладана, сами богослужебные песнопения. И, вероятней всего, это меня как-то эмоционально возбудило. Откройте мне храм, когда службы не будет, я вот посижу там, подумаю, наверно, все пройдет». Так он и сделал. И мало того, что он не переменил своего настроения, оно еще более утвердилось, укрепилось в нем. Впоследствии он перешел в Православную церковь и потом даже стал священником. С одной стороны, человек вроде бы противился этому новому чувству, но он был честным перед собой, перед той новой духовной реальностью, которая его посетила. И его обращение было естественно. То же самое надо стараться наблюдать в своих ближних. Если там каменная стена, то зачем в нее биться головой? Но чтобы правильно это оценить, нужен опыт, а если его нет, то не нужно торопиться быть миссионерами.

― Бывает, пожилые люди говорят, что они свое отжили, им каяться поздно, без Бога 80 лет жили и дальше проживут. И близким страшно, что человек может умереть без исповеди и Причастия.

― Конечно страшно, безусловно. Но тут есть своя чисто человеческая «премудрость»: переживания, которые мы испытываем, мы не проверяем правдой Божьей. То есть мы реально хотим нашим близким спасения. А чего хочет Бог? Разве Он не хочет им спасения? Почему Он, Всемогущий, не создает такие условия, чтобы они обратились?

Может быть, Он уже их создал, все необходимое сделал. Нашим ближним только остается сделать последний шаг. Может быть, они в детстве ходили в храм и причащались и уже залог благодати имеют. А сейчас им нужен последний поступок. Может быть, они испытали за свою жизнь столько скорбей, что обрели настоящую житейскую мудрость, уже не нуждаются в очищении и перемене своих чувств к ближним, они всех любят, уважают. Может быть, им нужно испытать последнюю какую-нибудь скорбь, при которой их желание просто добродетельно жить здесь, на земле, переменится на желание быть с Богом всегда, непрестанно: и здесь, и в будущем веке. Может быть, нужна будет какая-то последняя немощь, какая-то последняя боль, которая их к этому подвигнет.

Такое же иногда случается. Священник это наблюдает в людях, которые причащаются незадолго до кончины. И среди них есть те, которые это делают, может быть, впервые после долгого-долгого перерыва. Надеяться на свое немощное слово, что оно будет иметь больший вес, нежели та сила Божия, которая подействует на человека, наивно. Но быть рядом с близким, сочувствовать ему, утешать, помогать по-житейски и предложить участие и помощь Церкви ― необходимо.

― Что делать, если домашние говорят, что Бог у них в душе и в храм им ходить не нужно?

― Вопрос касается не только наших ближних, которых мы хотим обратить во что бы то ни стало в свою веру. Допустим, пришел человек в храм, поставил свечку. Вот рядом стоит священник. Отчего бы не спросить: «Батюшка, а нужно ходить в храм-то? Я вот свечу поставил и мне хорошо».

Как убедить человека в том, что нужно ходить в храм? Да и что значит: ходить в храм?

На самом деле нужно даже не просто стоять на службе и слушать молитвословия, а нужно быть деятельным участником богослужения. Только деятельность во время богослужения у прихожан больше внутренняя. И не только в храме, но и на всяком месте и во всякое время жизни человека происходит некое действие, в котором участвует, в первую очередь, таинственно и невидимо ― Бог, а во-вторых, явно и видимо ― человек.
Храм ― это как школа, в которой мы проходим обучение следованию воле Божией. Здесь все построено по Его воле ― таинства, богослужения, церковная живопись, песнопения, все в них соответствует канонам, установленным Духом Святым через святых отцов Церкви. Но нам-то большую часть жизни приходится жить вне храма и даже порой вдали от храма. Но и там должна быть та же гармония, то же соответствие канонам и то же благоговение, что и в храме. В миру, конечно, нет Евхаристии, но Бог-то везде Один и Тот же. Поэтому, когда мы хотим, чтобы пришел человек в храм и здесь принес свои молитвословия, свое покаяние, насытился благодатью, Святыми Дарами, мы должны, прежде всего, подумать о том, чтобы человек возжаждал богообщения не только в храме, но и вне храма. Чтобы он почувствовал, что он страдает без этого. А в храме это имеется в избытке, здесь для него как бы источник, как ключ живой святой воды. Доказать необходимость этого никак нельзя.

Но можно рядом с близким человеком проводить молитвенную жизнь, в нравственном смысле являть собой добрый пример, смириться перед ним, терпеть его недостатки. Во всяком случае, не себе казаться, а реально быть лучше него, сделаться лучше по-евангельски, т.е. стяжать добродетели, о которых вы знаете из Священного писания.

Человеку свойственно подражать. И в первую очередь ― подражать хорошему. Когда человек станет подражать лучшему в вас, то он неизбежно потянется к той церковности, которая есть в вас. Если она реальна, а не случайна; как иногда бывает: привели человека «за ручку» еще в детстве в храм и он по привычке туда ходит. Только ваша истинная церковность сможет подействовать на ближнего, когда пропитает вас насквозь, все ваши дела и поступки.

― Как объяснить человеку, в чем состоит церковная жизнь?

― Если человек готов к этому, то можно объяснить уже по канонам и правилам церкви.

В первую очередь, церковь (храм), есть место встречи христиан с Богом. По преимуществу, это место, где совершаются таинства ― крещения, Евхаристии, покаяния, венчания и прочих таинств. Нигде в ином месте вы их не увидите. Поэтому кто лишает себя церковного общения, тот лишает себя таинств Божиих. Нужно постараться объяснить отличие между внешним видом - обрядом и внутренним содержанием ― таинством и то, что в таинстве совершается великая тайна Божия, когда Сам Бог входит в жизнь человека.

Если человек захочет, возжаждет этого, то это и откроется ему. Вы можете приоткрыть эту завесу тайны своими словами, как вы ее понимаете. Но большее все равно совершится тогда, когда человек сам придет в храм.

Во-вторых, объясните, что церковной жизни не может быть без исполнения заповедей Божиих, правил Церкви (регулярного посещения храма, домашней молитвы, соблюдения поста и т.д.), без проведения нравственной жизни и делания добрых дел.

― А если человека в свое время каким-то образом прогнали из храма? Как говорил один известный московский батюшка, «лучшее средство антирелигиозной пропаганды - это грехи верующих людей». Как поступить в случае, если человек, из опыта, получил негативное представление о верующих?

― Плохо, если человека обидели в церкви, но еще более печально, когда человек сам ищет отрицательные моменты в жизни церкви, оправдывая свое нежелание принять Церковь такой, какая она есть, и не судить ее. Если человек уже настроен на эту отрицательную волну, то все, что бывает неблагообразного в церковной жизни или грешного в церковных людях, все для него - «лыко в строку». Как такое отношение к церкви победить? Кажется, нужна сама благодать Божия, чтобы пришла и осенила человека.

Всегда можно определить: человека просто обидели и он не может переступить через эту обиду сам или же он уже злокачественно поврежден грехом осуждения, и тогда едва ли возможно ему помочь.

Если человека просто обидели ― утешьте его. И, поверьте мне, искреннее сердце всегда на утешение отзовется. Если это произойдет, постарайтесь подружиться с ним. И потом постепенно откройте, что ваши добрые качества неотъемлемы от церковной жизни, без Церкви вы были бы совершенно другим. Тогда вернете и ему радость церковной жизни.

― Человек новообращенный часто допускает по отношению к окружающим несдержанность. Например, если домашние в другой комнате смотрят телевизор громко, человек хлопает дверью и говорит: "Все вы тут нечестивцы!" ― и так далее.

― Вежливому человеку должно быть понятно, что если в такой ситуации хлопать дверьми, то молитва ваша едва ли будет услышана. Можно действовать и по-другому: выйти и дверочку тихонько прикрыть. Зачем ей хлопать-то? "Папочка, мамочка, простите меня грешного, мне хочется тишины немножко. Можно я прикрою дверь?" Если нет возможности уйти самому ― уйдите в молитву. Когда человеку некуда уйти, даже на кухню, можно молиться в той же комнате, где работает телевизор, хотя это крайне трудно. Мы не можем от ближних потребовать, чтобы они жили по-другому. Пока они сами не поймут необходимость перемен, ваши требования не принесут пользы ни им ни вам. Пускай вы не так долго помолились, важно, что вы при этой молитве никого не искусили, никого не обидели. Если вы молитесь с немирным духом, то от этой молитвы вам будет только хуже. Так что лучше уж две-три молитвы произнести Господу в чистоте сердечной, нежели прочитать акафист, на всех озлобясь.

Митрополит Антоний Сурожский вспоминал: «Я постился до полусмерти, молился до того, что дома сводил всех с ума, и т.д. Обыкновенно так и бывает, что все в доме делаются святыми, как только кто-нибудь захочет карабкаться на небо, потому что все должны терпеть, смиряться, всё выносить от "подвижника". Помню, как-то я молился у себя в комнате в самом возвышенном духовном настроении, и бабушка отворила дверь и сказала: "Морковку чистить!" Я вскочил на ноги, сказал: "Бабушка, ты разве не видишь, что я молился?" Она ответила: "Я думала, что молиться - это значит быть в общении с Богом и учиться любить. Вот морковка и нож"».

― Где можно уступать ближнему в посещении храма?

― Все зависит от вашего положения. Если вы уже взрослый человек, надо заключить с ними какой-то разумный договор. Например, ходить только на ранние воскресные Литургии и проводить оставшийся день с близкими или чередовать посещение ранних и поздних Литургий.

Бывают случаи более сложные, когда человек, например, не хочет понимать вас или вы находитесь в полной зависимости от родителей. Тут нужно все отступления делать разумно, чтобы не терять общения с церковью. Главное, чтоб сердце ваше было мирно, что является очень важным элементом духовной жизни. То, что происходит в немирном состоянии духа, накладывает отпечаток на все наши дела, в том числе и на молитву, и на попытку исповедаться, покаяться, примириться с людьми, с Богом. Раздражение накапливается как снежный ком. Вроде бы и делаем все правильно, а этот немирный дух все оскверняет своими нечистыми помыслами осуждения, раздражения, гнева, обиды.

― А как быть с постом?

― Если сами не занимаетесь приготовлением пищи, то, конечно, вы зависимы от того человека, который готовит, и нуждаетесь в этом смысле в его понимании. В таком случае все тоже может быть устроено по договоренности.

А можно научиться самому готовить и радовать всю семью вкусной постной пищей. Если уж говорить о кулинарных подходах, то очень хорошим способом является, например, готовить всегда постные супы. У нас дома все супы постные, никогда не готовятся на мясном бульоне. Приготовил его в понедельник ― и можно два-три дня есть не задумываясь. Во вторник сметану положил, а в среду - без нее.

Разумный компромисс всегда можно найти. Если, например, взять благословение у священника на какой-то выход из положения, хотя не абсолютно свободный от нарушения всей строгости правила, но не катастрофический, когда полностью оставляется пост, то можно постепенно самому привыкнуть и других приучить к своему постному меню.

― А если отец препятствует тому, чтобы водить детей в храм? Часто даже бабушки и дедушки могут говорить: "Там же инфекция!"...

- Случай сложный. Может, не самый частый, но достаточно трудный для осмысления... То есть, если вы оказались в супружестве с не просто атеистом, но активным богоборцем, то тут, как говорится, надо просто опустить руки и молиться в глубине сердца. А если какая-то надежда есть на перемены в будущем и возможность компромисса, то надо в рамках этого компромисса и действовать. Возможна договоренность: сегодня мы пойдем в храм, завтра мы с тобой. Если категорически не разрешает причащать ― значит, пока не причащать.

Нужно всегда спрашивать себя: "А что будет, если я...?" То есть мысленно представлять себе, каковые вас ждут последствия, если вы будете действовать вопреки очевидному неприятию вашей веры. Конечно, можно сказать словами апостола, что нужно в первую очередь Бога слушать, а не человека. Но хорошо бы еще знать эту волю Божию. Если вы сейчас своими активными действиями, как вам кажется по ревности Божией, вдруг отторгнете от себя близкого человека, супруга, который во всех отношениях, кроме принятия вашей веры, готов с вами жить в согласии, то не торопитесь ли вы? Не предвосхищаете ли вы волю Божию? Может быть, летом в храме на даче тайно ребятишек причастить. Если они в таком возрасте, когда способны эту тайну сохранить.

Простите, но мы должны помнить, что живем в такой стране, которая 70 лет была отринута от веры. Когда крестили тайно, и причащали, и венчали тайно. И было это в среде верующих людей, которые боялись больше Бога, нежели человека. Но за это тогда могли и расстрелять.

Если вы хотите сохранить дорогую для вас семью, надо найти такой компромисс, который может вас всех привести ко спасению. Значит, его нужно искать, может быть, выстрадать, но не вопреки вашей вере.

― И, наверно, то же самое относится к такой ситуации, когда жена воцерковляется и начинает ходить в храм. Получается, в субботу ее нет полдня дома ― на всенощной. И в воскресенье она приходит уже поздно.

― Вот такое бывает часто. И, кроме того, у нее еще посты, воздержание в супружеской жизни. Тут нужна разумная договоренность. Тогда вы договариваетесь, что, кроме мужа и семьи, у вас есть церковь, без которой вы не можете, но вы делите свободное время между близкими людьми и Богом. В разумных пропорциях, если вообще можно так ставить вопрос.

― Если человек старается жить по-христиански, в любви к ближним, смиряться, а сталкивается с тем, что коллеги начинают сердиться, когда человек не участвует в праздных разговорах, осуждениях и пересудах. Или люди живут, не соблюдая нравственных законов в отношении к работе, берут взятки и т.д. Как в таком случае поступить православному человеку?

― Могут быть крайние случаи. Например, у вас на работе все устроено не просто в отсутствии добродетели, а на грехе: карьеризм, взятки, подсиживание, коварство, подлость, обман, сплетни и т.д. Такую работу можно и нужно без сожаления оставить. Но бывает и так, что все прогнило, а человек стремится приносить пользу и на таком месте. Да и духовник благословляет держаться этого места работы, чтобы быть хотя бы лучиком света в «темном царстве».

Но у всего должна быть мера. Например, ваши сотрудники далеки от благочестия, но когда вы пытаетесь взывать к их совести, они смеются над вами. Могут даже пойти к начальнику и сказать: "Да вообще не нужна нам, мягко говоря, такая притворщица". Что вы тут можете сделать?

Если вы - начальник, а подчиненные вам люди на таких позициях находятся и вы попытаетесь их вразумить, наставить на путь истинный, то и это нужно делать не во что бы то ни стало, а до определенной степени. Попробуйте. Никто вам руки не связывает. Но вы должны наблюдать: есть ли плоды ваших усилий. Если они имеют место ― слава Богу. Хоть одного человека исправить, и то хорошо. А если вы действуете разумно, но при этом «бьетесь как рыба об лед» и толку никакого, то совесть ваша пускай будет спокойна.

― Батюшка, вопрос о форме одежды, о макияже. Есть компании, где dress-code (стиль одежды, внешний вид) обязателен: каждый должен быть одет определенным образом, женщины накрашены и т.д.

― Вы прошли собеседование в некой фирме. Хорошо бы первым делом узнать, что от вас потребуется, какие уступки. Об этом должно посоветоваться с духовником. На самом первом этапе вы должны понять, ради каких прибытков вы готовы идти на компромиссы, и на какие компромиссы. Может быть, от вас потребуется то, что вам уже не присуще: придется радикально менять сложившийся внешний образ. И это может оказаться болезненным, в том числе и для вашей души. Губы принципиально, конечно, лучше не красить. Так же, как и ногти. Все остальное, по немощи, можно обсудить с батюшкой. Лучше же вообще не искажать свой образ, данный Богом.

― Некоторые православные начинают носить черную одежду, похожую на монашескую....

― Это очень крайнее состояние. Оно достаточно редко встречается среди молодого поколения. Скорее, бывает такое легкомысленное отношение: ничего страшного, что я в джинсах в храм зашла или в юбке короткой; ну подумаешь, я накрасила глаза, губы, ногти... потом, может быть, и тело «украсила» наколками. Ведь главное, что в сердце - Бог. Такое легкомыслие встречается чаще, чем ревность о благочестии.

Если говорить об одежде, единственно принципиальная вещь - она не должна быть соблазном ни в одну ни в другую сторону. Ни своей открытостью (особенно в храме), ни, тем более, непристойностью. Не должна соблазнять и излишним аскетизмом, который будет на фоне других не то чтобы слишком заметен, но просто не соответствовать реальному положению человека в семье и в обществе.

― Как общаться с неверующими друзьями? Можно ли?

― Я считаю, что можно, да и нужно общаться. Проблема в том, на какой основе происходит это общение. Какую ценность вы считаете самой главной в своей жизни? Когда вы входите в церковную жизнь, то удаляетесь от круга интересов мирских приятелей. Но дружба с ними для вас еще существует и вы не можете ее бросить. И все же постепенное расхождение с прежними друзьями неизбежно.

Если у друзей такая тема: куда пойти в свободное время? Может, на природу ― шашлык поесть, выпить водочки?.. Или в кино, на дискотеку?.. Задача стоит ― погулять, повеселиться. Но человек через церковную жизнь очень меняется. Ну нельзя же продолжать ходить с дискотеки на богослужение или обратно, это будет какое-то раздвоение сознания. Естественно, что вы расстаетесь с обществом, которое находит для себя смысл жизни в развлечении.

При этом конфликты, ссоры, взаимные оскорбления не являются неизбежными. Это иногда происходит, если ваше мировоззрение воспринимают в штыки. Но важно другое: вы не должны конфликтовать. Вы сами не имеете права ставить себя таким образом, что с вами приходится конфликтовать. Вы должны быть для своих друзей светом Христовым. «Вы ― свет миру, ― говорит Христос, ― вы соль земли».

― Солнышки, как отец Алексий Мечев говорил.

― Да, солнышки. Если же вы конфликтуете ― значит, вы не соль и не свет. Но это уже от вас зависит, а не от друзей.

Другое дело если происходит не столько конфликт, сколько просто отдаление, когда нет общих тем, интересов. Вот это явление, как часть процесса воцерковления, надо принять как объективное и неизбежное, как необходимую скорбь. И с ним нужно печально смириться, потому что нельзя и не нужно всех переделывать под свое новое состояние.

― Получается, что когда родственники собираются по большим церковным праздникам на кладбище выпить, то можно с ними ехать?

― И тут какая-то мера должна быть. Водку там не пить, а постоять и помолиться. Они свое действо совершают, а вы стойте и молитесь мысленно. Если возможно, пропойте песнопения заупокойной литии.

Компромисс позволителен там, где он не искажает правду Божию. А там, где происходящее входит в противоречие с заповедями Божьими, с благочестием, церковными правилами, там вы должны быть, конечно, бескомпромиссны, но действовать, опять-таки, не в конфликте с людьми, а согласно заповеди любви к ближним. Даже отдаляясь от их жизни, нужно оставлять их в своем сердце, любящем и молящемся за них. Аминь.

0

2

Как быть с неверующими родителями?

Миссия среди родственников. Даниил Сысоев

0

3

Как говорить с близкими о вере?

Есть одна проблема, с которой сталкивается едва ли не каждый православный христианин. У нас, верующих, есть неверующие родственники и друзья. Нам горестно сознавать, что эти дорогие нам люди отделены от нас непроходимой стеной, притом в самом главном. Порой мы пытаемся эту стену разрушить, но желаемого результата в большинстве случаев не достигаем. Почему? Ведь нами двигают самые лучшие намерения: мы обрели Радость, и нам хочется, чтобы то же произошло с нашими близкими и дорогими. А они, эти близкие и дорогие, вдруг упираются, говорят совсем не то, что мы хотим от них услышать, и к вере не приближаются ни на йоту.

То ли потому, что они такие упрямые, то ли потому, что мы говорим не так, как надо. А как надо? И надо ли вообще? Зависит ли чья-то судьба, чье-то обращение от того, как — хорошо или плохо, удачно или неудачно — говорим с ними о вере мы?.. Впрочем, в иных ситуациях такие разговоры возникают с неизбежностью — когда «линия раздела» проходит между детьми и родителями, между супругами, между братьями и сестрами. Между близкими друзьями, наконец. Какими быть, как себя вести, чтоб разговор, пусть даже и спор не перерос в конфликт, а конфликт — во взаимное неприятие? Сначала познакомимся с несколькими человеческими историями, а потом попробуем сделать какие-то выводы. По вполне понятным причинам наши респонденты на сей раз (что, в общем, для нашего журнала нетипично) останутся анонимными.

— Вот уже несколько лет, как я осознаю себя православным, воцерковленным человеком, но это никак не способствует миру и взаимопониманию в семье. Дело в том, что мой муж — ладно бы просто неверующий! Он относится к вере, к Церкви и ко всему, что с нею связано, резко негативно. Мои друзья говорят мне, что это может быть связано еще и с ревностью: он ревнует меня к той жизни, в которой сам не может, не хочет участвовать.

Одно время я не сообщала мужу, что иду в храм, чтобы не раздражать его, просто собиралась и уходила. Но куда еще можно идти в воскресенье в восемь утра? Разумеется, он все понимал, и, мне кажется, это его еще больше злило. Я стала говорить, что пойду в церковь, но в ответ слышала: «Делать, что ли, нечего? Лучше бы нормальный обед приготовила». Это еще в лучшем случае.

Практически та же ситуация — в семье моей сестры. Мы с нею пришли в Церковь вместе, и мужья наши в неприятии этого факта объединились. Муж сестры, как и мой, грозился выбросить из дома иконы, потому что они мешают и портят интерьер. До недавнего времени любое совместное праздничное застолье наших семей через пять минут перетекало в богохульство, в охаивание православной веры, в насмешки над нашим с сестрой образом жизни, над нашей глупостью, позволяющей наживаться хитрым попам… Сейчас мужья немного успокоились: или поняли, что «умнеть» мы не собираемся, или просто надоела им эта тема.

Особенно болезненной нашу проблему делает еще вот что: мы обе не могли не привести в храм своих детей. Конечно, они причащаются, моя Оля (она старше своего двоюродного братишки) недавно впервые исповедовалась, и для нас обеих это было очень большим и светлым событием. Но уводить дочку из дома в храм мне приходится чуть ли не тайком (не только от папы, но и от бабушки, то есть свекрови), а что касается моего племянника — после каждого посещения храма и воскресной школы его папа (мой, соответственно, зять) тщательно промывает сыну мозги, причем в выражениях не стесняется и о мамином авторитете не заботится нисколько.

Вы спрашиваете, как говорить с близкими о вере? А для меня вопрос стоит иначе: как защитить свою веру от поругания — не где-нибудь, а в моей собственной семье? Хулу на меня я могу стерпеть, лишь бы только лишний раз не обострять ситуацию. Но если я слышу хулу на Бога — я должна очень четко этому воспротивиться, очень внятно сказать «нет». Остановить человека так, чтобы он все понял и больше ничего подобного говорить не смел. Но у меня не получается. Почему? Почему я теряюсь и не могу найти слова?

Да, в отношении мужа к христианству есть и моя доля вины. Я человек не красноречивый, говорить так, чтобы все вокруг заслушались, не умею и, по правде сказать, не так уж хорошо знаю Священное Писание, Предание, историю Церкви, богослужение, наконец.

Муж намеренно задает мне агрессивные, провокационные вопросы: хочет доказать, что я сама не знаю, во что верю. Я знаю, во что верю! Но я не научилась об этом говорить. Наверное, надо учиться. Но, с другой стороны, будь я хоть профессором богословия, вряд ли это изменило бы ситуацию. Бесполезно доказывать, что вне Церкви нет спасения — человеку, который вообще не верит в посмертную жизнь.

Все же какие-то сдвиги есть. Вчера дождалась, пока он заснет, встала перед образами читать молитвы и Псалтирь. А муж проснулся и заглянул в ту комнату, где я молилась. Я сжалась: обычно он в таких случаях начинает меня пародировать, может и нецензурное что-нибудь сказать, а потом выходит, громко хлопая дверью. На удивление, в этот раз ничего не сказал и дверь закрыл тихо. Может быть, по моим молитвам?

* * *

— Каждое воскресное утро я и мой младший сын спешим в храм. Стараемся не опаздывать на службу, ведь Алеша — алтарник. Когда мы начали сюда ходить, ему было восемь лет, сейчас четырнадцать. Пока ходим вдвоем, без папы.

Знаю, что во многих семьях такая ситуация, когда жена в храм ходит, а муж — нет, порождает проблемы, а нередко и серьезные конфликты. Слава Богу, теперь у нас с этим все благополучно. Муж, хоть и остается по воскресеньям дома, к нашей вере относится уважительно, и я очень благодарна ему за это. Но получилось так не сразу.

Раньше у нас в семье мои посещения храма, попытки говорить с мужем о вере назывались «новая Наташкина блажь». Сказано было не мне, а моей подруге, которая мне эти слова передала. Муж тогда сказал: «Моя Наталья раньше в партию играла, теперь нашла себе очередную игрушку. Надеюсь, скоро пройдет». Я и вправду с молодых лет была комсомольской активисткой, потом вступила в партию… Причем все это было отнюдь не из карьерных соображений, и даже не от избытка «идейности», нет! Мне просто хотелось работать с людьми, быть с ними, что-то для них делать. Потом, естественно, наступило разочарование во всей этой «деятельности». И муж поначалу воспринял мое воцерковление именно в такой плоскости — тем более, что сам он не был особо верующим. Он наполовину русский, наполовину азербайджанец, но его родители не были ни христианами, ни мусульманами. Когда мы поженились, он не относил себя ни к какой религии. Я предложила ему креститься, потому что сама была крещена еще в детстве. Муж сказал: «Хорошо, будем с тобой вроде как одной веры». Но, как, увы, нередко бывает, за крещением не последовало никакого дальнейшего продвижения по этому пути.

Когда я с сыном начала в воскресные дни ходить в храм, муж поначалу выражал неудовольствие: «Обязательно сегодня, что ли?». Я старалась объяснить ему, почему это обязательно. Слава Богу, он человек интеллигентный, воспитанный, кулаком по столу не стучал и истерик не закатывал. Но какое-то неприятие поначалу все равно ощущалось. Конечно, он по воскресеньям хотел меня и Алешу видеть дома.

Потом муж увидел, что это не «новая блажь», что все это очень серьезно. Не мне об этом судить, но, может быть, он замечал, что я в чем-то менялась к лучшему. Уж в одном точно изменилась: бросила курить, чего раньше сделать никак не могла. Он видел, что «блажь» не проходит, и что воцерковление мне во благо.

И это, наверное, главное. Не как о вере говорить, а каким быть, чтоб близкий человек поверил: то, что с тобой происходит — благо. А говорить надо — терпеливо. Человек зрелого возраста не может обратиться за два дня. Нужно время. Время и дела. К счастью, у нас в приходе добрые дела делаются.

Как и любому отцу, моему мужу интересно видеть успехи сына, поэтому он вместе со мной приходил на спектакли, которые мы подготавливали к праздникам в воскресной школе. И видел там других родителей, наших прихожан — интеллигентных, умных, вполне современных людей, а вовсе не каких-то темных, отсталых старушек. И вот, я вижу, что он все больше интересуется Православием, задает разные вопросы. Почему католических священников называют «святой отец», а православных — нет? Можно ли обращаться к Всевышнему «своими словами» или только теми молитвами, которые даны в молитвослове? Какова посмертная участь людей некрещеных? Могут ли православные за них молиться? Не всегда я могу ответить, в таких случаях он говорит: «Спроси батюшку». Я так и делаю. Батюшка наш по воскресеньям ведет в храме лекторий. Полученными на лекциях знаниями стараюсь поделиться с мужем. Дома говорю: «А мы сегодня разбирали такое-то послание апостола Павла. Знаешь, оказывается, вот это слово и вот это выражение в древности имели такой-то смысл…». И муж мой пересказ слушает заинтересованно! И книги читает, которые я приношу из храмовой библиотеки — как ни мало у него времени на чтение вообще.

Однажды наш папа зашел за сыном в воскресную школу, увидел, как учительницы мучаются со старым компьютером, и подарил школе новый компьютер и принтер.

Иногда мой муж говорит: «Меня в Церковь грехи не пускают». Я стараюсь убедить его в том, что это отговорка: Церковь не для праведников, а для грешников, Господь принимает всех искренне кающихся. Муж понимает, что надо исповедаться, но… Это очень серьезная проблема — первая исповедь. Все, кто воцерковлялся во взрослом возрасте, знают, что это такое, через какой рубеж нужно перейти. Я пытаюсь объяснить, как могу, что всем это поначалу невероятно трудно, но другие ведь с этим справлялись, справится и он.

Да, пока муж приходит в храм редко — только на Рождество и Пасху. Но, тем не менее, к моей вере он относится с пониманием и уважением. Я благодарна Богу за то, что мне достался такой понимающий муж, и мне остается только молиться, чтобы Господь и его в Свою Церковь привел. Я завидую тем нашим прихожанам, которые приходят на Литургию всей семьей. Дай Бог, чтобы и мы однажды стали «малой церковью» и подошли к Чаше со Святыми Дарами все вместе.

* * *

— Как говорить с близкими о вере? Не знаю. На мой субъективный взгляд, нам, мирянам, вообще не надо спешить миссионерствовать. Не наше это дело. Думаю так даже не потому, что моя единственная миссионерская потуга (попытка отвратить от неопятидесятничества подругу, попавшую в эту секту) оказалась безуспешной и закончилась разрывом отношений. Мне кажется, что в основе такого рода дерзаний — надежд привести к вере наших неверующих близких — лежит не только забота об их душах, но и неосознанная гордыня. С чего мы, собственно, взяли, что именно мы, со всеми нашими несовершенствами, можем стать орудием чьего-то спасения? Кто посылал нас на проповедь?

«А Кто посылал апостолов?» — возразила мне на это одна верующая женщина. Не могу разделить ее благочестивого энтузиазма. Апостолов послал на проповедь Господь, и само слово «апостол» означает «посланник». Скажут: но ведь не одни апостолы проповедовали; христианство не распространялось бы с такой скоростью по всей ойкумене, если бы обретавшие веру христиане первых веков не проповедовали тоже. Однако для того, чтобы проповедь современных мирян была успешной, мы и жить должны так, как первые христиане, чего большинство из нас, очевидно, не делает. В Писании сказано: Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? <…> Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? (Иак. 2, 14, 20).

Что касается моей подруги… Какое-то время мы спорили до хрипоты, потом решили вероучительных вопросов не касаться. Но все равно периодически касались, причем подруга стихийно старалась строить нашу дискуссию по алгоритму, описанному диаконом Андреем Кураевым: когда грехи православных противопоставляются добродетелям баптистов. Я со своей стороны пыталась удержать спор в рамках сравнения вероучений, причем сама тоже далеко не всегда проявляла терпение и такт. К примеру, речь заходила о каком-нибудь месте в Священном Писании, и я говорила, что святитель Иоанн Златоуст толкует данный текст так-то и так-то. В ответ слышала: «Ну и что теперь? Мало ли, кто там как истолкует? А я считаю, что этот стих надо понимать вот так». В подобных случаях я не могла удержаться от усмешки. Конечно, трудно в такой ситуации не улыбнуться, но вот, пишу сейчас об этом и думаю: а мне бы понравилось, если бы друзья иронически улыбались, когда я говорю о своих религиозных убеждениях? Все это приводило к трениям, взаимным недовольствам. В конце концов, я однажды вспылила (надоело слушать всякую чушь о православных священниках) и предложила расстаться. Подруга в секте по сей день, туда же привела троих своих детей.

В общем, не умею я говорить с близкими о вере… А может быть, надо научиться? Может быть, я просто оправдываю свое неумение тем, с чего здесь начала?

* * *

— Не так нужно ставить вопрос. Не в том он состоит, умеем ли мы говорить с близкими о вере, а в том, умеем ли мы понимать наших ближних, даже самых близких.

На 73-м году жизни моей мамы я предложил ей креститься. Она согласилась, причем я сразу понял: она давно ждала, что я ей это предложу. Ждала, потому что чувствовала необходимость, даже какой-то свой долг это сделать. Но чувство необходимости и активное желание — разные вещи. Активного желания не было, был страх: «А мы с тобой вместе там, в церкви, будем? Ты все время рядом будешь?..». Я нашел пожилого — близкого маме по возрасту — священника, который, по моему разумению, должен был очень хорошо, умиротворяюще на нее подействовать. Все прошло благополучно, батюшка поздравил новокрещеную христианку, подарил ей молитвослов, посоветовал почаще бывать в храме. Но на обратном пути мама выглядела, скорее, обескураженной и растерянной, чем счастливой, и несколько раз повторила: «Не знаю, стоило ли мне это делать… Нет у меня уверенности, что я правильно поступила…».

Это было уже несколько лет назад, и активного стремления к воцерковлению мама так и не проявила. В храм не ходит. Молится ли дома? Может быть, и молится както по-своему, про себя, но подаренного молитвослова не открывает. Однажды сказала: «Не получится из меня верующая. Поздно. Жизнь прожита иначе. Не переделаться». Я знаю людей, впервые перешагнувших порог храма и в более позднем возрасте… Но кто может сказать, чем они отличаются от нее? Один Господь ведает, почему это происходит с одним человеком и не происходит с другим.

Я приношу ей книги, епархиальную газету, журнал, она это выборочно читает, говорит, что ей интересно, а интерес все-таки о многом свидетельствует. Но сам разговора о вере с нею не завожу. Мне не хочется, неловко, дискомфортно говорить с нею о вере. Да и она тоже не тянется к таким разговорам. Дело еще и в том, что мы не привыкли к откровенности. Я подсознательно защищаю свой мир от нее, а она закрывает свою внутреннюю жизнь от меня. У нас хорошие, теплые отношения, ведь я уже давно — ее единственная опора и защита. Но вместе с тем мы существуем в каких-то параллельных мирах. Она считает, что я никогда не пойму ее. А пойму ли я ее, в самом деле? Много ли я о ней знаю… зная практически все?

Мне представляется, что когда человеку за семьдесят — ему должно быть уже не до сомнений, не до метаний. Это ведь как на войне — атеистов не бывает. Но мнето самому пока еще не за семьдесят… И могу ли я на самом деле понять человека, перешагнувшего уже этот рубеж?

Я говорю себе, что не хочу ничего ей навязывать, а на самом деле я не хочу создавать проблемы себе. Мне гораздо проще сходить в храм одному, чем с нею. Гораздо проще молиться так, чтобы она этого не видела и не слышала, чем предложить помолиться вместе. Если бы между нами не было отчуждения, если бы не было моей гордости и эгоизма — все было бы иначе, и вообще не было бы такой проблемы — как говорить о вере. Оно само бы говорилось…

* * *

Я пыталась говорить о вере с человеком, который очень много для меня значит и очень много мне дал. И у меня не получилось, хуже того — наши отношения дали трещину из-за этого.

Она вошла в мою жизнь давно — в предыдущую геологическую эпоху. Мое психологическое состояние в те годы можно было охарактеризовать как кризисное, и мне очень нужна была умная любовь. Не бабья жалость, не фальшивая задушевность, смешанная с плохо скрываемым любопытством, не поучения в стиле женского ликбеза, не покровительство, которое нам бессознательно предлагают многие, нет — именно она, лишенная сентиментальности, трезвая, умная, внимательная любовь. Как я догадалась, что даст мне ее — не кто-то другой, а именно эта женщина? До сих пор не понимаю. Мы не были знакомы близко. Я знала, что ее зовут Ирина, что она на несколько лет старше меня, немного знала ее семью. И чем она занимается — тоже знала, конечно. И вот, я подошла к ней в коридоре — в нашем здании было много офисов и один коридор на всех — и спросила: «Можно мне с вами поговорить?». И мы начали говорить, и проговорили много лет — много о чем, но главным образом почему-то — обо мне.

Многое из того, что говорила мне Ирина, сказал бы настоящий, умный священник, духовник — если бы судьба распорядилась иначе, и он бы встретился мне в те годы.

Например: «Ты должна понимать, что с тобой сейчас происходит. Ты открываешь свою греховность. Долгие годы ты бессознательно идеализировала и романтически возвышала себя — а теперь вот увидела, что представляешь собой на самом деле. И у тебя от этого шок. Ты не знаешь, как относиться к себе теперь, потому что тебя, как и всех нас, не научили грамотно к себе относиться. Ты знакома с христианской литературой — ты понимаешь, что такое грехопадение? Читала, что наша природа поражена грехом?»

Судьба развела нас с Ириной, она уехала жить в другую страну. Однако нас — а верней, меня — выручил вошедший в жизнь интернет. Если бы не ее письма…

Если бы не ее письма, я, возможно, и не дошла бы до Церкви. Я шла к Евхаристии, поддерживаемая Ириной. Но вот грустный парадокс: сама она так и не пришла к Чаше Христовой — ни удары, ни потери, ни тяжелая, мучительная болезнь (фактически — инвалидность), ни, наконец, подступающий под горло возраст ее к этому не привели. Глубокая, богатая, талантливая натура не нашла в своих глубинах отклика Христу. Любившая и спасшая своей любовью многих, не смогла полюбить Того, Кто есть Любовь.

Почему? Не знаю. Винить себя?.. Да, наверное, надо винить себя. Не в том, что не обратила, нет — этот вопрос решается на ином, как говорится, уровне, и вряд ли моя персона могла играть здесь заметную роль.

Винить себя надо, наверное, в том, что в моем электронном ящике не стало ее писем, и что я не помогаю ей сегодня так, как она вчера помогала мне.

Тема Церкви и воцерковления возникла в нашей переписке закономерно — ведь я привыкла делиться с Ириной именно внутренней жизнью, то есть тем, чем не очень-то поделишься с другими. Ирина всегда умела уважать чужие верования, причем уважать не ритуально, не в порядке вежливости, а на самом деле: «Мне это, может быть, чуждо, но для кого-то это — спасение». От вульгарной критики, от безграмотных нападок на Православие она далека бесконечно. Ее отдаляет от этого внутренняя культура. Еще один грустный парадокс: не всякий, называющий себя православным, уважает Церковь так, как уважает ее Ирина, которая упорно называет себя неверующей.

Но, коли так — почему же именно здесь между нами что-то хрустнуло? Судя по ее коротким и нервным письмам, написанным в момент очередного маленького конфликта (конфликты вспыхивали, но гасились взаимными извинениями — нам все-таки не хотелось терять друг друга) — потому что я категорически настаивала на своем и весьма горячо, возможно, агрессивно доказывала ей, что она неправа.

Ну а как иначе?.. Что еще можно сказать человеку, произносящему такие вещи: «Булгаковский Иешуа нравится мне гораздо больше евангельского Христа. Это, по крайней мере, целостный образ, а от Нового Завета у меня не остается определенного впечатления — там все очень противоречиво и странно…»

Или: «Христианство, как, впрочем, и любая другая религия, настораживает меня тем, что предписывает человеку определенный кодекс поведения, обещая при этом награду либо кару. Это несвобода. Я ее не приемлю».

Я тут же бросалась в бой — и неосознанно переходила какую-то заповедную черту. Именно после этого Ира вспыхивала: «Рассказывай, пожалуйста, мне о своей жизни, мне это интересно. Но, ради всего святого, не пытайся переделывать меня!»

Я обещаю не пытаться ее переделать, но не могу успокоиться. Мне действительно непонятен этот глубокий отказ Богу в доверии. «Я не могу молиться, потому что я не понимаю, Кому молюсь. Я не чувствую Его. У меня нет никакого с Ним контакта». Следует, однако, заметить: местоимения, относящиеся ко Всевышнему, она всегда пишет с прописной буквы. В этом тоже сказывается культура. Только культура или что-то еще? Я хорошо помню момент, когда сквозь темные тучи пробился вдруг тонкий луч: «Ты, наверное, права. Мне просто нужно понять, что это — есть, и что оно — радостно».

Конечно, она нуждается в помощи! А я не могу ей помочь. То, что я написала выше, верно — не человек человека обращает, но Сам Господь. Следует ли, однако, из этого, что мы не можем, не должны помогать? Церкви бы не было, если бы люди на протяжении тысячелетий не помогали друг другу обратиться, а началась эта помощь с апостолов…

Впрочем, стоп — здесь важно разобраться, чего именно я хочу. Я хочу помочь другу? Именно из-за этого желания я вспыхиваю и переступаю ту самую черту, границу личности? Вряд ли можно так вспыхнуть от любви к ближнему. Так вспыхнуть можно только от агрессии. От неосознанного стремления — не просто защитить что-то свое, а именно завоевать соседнюю вселенную, хотя бы в чем-то подчинить ее себе… Или, по выражению Ирины, — переделать.

Кто-то скажет: так и святые до рукоприкладства, случалось, доходили, защищая Истину. Но в том-то и дело: святые защищали Истину от ее врагов, а не от тех, кто относится к ней с глубоким уважением. Мы горячимся не из-за Истины — из-за себя.

Кто знает, может быть, я пытаюсь научить христианству человека, который на самом деле куда ближе ко Христу, чем я. Я не могу написать это уверенно, потому что внутренняя ситуация моего друга мне во многом непонятна. Но если непонятно, темно — так тем более не стоит врываться в чужую душу и пытаться навести в ней свои порядки. Что примечательно: сама Ирина никогда не пыталась навязать свои взгляды мне, и именно этим отличалась от многих иных доброжелательниц, по-своему, впрочем, искренних.

Вопрос: «Как говорить с близкими о вере?» — следует предварить другим вопросом: а для чего мы собираемся с ними о вере говорить? Ради них? Ради Истины как таковой? Или ради себя самих? Когда мы ответим себе на этот вопрос честно, многое для нас изменится. Может быть, даже не только для нас, а для наших близких тоже.

* * *

Говорить с близкими о вере я уже перестала. Это бесполезно, если люди сами не хотят отозваться Христу, если гордыня и высокоумие не дают им расслышать слово Истины. У них есть сегодня все возможности, мыслимые и немыслимые — действующие храмы, воскресные школы, лектории, книги, православные телеканалы… Но они предпочитают жить иначе. Им больше нравится читать какой-нибудь «Код да Винчи» или сомнительные псевдохристианские сочинения Улицкой, чем подлинно православную литературу. Пытаешься чтото сказать, а в ответ слышишь: «Мама, да угомонись ты со своим Православием! Мы другие, понимаешь? У нас другие взгляды. Почему ты не оставляешь за нами право быть не такими, как ты?». — «Да ведь Христос на землю пришел — для того, чтобы всех спасти, а не только „таких» или „других», как вы этого не поймете…» — «Это, опять же, твое убеждение. Люди не глупей тебя считают, что это был просто человек, бродячий иудейский проповедник, а из него сделали Бога…» — это сын говорит, а невестка: «Нет, подожди, я согласна, я верю, другое дело, что я в эту церковь никогда не пойду. Бог должен быть в душе, а не в обрядах…».

Всовываю им книги — от Феофана Затворника до митрополита Антония Сурожского, от Иоанна Златоуста до протоиерея Димитрия Смирнова — прошу, почти умоляю открыть, заглянуть, поинтересоваться. Настойчиво зову с собой в храм. Но им некогда. У них дела поважнее, встречи поинтереснее. Сержусь, гневаюсь, каюсь потом на исповеди в грехе гнева и осуждения. Но, с другой стороны, как не гневаться? Люди в условиях принудительного атеизма и полного отсутствия всякой информации пробивались к вере и Церкви, рисковали карьерой и свободой… Я к таким людям не принадлежу, увы. В советские годы я была твердо убеждена, что Бога нет, и даже атеистический кружок вела у нас в школе. Я ведь химик, и поэтому мне поручили атеистический кружок — с помощью химических опытов доказывать, что нет никакого Творца… Мне теперь и смешно, и горько, и стыдно. Но ведь я-то хотя бы в новые времена как-то к Богу пришла. А эти… Впрочем, может быть, это за грехи мои мне? За атеистический кружок? Сын, между прочим, мне уже сказал: «Я, в отличие от тебя, неверующий, но я никогда бы не стал вести атеистический кружок. Я знаю, что нельзя отнимать веру у тех, кому она нужна. А ты всегда в крайностях: неверующая — борешься с верой, уверовала сама — борешься с неверием. Ты можешь не бороться, а просто жить? Жить, как тебе самой подходит, и не трогать других при этом?». Может быть, он в какой-то мере прав, не знаю.

Подготовили Оксана Гаркавенко и Марина Бирюкова

Журнал «Православие и современность» № 21 (31)]

источник

читайте также :

http://boguslava.ru/viewtopic.php?id=436 как жить с неверующим супругом

0

4

Если ты все дальше и дальше отходишь от родных и близких в силу разной скорости воцерковления, становишься «белой вороной» не только среди чужих, но и своих, получается, что с тобой им уже и поговорить не о чем, это твоя личная вина или это объективно и ничего тут не поделаешь?

Да по-разному бывает. Это необязательно вина человека. Бывает, что юноша или девушка растут, как роза на навозе, а роза от навоза отделяется неизбежно. Один из наших прихожан, который сейчас в сане иеродьякона проходит послушание в одном из подмосковных монастырей, – пример такого неизбежного отделения от среды, в который он вырос. Обычная рабочая семья, работа на заводе, где вокруг все пьют и ругаются, нет даже не только духовных, но и душевных соблазнов, одни плотские, то есть, по большей части, самая гнусная жизнь. Но благодать Божия, правда, через разного рода искушения – через прохождение секты – привела этого человека в ограду Церкви. И конечно, неизбежно произошло его отторжение от той среды, в которой он находился. И ему там стало тяжело, и для этих людей – бывших друзей, коллег по работе и в значительной мере членов своей семьи – он стал труднопереносим. Но это неизбежность. Это то, о чем говорится в Евангелии: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15, 19).

То же самое сейчас происходит, скажем, и среди наших молодых прихожанок, которые, учась в университете на том же журфаке, воцерковляются. Конечно, может быть, для них самих это и неприметно, но я-то как священник вижу, как они меняются шаг за шагом, как меняется их одежда, улыбка, лексика, вопросы, которые они задают, и не потому, что в их поведении появляется какая-то двуслойность – просто они начинают приобретать опыт церковной жизни. И этих изменений вполне-то не скроешь даже при остаточном желании как-то мимикрироваться под студенческую среду. Но им уже неинтересно идти тусоваться, уже не хочется больше говорить только о нарядах. От рассказов об очередных эротических похождениях подруги хочется поскорее сокрыться, а не впитывать, как губка, свежие знания. И даже если пытаешься что-то кислой улыбкой прикрыть, это уже не удастся. Это та граница, та пропасть между ними, которая все вырастает и от которой никуда не денешься, ее нужно принимать. Но если мы из-за этого разрыва с нашими друзьями и родными начинаем их не любить, если из-за того, что они от нас отдаляются, мы сами становимся в позицию превознесения над ними: вот их круг интересов, их потребностей, и вот моя жизнь в Церкви, то это уже наша вина. И это то единственное, чего нельзя допускать. Неизбежность же отделения от мира внешнего мира надо, если хотите, принимать как правила игры - без этого нет христианства. Без того, чтобы не быть «белой вороной» среди «черных ворон», не может быть христианина.

Протоиерей Максим Козлов.

0

5

ТЕЗИСЫ О «ДОМАШНЕМ» МИССИОНЕРСТВЕ,
ИЛИ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТОМ, КАК ПОМОЧЬ ПРОРАСТИ СЕМЕНИ ВЕРЫ В ДУШАХ БЛИЗКИХ

Священник Димитрий Фетисов

Православный хуже «эльфа»?

Наверное, многих православных христиан, радостно переживающих дни Рождества Христова и Богоявления, вновь коснулась скорбь. Скорбь от того, что некоторые близкие и друзья в лучшем случае деликатно не понимают нашего торжества, а в худшем простодушно крутят пальцем у виска, глядя на то, как мы варим постную кашку в сочельник или собираемся на ночную службу в далекий храм.

http://www.pravoslavie.ru/sas/image/101553/155390.b.jpg
   
Довольно часто, слыша от своих прихожан о такой реакции домашних, я удивляюсь: почему близкие не могут быть снисходительны к тому, что считают причудой верующих? Удивительно, но иногда современному человеку окружающие готовы простить любую блажь, кроме приверженности православному христианству, выраженной на практике.

Если здоровенный мужик, почтенный отец семейства, после рабочего дня целыми ночами занят завоеванием космических галактик в компьютерной игре, если заботится, как о невесте, о своем автомобиле, сутками пропадая в гараже и что-то постоянно в нем перебирая (хотя ничего не сломалось), если при малейшей возможности удирает с друзьями на рыбалку, всякий раз возвращаясь оттуда с красным носом и купленными в магазине пельменями, – это ничего. «Васёк – отличный мужик, – скажут родственники и друзья, – ну, есть у него небольшая слабость и причуда… А у кого их нет?»

Забавно, но в современном обществе можно быть кем угодно – «эльфом» или контактером с НЛО – и к тебе и твоим идеям будут относиться вполне терпимо. Но… только если ты не православный, иногда призывающий своих сродников и коллег прийти и посмотреть, какое это счастье и радость – встреча с Богом.

Бог Себя никому не навязывает

Впрочем, глядя на некоторые случаи непонимания, иногда приводящие к настоящим трагедиям, распаду целых семейств и разрыву дружбы, а отчасти вспоминая и собственный небольшой опыт (я пришел к вере, учась классе в седьмом, и в свое время пережил очень яркий период неофитства), всегда прихожу к неутешительному выводу: как бы предвзято к нам ни относились, но, увы, чаще всего во всём виноваты мы – христиане.

   
Дело в том, что мы, недавно находясь в ограде церковной (а дрова чаще ломают именно неофиты) забываем или не ведаем целый ряд важнейших моментов.

Во-первых, Бог Себя никому не навязывает, хотя мог бы это сделать, заставив силой устрашения или хитрым принуждением повиноваться и поклоняться Себе. Но Он этого не делает, так как Он – Любовь, а какая же любовь в принуждении? Вместо навязывания Себя Он лишь кротко стучит в двери наших сердец и, приглашенный, не гнушается войти в них, невзирая на вонь и жуткий хаос, царящие там. А некоторых людей, учитывая дар свободной воли, даже Бог не в силах (так как не желает нарушать свободную волю) исправить и призвать к Себе.

Мы же подчас ведем себя очень дерзновенно, навязчиво вызывая собеседников на религиозные разговоры и бесплодные диспуты. Не стоит забывать, что золото, то есть Слово Божие, нужно дарить только человеку, понимающему его ценность, хотя бы – искренно интересующемуся, но не туземцу, который ничтоже сумняшеся выкинет его или легко променяет на стеклянные бусы оккультизма…

Про «злого неофита»

Еще не стоит, на мой взгляд, забывать, что, за редким исключением, у нас, недавно воцерковившихся, этого золота почти что и нет. Ни в плане интеллектуальном, то есть богословском и общегуманитарном, ни в плане аскетики. Чаще всего мы лишь немного начитаны, и стоит только нам открыть любую статью, например, одного из самых выдающихся богословов XX века В.Н. Лосского, мы сразу же поймем, что наш богословский уровень в лучшем случае соответствует средним классам хорошей воскресной школы. Про аскетику я, исходя в первую очередь из личного опыта, вообще молчу.

Образно говоря, не стоит забывать, что всякий раз, публично разглагольствуя о том, какое это великое счастье – быть миллиардером, мы вызываем у слушателей, видящих грязное рубище на нашем тощем брюхе и обоняющих, как от нас неприятно пахнет, невольную улыбку, а иногда и добродушный хохот.

Часто неофит кажется окружающим более раздражительным, чем до обращения к Богу. У этого феномена есть вполне объективное объяснение

Не станем забывать и известный парадокс: часто неофит, переживающий духовную весну, в глазах окружающих кажется более раздражительным, чем до обращения к Богу, нетерпимым и вообще – злобным. У этого феномена есть вполне объективное объяснение: неведомые страсти, годами скрывающиеся в потаенных уголках наших душ, встревоженные, выходят наружу, удивляя своими бурными проявлениями не только окружающих, но и нас самих.

Масштаб задач

А еще при общении с неверующими родственниками важно не ставить себе сразу глобальных задач и не тешить себя несбыточными мечтами о том, как близкие вдруг начнут благочестиво поститься, благоговейно молиться перед трапезой и дружно ходить ранним воскресным утром в ближайший храм.

Первоочередная задача «домашнего апологета» – это даже не переубедить своего оппонента, тут же соделав его своим собратом во Христе (что само по себе является чудом, которое апостол Павел сравнивал с рождением у женщины ребенка, подчеркивая, какие великие трудности должен терпеливо перенести взявший на себя этот подвиг проповедник. – см.: Гал. 4: 19). Хорошо хотя бы для начала показать, что ваша точка зрения не так уж глупа, как кому-то казалось ранее, и имеет право на существование.

Мне думается, что, мечтая о далекой перспективе воцерковления родственников, будет правильным смиренно рассчитывать на некий минимум, прося Господа, чтобы возлюбленный, но лишенный общения со Христом брат (отец, бабушка…) покаялся, призвав священника, хотя бы на смертном одре.

Не навреди!

Самое сложное начинается тогда, когда у наших близких действительно появляется неподдельный интерес к православной вере

Но, пожалуй, самое сложное в деле домашнего миссионерства начинается тогда, когда у наших близких действительно появляется неподдельный интерес к православной вере. Здесь как никогда следует соблюдать известный педагогический принцип «не навреди», ведь рождение в жизнь вечную – это очень тонкое и трепетное таинство, в котором участвует Сам Господь. Мы же можем быть лишь орудием Божиим, причем лишь в той мере, в какой способны стяжать добродетель смирения.

Очень часто мы поступаем как неразумные детки, которые, посадив семечку и полдня поливая ее, в определенный момент приходят и жалуются, что прошло много времени, а обещанный зеленый стебелек так и не показался… Бывает также, что нетерпеливые чада, подождав дня три и недоумевая, почему росток по-прежнему не показывается, выдергивают семечку и, удовлетворенно взглянув на проросший корень, втыкают обратно, тем самым окончательно губя растение или обрекая его на жалкое и хилое существование…

   
Нередко наблюдаю в храме, что стоит только прежде не верующему мужу в первый раз робко переступить церковный порог, как «благочестивейшая» супруга тут же обрушивает на него целую лавину всевозможных небесспорных рекомендаций, довольно грубо теребя только пробивающееся семя веры. И при этом заставляя его, главу семьи и мужчину, чувствовать себя очень неловко – чем-то вроде таракана, подъедающего крохи со стола счастливых сотрапезников – жены и ее духовника, слова которого с радостным лицом ретранслируются десятки раз на дню.

Ну а некоторые «герои духа» (или героини) начинают сходу предъявлять нововоцерковившимся нереальные требования, например самого что ни на есть строжайшего поста или других форм крайней аскезы, свойственных монахам-анахоретам, живущим в «расселинах земных».

Не так давно мне пришлось увещевать одну молодую барышню-неофитку, которая изводила своего мужа, купившего вместо развалюхи нормальный автомобиль, цитатами о нестяжании из «Добротолюбия». «Он же для вас старается, для безопасности вашей семьи в конце концов, а вы так неблагодарны и вашему замечательному мужу, и Богу», – сказал я. Молодая, беременная вторым ребенком «схимница» тут же возразила, процитировав что-то из Марка Подвижника про нестяжание, и только на мою рекомендацию не задавать первокласснику задач по высшей математике ответила, что немного поняла свою проблему. Я ей возразил несколько резковато, что у нее еще нет проблем, а если она считает, что есть, тогда надо поближе познакомиться с одной нашей прихожанкой, у которой муж нигде не работает и постоянно пьет, терроризируя всю семью.

К сожалению, весьма нередким осложнением неудачного домашнего миссионерства является разрушение семьи из-за супруги-неофитки, отказывающей своему невоцерковленному мужу в супружеских отношениях и считающей греховным даже совместный поход с ним в кинотеатр. Бес, как известно, не дремлет, и подходящая пара для досуга, не изводящая благочестивым «занудством», находится обычно довольно скоро…

«Не может погибнуть дитя стольких молитв»

Многие любят рубить с плеча, прикрываясь цитатой про то, что «враги человеку домашние его» (Мф. 10: 35–36), но слова Господа про «домашних врагов» относятся к совершенно крайним случаям, например принуждения к идолопоклонству или другому смертному греху (аборту и проч.). Поэтому ни в коем случае нельзя относиться к неверующим сродникам надменно и высокомерно. А кое-где можно и снизойти, например посидев вместе за новогодним столом или в воскресный день, откликнувшись на просьбы престарелых родителей, помочь перевезти тяжелые мешки картошки с дачи.

   
С невоцерковленными детьми всё еще сложнее, ведь они являются плодом нашего доброго, а иногда, к сожалению, и злого произволения, и моментально исправить уже во взрослом состоянии то, что закладывалось годами, невозможно. Как бы там ни было, но в любом случае лет с 14 (а может, и раньше) категорично заставлять ребенка поститься и посещать богослужения уже поздно. В идеале чадо само, видя благочестивую жизнь родителей и воспринимая осмысленное участие в богослужении и пост как элемент «взрослости», должно делать самостоятельные шаги в этом направлении.

Родителям, переживающим драму отхода детей от Христа, всегда советую прочитать «Исповедь» блаженного Августина

Тем же родителям, которые переживают личную драму не-прихода своих детей ко Христу или отхода от Него, я всегда советую почитать «Исповедь» блаженного Августина, в которой он подробно описывает свой долгий путь к Богу и участие в этом пути его благочестивой матери святой Моники. Ей святитель Амвросий Медиоланский однажды сказал, утешая: «Не может погибнуть дитя стольких молитв». Впоследствии святитель крестил Августина, ставшего выдающимся епископом, столпом всего богословия западной Церкви…

Так что не стоит унывать, если наша домашняя проповедь не сразу приносит свои плоды. Но, помня о суперэффективных удобрениях долготерпения, смирения и кротости, избегая чрезмерного максимализма, будем аккуратно сеять благое семя Божиего Слова, и тогда, возможно, урожай однажды непременно порадует нас ни с чем не сравнимой радостью единства во Христе с нашими друзьями, родственниками и коллегами по работе.

Священник Димитрий Фетисов

http://www.pravoslavie.ru/put/67728.htm

0

6

a.dmin написал(а):

и тогда, возможно, урожай однажды непременно порадует нас ни с чем не сравнимой радостью единства во Христе с нашими друзьями, родственниками и коллегами по работе

Дай,то Бог)

0


Вы здесь » БогослАвие (про ПравослАвие) » СЕМЬЯ-малая Церковь! (двое-одна плоть) » Наши неверующие ближние(Как говорить с близкими о вере?)