Можно веровать умом, но много выше — веровать сердцем. Веровать сердцем означает поверить, что то, что говорит нам наше сердце, то, к чему мы стремимся и чего желаем, есть несомненная истина. Наше сердце жаждет жизни вечной, и мы верим в нее. Разум являет себя в рассуждениях, доводах, часто очень сложных, длинных умозаключениях. Сердце выражает себя по-иному. Оно обычно не строит доказательств, порой не нуждается даже в словах. Решения его бывают быстры. Когда апостол Иоанн вошел в опустевший гроб Господень, то «и увидел, и уверовал» (Ин 20, 8).

Когда пришла «полнота времен», Бог послал к нам на землю Сына Своего, Который возвестил людям слова любви о подвиге, о совершенстве, о милосердии, о вечной жизни. Слово Евангелия близко нашему сердцу. Нужно только, чтобы сердце отозвалось на него. И когда оно отзовется, то уже само станет судьею всех наших поступков. Апостол, зная это свойство нашего сердца, говорит: Если сердце наше осуждает нас, то [кольми паче Бог], потому что Бог больше сердца нашего и знает все. Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу (1 Ин 3, 20–21).

Схиигумен Савва (Остапенко)

Об удовольствиях

Не ищи приятного, спокойного, мягкого, сладкого и прочего; ты — странник на пути к вечной жизни, самоотверженно по этому пути и шествуй.

Святые пещеры

Каждый раз при осыпях, случавшихся над входом в пещеру, эта надпись оставалась целою

Много лет после того, говорит летописец, сохранялась эта надпись, пока слух о чудесном сохранении ее не распространился по всему Пскову, его окрестностям и по отдаленнейшим городам Русской земли, когда уже и без надписи ясно открылось пред всеми — это действительно Богом зданная обитель.

Когда первоначально стали населять «Богом зданные пещеры» первые пустынножители, на это нет указания в летописи. Неизвестно также, кто именно были эти пустынножители, подвизавшиеся в ней, долго ли жили они здесь и сколько было их. Только одно лицо того времени, по преданию, известно — это Марк, названный в летописи первым старцем Печерским.

Тропарь

Архимандрит Серафим
(Розенберг А.И.)
1909–1994

9 января 1994 г. поздно вечером монастырский колокол возвестил о кончине старейшего насельника обители — ризничего архимандрита Серафима. 62 года подвизался отец Серафим в монастыре.

Великая Отечественная война много переживаний принесла отцу Серафиму как ризничему (ответственному за хранение церковных облачений, икон и утвари храмов) монастыря. Насильно была отправлена ризница монастыря в Германию, библиотека и архив обители — в Эстонию. Без вести в 1944 г. пропали родители и сестра. Радость освобождения от немцев была омрачена репрессиями, допросами.

С сентября 1945 г. по ноябрь 1946 г. отец Серафим служил священником в церкви Святой великомученицы Варвары в г. Печоры. Но Господь не оставил подвижника без Своего попечения. Пришла утешительная весть: родители и сестра живы и находятся в Швейцарии. В 1973 г. из плена возвращена в монастырь ризница, а в 1991 г. библиотека. Отец Серафим возводится в сан архимандрита, награждается церковными орденами. Смиренно продолжает, уже прихрамывая, носить в храмы по ступеням лестниц иконы и облачения к богослужению.

Архимандрит Серафим
(Розенберг А.И.)
1909–1994

В коридоре перед кельей у отца Серафима висела собственноручная выписка из творений святителя Тихона Задонского для христианского наставления приходящих:

«1. Всяк при Крещении Святом отрекся сатаны, дела которого суть дела злая и Богу весьма ненавистная, то есть: идолослужение, чародеяние, гордость, зависть, вражда, пьянство, блуд, сребролюбие, разбои, хищения, воровства, сквернословия, песни скверныя и все, что противится здравому разуму.

Ты всех сих на крещении отрекся троекратно и на вся сия поплевал; берегись же на сие обращаться!

2. Отрекшися сатаны, ты обещался троекратно служить Христу, Сыну Божию, со Отцом и Святым Его Духом. Ты в службу Христу присягнул, как воины присягают, служить Ему верно, даже до смерти. А служить Христу как? Послушай: веру в Него иметь и с верою жизнь свою в страсе Божием благочестно провождать и Ему по возможности сообразоваться.

3. Пользует сия в памяти содержать:

а) вездеприсутствие Божие; б) житие и вольное страдание Христово рассуждать; в) помнить последния четыре: смерть, никому не минуемую; суд страшный, где за слово, дело и помышление злое ответ воздадим; третие — ад или муку вечную, конца не имущую, грешников ожидающую; четвертое — Царство Небесное, верным, свято житие провождающим, уготованное. Увещеваю сие всякому в своей памяти всегда содержать и домашних своих почаще подкреплять, а паче внушать малым детям, чтобы они знали и помнили свое обещание и от младых лет приучались благочестию».

Эти слова являются духовным завещанием архимандрита Серафима. Даже в далекой Франции, в женском православном монастыре в местечке Бюсси, звучали наставления отца Серафима. Его родная сестра Тамара Ивановна Розенберг часто приезжала туда из Швейцарии и утешала матушек обители чтением душеспасительных писем брата. На вопрос одного монаха, что самое необходимое для мирной жизни в монастыре, отец Серафим ответил: «Слушаться начальство!»

Вот, опять же, приходит ко мне монах и говорит: «Отец такой-то тем-то и тем-то досаждает мне» — и рассказывает свою сказку. Тогда я спрашиваю этого монаха: «Сколько лет ты уже в монастыре, отче? » — «Тридцать пять». — «Ты постоянно ходишь на ежедневные службы?» — «Ты же знаешь, что хожу ». — «Ты Писание читаешь?» — «Да». — «Тогда ты знаешь, что Господь сказал святому Петру о том, сколь много раз тот должен прощать согрешающему против него». — «И ты против меня», — говорит он и уходит раздраженный. Такая вот чепуха! В мире много старых людей, которые просто ходячие трупы, не думающие ни о чем, кроме своих удобств. Когда мы молоды или даже в среднем возрасте, мы можем скрывать нашу собственную истинную сущность. Старые же люди не могут этого делать. И часто раскрытие истинной сути личности ужасает.

Вспомнился мне из прошлого такой случай.

Я, еще будучи студентом, спросил однажды моего духовного отца и наставника:

— Как нужно относиться к человеку вообще? Он, нимало не затрудняясь и не задумываясь, ответил мне как что-то ему совершенно известное:

— С благоговением!

Я поразился такому ответу как небывалому. Но он мне объяснил религиозный смысл и повод к нему: всякий человек есть ведь образ Божий; а Богу и иконам мы поклоняемся с благоговением. И к человеку как образу Божию мы должны относиться так же.

Но мы обычно относимся наоборот: стараемся увидеть и видим в другом дурное, любим осуждать его. А уж никак не с благоговением.

После я у отца Иоанна вычитал о том же:

«Грехи-то — короста на человеке, а суть-то в нем — образ Божий!»

И поэтому-то мы в церкви кадим не только Христу, Господу и Божией Матери, но и иконам святых людей. А потом — и богомольцам. И не раз я испытывал чувство радости, когда кадил и Господа со святыми, и простых богомольцев. Они казались мне достойными этого, как образы Божии, или — хорошими. Действительно хорошими.

Вспомнил я и другой случай, и в тот же вечер Похвалы Богородице. Я был ректором духовной семинарии. Тогда была первая война с немцами. Здания семинарии приспособлены были под лазареты. И вот под субботу Похвалы я велел выдать солдатам, пришедшим в храм в больничных халатах, свечи... Во время акафиста (четыре раздела) их зажигали. Как это было отрадно! И солдаты — хорошо молились...

Я все это пишу потому, что хорошими были не какие-нибудь единицы, не исключительные отдельные личности, не только одни святые (те — лишь особенно достойны похваления!), но и вообще христиане. Много таких хороших! Миллионы... Массы... А если я описываю некоторых, то не потому, что только они должны быть названы хорошими, а потому, что эти некоторые почему-нибудь запечатлелись в памяти моей.

А их — и было, и есть еще — много, очень много! Миллионы. Массы. Слава Богу!.. Да еще мы не знаем, кто как кончит. А конец дело красит.

Преподобный Симеон Псково-Печерский (Желнин В.И., 1869—1960)

Но отец по-прежнему не хотел отпускать меня, но потом смирился и отпустил. По прибытии в монастырь был я принят о. Мефодием — наместником монастыря. Он взял меня к себе в келейники. Жил он в настоятельском доме наверху. Пробыв у него в келейниках 7 лет, я, кроме келейного послушания, нес еще общее послушание монастырское, как и вся братия.

В это время строили за монастырскими Святыми воротами гостиницу для богомольцев. Некоторые из братии работали здесь с 5 часов утра и до позднего вечера. И так продолжалось 5 лет, и в продолжение этого времени мне мало приходилось спать на постели, а большей частью засыпал сидя за столом с книгой.

Летом после работы молодые послушники-монахи, бывало, собирались отдыхать на свежем воздухе на Святой горе, в саду, и меня приглашали с собой, но я всегда отговаривался и уклонялся от их бесед ввиду того, что наместник дал послушание сделать то или другое, так как я имел специальность столяра-краснодеревца. Я имел свой столярный верстак и инструмент, а также и токарный станок по дереву, мог вытачивать разные вещи в свободное время. Вот таким образом и оправдывался от собеседования с братией.

Преподобный Симеон Псково-Печерский (Желнин В.И., 1869—1960)

После смерти о. Мефодия меня перевели из настоятельского дома под трапезную, около ворот; я был в то время иеродиаконом.

Псковской епархией управлял архиепископ Арсений, впоследствии митрополит Новгородский, который иногда приезжал в монастырь для служения и по другим делам. Однажды, проходя мимо моей кельи, заметил на окнах цветы и занавески и спрашивает сопровождающих его иеромонахов: "Кто это живет здесь?" Ему говорят: "Вассиан, иеродиакон". — "Это не по-монашески живет, позовите его сюда". Я подхожу, весь трясусь, и бух ему в ноги: "Простите, Ваше Преосвященство!" Он говорит: "Ты как красная девица живешь, а не как монах!" — "Простите, люблю цветы я, как создание Божие и чистоту". А потом наедине и говорит: "Молодец, так и живи! Лучше в чистоте, чем в грязи!"

Прожив несколько лет в чине иеродиакона, я был посвящен в иеромонахи, после чего вскоре был назначен в Псков, в Снетогорский монастырь, в качестве эконома для восстановления монастырского хозяйства. Прожив там четыре года, вплоть до революции, возвратился в обитель свою, будучи 46 лет. Пробыл несколько времени в монастыре, назначают меня в другое монастырское имение — Мустощево, от монастыря 25 километров в сторону Латвии.

Преподобный Симеон Псково-Печерский (Желнин В.И., 1869—1960)

По откровению свыше старец Симеон ждал смерти 15 января 1960 г., в день преподобного Серафима Саровского. Всех беспокоило: если умрет в праздники, на Святках, что делать? Пришел к нему наместник о. Алипий и сказал батюшке, чтобы он попросил Господа в эти дни не умирать. Старец ответил: «Хорошо, ты наместник, а я послушник, пусть будет по-твоему». Так и вышло. По послушанию наместнику о. Алипию батюшка умер 18 января 1960 г.

В этот день паломники стали приходить к старцу с пяти часов утра. Он, как всегда, принимал сидя в кресле, так ему было легче дышать. Время от времени батюшка говорил, что смерть подходит все ближе к груди, а люди все шли и шли на благословение, и всех он благословлял. Около десяти часов утра старец обессилел и лег на кровать. Вскоре отец Симеон глубоко вздохнул и затих...

Отпевание было совершено при многолюдном стечении молящихся со всех концов страны. И у всех вместе со скорбью на душе была «светлая Пасха», чувствовали, что остались сиротами на земле, но обрели теплого молитвенника пред Богом.

5 мая 1937 г. послушник Фома принял постриг с наречением имени в честь исповедника и святителя Феофана Сигрианского. После пострига старец схиигумен Михаил не дал ему ни молитвенного правила, ни какого-то особенного наставления, вероятно, провидя его дальнейшую жизнь. Возможности выполнять правило не было, не было и духовного руководителя. Обеспокоенный этим, он поехал к прозорливому старцу, который подвизался на одном из островов озера Селигер, и, подходя к одиноко стоящей келье старца, вдруг слышит, как этот угодник Божий говорит своим послушникам: «Вот идет Феофан. Посадите его в лодку, заберите весла и оттолкните от берега». Как вспоминал отец Феофан: «Я очень испугался, так как плавать не умею и очень боюсь воды». Но когда он подошел к келье прозорливого старца, с ним так и поступили. Сказано же ничего не было.

Вернувшись к себе, всё недоумевал, что бы это значило. Но прошло всего несколько дней, и монах Феофан был арестован и сослан по 58-й статье на десять лет. При аресте от него требовали ключи от храма. «Я вам ничего не дам, хотите ломайте, а ключей не получите», — мужественно отвечал он.

С 1937 по 1943 г. был в местах заключения в Ярославской области, где строил железнодорожные мосты. Об этих годах тюрем, лагерей, ссылки отец Феофан не любил рассказывать. Говорил только, что везде есть хорошие люди, даже среди заключенных.