3)

прот. Сергий Филимонов

Типы врачей по отношению к Богу

В настоящее время можно выделить несколько типов отношения врачей к Богу.

I тип: врач–атеист.

Врач, воспитанный на материалистической базе и вере, что Бога не существует. Таких врачей в российской медицине около 30%.

II тип: врач–нехристианин.

Врач, верующий в Бога, но не исповедующий Св. Троицу и Иисуса Христа как Сына Божия. Это — мусульмане, буддисты, иудеи.

III тип: врач–инославный христианин.

Это врачи, придерживающиеся католического, лютеранского и другого неправославного вероучения.

IV тип: врач, признающий Православие.

Это врач — крещенный в Православии, уважительно относящийся к Церкви и ее Таинствам, но не живущий церковной жизнью, правил ианонов Церкви не соблюдающий. Т.е. это мало или невоцерковленный человек. Таких врачей в российских медицинских учреждениях большинство. Около 80% врачей считают себя православными, таковыми по сути не являясь.

V тип: врач–оккультист.

Врач, понимающий Бога в неправильных представлениях мистического характера, считая Его просто разумом, силой, наделенной энергией, чем–то (именно не кем–то), а чем–то свыше. Такой врач относится к Богу, как некоей энергии, которую можно полезно использовать в своих медицинских лечебных целях.

VI тип: врач, исповедующий Православие.

Кто же это такой? Каков его портрет? Что отличает его от остальных типов?

Портрет православного врача

Православный христианин, имеющий высшее медицинское образование, живущий по заповедям Божиим, настоящей церковной жизнью, регулярно (не менее 1–2–х раз в месяц) причащающийся Святых Христовых Тайн, исповедующий православное вероучение в соответствии со Святым Евангелием, апостольскими правилами, правилами Вселенских Соборов и Святых Отцов Церкви, решениями Поместных Церковных Соборов, признающий священноначалие (Святейшего Патриарха, Синод, правящих архиереев), посещающий храм в воскресные и праздничные дни, молящийся утром и вечером, имеющий или ищущий духовника, состоящий в венчанном браке или стремящийся к таковому, молящийся за своих больных, изучающий духовную литературу или обучающийся на катехизаторских или богословских курсах, заботящийся как о медицинском, так и духовном образовании, регулярно очищающий свою душу в Таинстве Покаяния, кающийся в числе прочих и во врачебных грехах.

Таким образом, православный врач — это, прежде всего, христианин, член Тела Церкви, Тела Христова, активно живущий жизнью Церкви, жизнью во Христе.

Почему я говорю об активной жизни в Церкви? Это не только участие в Таинствах и богослужении, это — православное понимание жизни и православная реакция на жизненные проблемы и обстоятельства. Ведь жизнь меняется, меняются технологии. И православный врач должен обладать, прежде всего, православным мировоззрением, а не умением оперировать системой канонов и правил.

В отличие от неверующих врачей, базирующихся на материалистическом мировоззрении, православный врач подходит к лечению болезни через призму трехчастного строения человека: дух, душа и тело больного. Доктор медицины, профессор, архиепископ Лука (Крымский) так говорит об этом: «Общеизвестно могущественное влияние психики больного на течение болезни. С остояние духа больного, его доверие или недоверие врачу, глубина его веры и надежды на исцеление или, наоборот, психическая депрессия, вызванная неосторожными разговорами врачей в присутствии больного о серьезности его болезни, глубоко определяют исход болезни. Психотерапия, состоящая в словесном, вернее, духовном воздействии врача на больного, — общепризнанный, часто дающий прекрасные результаты метод лечения многих болезней…

Мы могли бы привести много примеров исцелений при открытии мощей преподобного Серафима Саровского, из житий святителя Питирима Тамбовского и многих других святых.

Объяснить эти удивительные факты только физиологическим воздействием мозга, хотя бы и могучего, невозможно уже потому, что все мозговые процессы и все воздействия мозга протекают во времени, а эти чудесные исцеления происходили почти вне времени. Такая быстрота действий возможна только для духа.

Кроме того, у некоторых больных было тяжелое повреждение спинного мозга, о чем свидетельствует не только паралич ног, но и атрофия мышц и даже начинающаяся гангрена. Все это — необратимые изменения, по нашим медицинским знаниям, и никакое самое могучее, но только физиологическое воздействие мозга не могло бы их исправить. Этими рассуждениями мы подтверждаем факт, что дух творит формы. Узко и необоснованно утверждение, что только материальным определяется духовное, ибо необходимо признать, что есть и обратное влияние — духовное воздействие на материю тела через нервную систему — орган психики». 1

«Между телом и духом существует постоянная связь и взаимодействие. Все то, что происходит в душе человека в течение его жизни, имеет значение и необходимо только потому, что всякая жизнь нашего тела и души, все мысли, чувства, волевые акты, имеющие начало в сенсорных восприятиях, теснейшим образом связаны с жизнью духа. В д ухе отпечатлеваются, его формируют, в нем сохраняются все акты д уши и тела. Под их формирующим влиянием развивается жизнь духа и его направленность в сторону добра или зла. Жизнь мозга и сердца и необходимая для них совокупная, чудно скоординированная жизнь всех органов тела нужны только для формирования духа и прекращаются, когда его формирование закончено или вполне определилось его направление. Жизнь тела и души можно сравнить с полной красоты и прелести жизнью виноградной грозди. Прекращается питание ее соками лозы, росой небесной, окропляющей нежный пушок сочных ягод, и остаются лишь выжимки, обреченные на гниение; но жизнь виноградных гроздьев продолжается в полученном из них вине. В него переходит все то ценное, прекрасное и благоуханное, что было выработано в живых ягодах под благотворным действием света и солнечного тепла. И подобно тому, как вино не портится, а продолжает жить своей собственной жизнью после смерти винограда, становясь тем лучше и драгоценнее, чем дольше оно живет, и в бессмертном духе человеческом продолжается вечная жизнь и бесконечное развитие в направлении добра или зла после смерти тела, мозга и сердца и прекращения деятельности души».2

В связи с материалистическим подходом к процессу лечения, к сожалению, сегодня взгляды многих врачей на современные биотехнологии не сформированы, не имеют твердого нравственного обоснования. Мнения воцерковленных врачей значительно отличаются от мнений неверующих и в большой степени соответствуют нормам религиозной морали и медицинской этики. В этом заключается особенность профессионально–этического портрета православного врача. В тоже время среди воцерковленных врачей значительная часть оказалась неподготовленной к решению современных этических проблем.
_________________
[1]Святитель Лука (Войно–Ясенецкий). Дух, душа и тело. Артос–Медиа. М., — 2006 г., С. 91–93.
[2]Святитель Лука (Войно–Ясенецкий). Дух, душа и тело. Артос–Медиа. М., — 2006 г., С. 146–147.

есть чему учиться и учиться и учиться современным врачам ...

Святитель Лука///
Жизнеописание Святителя Луки Войно-Ясенецкого. Уникальные хроники, кадры из жизни святого.
Богослов и хирург с мировым именем, представитель известного дворянского рода. Ему установлены памятники в Тамбове и Симферополе. А третий по счету собираются возвести в Красноярске, куда был переведен опальный профессор осенью 1941 года. Здесь он был консультантом всех госпиталей и хирургом эвакогоспиталя. Деятельность хирурга сочетал с епископским служением.
Он делал операции почти будучи слепым и много много другое вы сможете увидеть и узнать про святого из этого фильма.
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) лишь дважды попал в объектив кинокамеры. 8 сентября 1943 года он был участником Поместного Собора Русской Православной Церкви, избравшего Святейшего Патриарха Сергия. В списке участников Собора -- 19 иерархов, и имя архиепископа Луки стоит там четвертым.

КАКОГО ЦВЕТА БОЛЬ?

Всё бело, всё одинаково, всё равнодушно, всё недружелюбно и всё — чужое. Я иду по длинному коридору в домашних тапочках, в байковом больничном халате, а навстречу, как новые мазки белой известки по уже выбеленной стене — белые халаты, белые шапочки, спешащие каждый по своим делам люди. Медсестра приёмного отделения идёт быстро, еле поспеваю за ней, зловещая белизна слепит глаза, я зажмуриваюсь, я вообще плохо представляю себе, что происходит, зачем я здесь, и только в лифте короткая команда медсестры дежурной лифтёрше мгновенно отсекает от меня все недоразумения:

- Четвёртый этаж, операционное отделение. И в лифте всё бело. Выхватив взглядом на стене календарь с Казанской иконой Божией Матери, успеваю найти декабрь — бесстрастный квадратик цифр среди таких же одиннадцати других, успеваю быстренько прочитать молитву «Богородице Дева...», попросить помощи и заступничества, а вот сегодняшний день отыскать на календаре уже не успеваю — приехали.

Койка у окна. И на улице всё бело. Снег облепил даже провода, длинный больничный корпус напротив, дальше ещё один, ещё... Целый больничный городок - Первый медицинский институт. Бегут люди по своим делам. У меня тоже были свои дела, и я бежала, боясь

не успеть. И не успела — к фирменному скорому поезду Москва-Адлер. Билет-то какой хороший достался — купе, нижнее место. Десять дней в любимом ущелье под Пицундой себе напланировала, к самому разгару сбора мандаринов хотела подгадать, даже соковыжималку новенькую по тому случаю приобрела, чтобы свежий сок по утрам, отборные мандаринки с дерева.

Всё равнодушно-бело вокруг. Бегут люди за окном, и нет им дела до моих несбывшихся планов. «Человек предполагает, а Бог располагает», - моя любимая присказка. Не единожды в день вспоминаю её к случаю. И вот привёл Господь применить и к себе...

Мой больничный опыт убог и ничтожен. Много лет назад лежала на обследовании, да быстро выписали с весёлыми листочками благополучных анализов. Что знаю о теперешней больнице? И вот сижу на больничной койке у окна, глотаю слёзы, страшусь наступающего дня.

Раньше мне казалось, что однообразные дни тянутся медленно и нудно. А ведь совсем не так. Однообразие больничных будней замельтешило с удивительной скоростью — подъём, температура, завтрак, процедуры, обход врачей, обед, тихий час, посещение, ужин, температура, отбой. Мелкими перебежками от завтрака к тихому часу, от процедур к посещению помчались мои денёчки к дню самому главному - операции. Только вдруг её отложили. Возникло серьёзное осложнение со здоровьем.

- Надо подлечиться, в таком состоянии операция невозможна. Назначим вам хорошие препараты, физиотерапию, барокамеру. Понимаю, вам хочется побыстрее, кому нравится лежать в больнице, но это необходимо, наберитесь терпения.

Лечащий врач Светлана Мухадиновна Психомакова смотрит на меня с искренним сочувствием, а у меня глаза на мокром месте - ведь не рассчитывала здесь задерживаться, ведь всё так хорошо спланировала! «Человек предполагает, а Бог располагает», — напоминаю сама себе, а слезы льются и льются и вот уже постовая сестра Елена Михайловна Золотарёва бежит с успокоительными каплями, садится рядышком на край кровати:

- Не расстраивайтесь. Вот подлечим вас, операцию сделаем, и забудете всё. Врачи у нас знаете какие замечательные! Светлана Мухадиновна - это же золото, у неё удивительные руки и душа добрая...

А ещё каждое утро к нам в палату вкатывалось солнышко! Елена Викторовна Никитина, клинический ординатор. Она нетерпеливо принималась расспрашивать нас - как спали, как ели, какая температура, и, казалось нам, она еле-еле дождалась утра, бежала через весь город, торопилась, нервничала, лишь бы узнать о нашем самочувствии, аппетите и анализах. Маленькая, подвижная, добродушная, сострадательная. Кого-то она мне напоминала. Ломала голову недолго: конечно, Светлану Мухадиновну. Та же участливость, готовность помочь и успокоить - её школа, школа сострадания и любви. Хороший учитель - толковая ученица. Благодатный багаж знаний, в котором рядом с профессиональным мастерством никогда не выходившее из моды сострадание больным, готовность утешить, даже потерпеть их неадекватность, несправедливые выпады, их уязвимость и беззащитность. Если Елены Викторовны почему-то не было в отделении, казалось, чего-то не хватает. Я всегда ждала её появления в палате, она умела порадовать. Вот и сегодня. Присела на краешек кровати, заговорщицки шепнула:

У меня для вас хорошие новости. Операция назначена на пятницу.

Облегчённо вздыхаю, а она:

Вам надо хорошенько выспаться перед операцией, лёгкое снотворное вам не помешает. И не волнуйтесь, всё будет хорошо. Оперировать берётся сам Владислав Геннадьевич.

Сам. Его так и звали больные отделения - сам. Помню, при первом обходе он вошёл в палату в сопровождении студентов и аспирантов и всего-то несколько слов сказал, спросил о самочувствии, а по сердцу - покой. У меня были к нему вопросы, и он пригласил побеседовать после обхода. А начал беседу так:

С праздником! Сегодня память Нила Столбянского, поздравляю.

Растерялась на секунду. Потом обрадовалась - православный! Милость Божия ко мне, немощной и унывающей в больничной палате. Православный хирург будет делать мне операцию. Конечно, хорошо, что сам. Но ещё лучше — православный!

Я хотела бы причаститься перед операцией, — почему-то доверительно сказала я Владиславу Геннадьевичу.

Обратитесь к старшей сестре клиники Лидии Никитичне Пучковой, она поможет.

Вот и ещё с одной православной душой свел Господь.

Обязательно, как же православному без  причастия на операцию идти?

Лидия Никитична сидит за большим письменным столом, в изголовье иконочки, лампада горит, на стене большой православный календарь. Лидия Никитична — человек в клинике известный. Во-первых, целых сорок лет она здесь, в этих стенах, видано-перевидано за эти годы немало. Во-вторых, дверь в её кабинет практически не закрывается, идут к ней за советом и помощью с утра до вечера. И тут уж не берусь определить, когда как к старшей сестре клиники, когда как к православной христианке. Вот и мне, чужому фактически человеку, не отказала в помощи. Кому-то позвонила, кого-то попросила.

- Завтра с утра, после обхода.

Стою в маленькой больничной часовенке перед образом Казанской Матери Божией. Она взирает на меня и требовательно, и милостиво, и кажется в эту минуту, что нет скорбей, которые не понесла бы я ради великой и ни с чем не сравнимой радости называться православной. Но вот склоняю голову под священническую епитрахиль, чувствую, как трепещет сердце перед страхом исповеди, как немощна моя греховная душа, как несовершенна жизнь и суетны устремления. Из рук священника принимаю я Святые Тайны Христовы и в благодати великого Таинства опять чувствую в себе силы выдержать всё, Господом уготованное.

И с этим чувством поднимаюсь на четвёртый этаж, и с этим чувством звоню своим близким и сообщаю им звенящим от радости голосом:

Завтра в десять, прошу ваших молитв...

Тебе страшно?

Мне радостно, я причастилась.

Раннее утро. Я уже умылась холодной водой, переоделась в операционное и стою у окна, за которым до меня нет никому никакого дела. Но здесь, в отделении, до меня есть дело всем. И постовой сестре Ларисе Степановне, пришедшей сделать мне укол, и буфетчицам Нине Николаевне Бровциной и Любови Антоновне Федорчук, вчера вечером шепнувшим мне «всё будет хорошо», и моей соседке по палате Настеньке Ивановой:

Я сразу же позвоню вашим, сразу же, не волнуйтесь

А вот и Светлана Мухадиновна. Глаза-звёзды вопрошают: Готовы?

Готова.

Меня везут на громыхающей каталке в операционную. Опять много белых халатов, и опять белый цвет кажется мне равнодушно-белым. Но вот вижу склонённого надо мной Владислава Геннадьевича:

Ну что, с Богом? - спрашивает он тихонечко.

С Богом, — отвечаю ему и крещусь широким крестом.

Всё. Больше ничего не помню. Потом откуда-то из глубины сознания слышу «операция закончена», потом опять погружаюсь в беспамятство. И вот оно, первое ощущение возвратившейся жизни. Вижу склонённого над собой... священника. Хочу произнести «благословите», но губы не слушаются. Батюшка благословляет меня, говорит слова утешения и поддержки. Иерей Сергей Филимонов, священник и врач практикующий хирург-лор. Он возглавляет Общество православных врачей Петербурга, автор нескольких книг, я слышала о нём, но познакомиться до операции не получилось. И вот он пришёл в реанимационное отделение, дабы поддержать и благословить православную христианку. Щедры Господни утешения. Туда, в никуда, за черту сознания - «с Богом!» - из уст православного хирурга. Оттуда, обратно в осмысленную жизнь - с благословением православного пастыря. Сквозь невыносимую боль пробилась ко мне пока ещё слабым пульсом радость Божьего соучастия. Потом она окрепнет во мне, станет явной и торжествующей.

Тяжело выбиралась я из реанимации. Боль на разные лады заявляла о себе, держалась высокая температура, и опять рядышком теперь уже свои, родненькие сестрички. Даша Прокофьева. Трепетная, стройная девочка. Помню, зашла ко мне в палату с умопомрачительной прической, только уложенная феном стрижка обрамляла живые, жадные до жизни глаза.

У тебя новая прическа, Дашенька?

— Решила поменять имидж, хочется нового, понимаете...

Тебе очень идёт.

Через час она вновь пришла ко мне поставить капельницу. Пряди летящей стрижки прилипли к вспотевшему и осунувшемуся лицу, ещё только недавно белоснежный халатик измят и запачкан кровью.

Тяжёлая больная, срочно оперировали...

Она склонилась надо мной, уставшая девочка, избравшая себе нелёгкий путь выхаживать людей и облегчать их страдания. Как непросто сохранить при её ремесле летящий имидж и безукоризненно наглаженную блузку. Грустно было узнать, что несколько лет Даша поступала в медицинский, но неудачно, конкурс большой, а ей всё не хватало какого-то балла. А ведь хороший доктор уже поселился в её сердце, фундамент профессии уже выложен прочными кирпичиками мастерства не менее важного, чем профессиональные знания - сочувствовать людям и любить их вместе с их немощами.

Однажды, доведённая до предела измотавшей меня болью, я накричала на другую сестричку, Верочку, пришедшую звать меня на физиотерапию:

Отстаньте от меня, я никуда не пойду!

А она с улыбкой:

Не хотите? Тогда не пойдём. Вы успокойтесь, пожалуйста.

Прости, Верочка.

Да что вы! Это наша работа, я не сержусь, вам действительно нелегко.

А разве легко им? Ведь они не имеют права на слабости и оправдания. Уколы, капельницы, послеоперационное выхаживание больных — разве будешь объяснять им, что у тебя самой раскалывается голова или всё валится из рук, потому что нелады дома. Помню, заступила на дежурство Ирина Евгеньевна Пеликс. На ней не было лица, бледная, еле передвигается:

- Отравилась грибами...

А ведь надо работать! А ночь, как на грех, выдалась беспокойная, то в одну палату зовут, то в другую. На ватных ногах, стиснув зубы...

Отделение - единая команда. Не каждый сам по себе, все будто отбор прошли и выдержали общий для всех экзамен.

Часто в отделение заходили студенты. С двумя девочками, Викой Дробышевой и Настей Калмыковой я подружилась, сначала они приходили по долгу - заполните анкету, пожалуйста, потом просто навестить и посочувствовать. Даже на операцию мою пришли. Они ещё не выбрали специальность, но главному уже научились - видеть перед собой не формального больного, а живого человека, расположенного к участию и доброму слову.

Потихоньку, по чуть-чуть возвращалась я к нормальной жизни. Сняли швы — праздник! Выровнялась температура - праздник! Анализ крови приличный - праздник! И все праздники свои я делила с теми, кто был рядом. Сестричками, санитарками, врачами. И они радовались вместе со мной, конечно, по долгу службы радовались. Но долг службы совпадал у них с долгом совести, и это было ещё одной моей радостью. И — устыжением. Потому что помнила свою первую стойку перед медиками, на которых «пробы негде ставить», грубы, неряшливы, алчны. Наверное, есть и такие. Но мне повезло. Я попала к людям, достойно несущим крест медика. И когда я прощалась с Владиславом Геннадьевичем, мне очень хотелось поцеловать его руку. Наверное, кроме священников, имеют право на это и хирурги. Господь открывает перед ними Свои тайны. Они видят то, что сокрыто от остальных глаз, они допущены в особые обители земной жизни, где особо остра связь с обителями небесными. Я сказала об этом моему хирургу. Он улыбнулся грустно и ничего не ответил. Он вообще немногословен, потому что в его деле слова не значат ничего. Его дело вершится не языком, а искусными руками и молитвенным сердцем. На операционном столе с меня не сняли крестик. Я очень боялась этого и приготовилась сражаться за крестик насмерть. А Яковлев тихо сказал:

- Крест не снимайте...

Не поведать всего, но этот неразговорчивый человек вернул меня к жизни. Он говорил мне - я на вас надеюсь, когда мне было совсем плохо и надежда оставляла моё малодушное сердце. И я благодарна Господу, что определил мои стопы именно в Петербург, в отделение оперативной гинекологии Первого медицинского института. И свёл с человеком, который стал теперь для меня образцом русского врача - с крестом на шее, молитвой в сердце и с благословенным мастерством в руках.

- Я буду молиться за вас, - сказала я ему на прощание.

- Спасибо.

И он пошёл по длинному больничному коридору к операционной, потому что уже прогрохотала каталка с очередной пациенткой, и ему надо успеть успокоить её и шепнуть обнадеживающее «с Богом».

Наталья Сухинина

Имя Тебе Свет. Рассказ

Николай Петрович вышел из больницы и, сев на скамейку, заплакал. Перед глазами была высохшая дочь с синими, исколотыми руками и ногами. На изможденном лице еле теплились два тусклых фонарика – Настины глаза.

- Настя, Настенька, Анастасия, красавица моя, умница, надежда моя единственная. Как же так получилось? Почему? Господи, за что мне эта мука? Что мне делать? - Николай Петрович не замечал, что кричит на весь парк, захлебываясь слезами.

Лечащий врач Насти Андрей Борисович смотрел в окно на бьющегося в истерике мужчину, думая о том, что хотя использует самые последние психодизлептики и нейролингвистическое програмированние, вылечить своих пациентов от наркотической зависимости навсегда не может. Они до конца жизни остаются в группе риска. Как правило, схема жизни наркомана предельно проста – наркотики, тюрьма, смерть. Мало кому удается ее изменить.

У Насти срок наркотической зависимости был относительно небольшой – год, но сойти с иглы сама она не могла. А девочку очень жалко, и отец ее вон, как убивается.

- Николай Петрович, успокойтесь, выпейте валерьяночки, - пожилая уборщица баба Клава присела на скамейку и протянула несчастному отцу мензурку с каплями. – Выпили, вот и хорошо. Сейчас вам станет легче. Ваш плач даже за стеклопакетами слышно. Вы, голубчик, потерпите, не отчаивайтесь. Господь все управит. Он всегда к лучшему управляет.

- Вы что, с ума сошли?! – вскочил Николай Петрович, - что вы несете? Как это к лучшему? Дочь моя погибает от наркотиков - к лучшему? Жена моя состарилась на глазах - к лучшему? Я о самоубийстве думаю - к лучшему!

- Эх, как вас враги в оборот-то взяли, - вздохнула баба Клава. – А вы бы, голубчик мой, в церковь сходили, да попросили Господа о помощи.

- Да я сроду никого ни о чем не просил, - вспылил Николай Петрович, - а в Бога я не верю, хотя и крещен был в младенчестве неразумной бабкой. Она была очень верующая.

- Вы мне сразу две хорошие новости сообщили, - мягко улыбнулась баба Клава.

- Какие еще хорошие новости?!

- Первая, что крещены, а вторая – что у вас на небесах молитвенница имеется.

- А может и вправду имеется? – неожиданно обрадовался мужчина. – Вы мне подскажите, куда идти. Я ведь и у самого дорогого экстрасенса побывал. Чуть целое состояние ему не подарил. Все безтолку.

- Откуда же толку взяться, если вас бес повел не в ту сторону. В темноте можно долго плутать в поисках дороги, а на свету правильный путь сразу видно. Теперь вам с женой прямой дорогой надо в церковь идти. Сначала покаяться, а затем начинать за дочь молиться. Да это уже как Господь управит.

- А в какую церковь нам идти, Клавдия Ивановна?

- А вон в ту, голубчик мой, и иди, - она махнула рукой в сторону Иоанновского монастыря, купол которого виднелся среди молодой весенней листвы.

В частной наркологической клинике, в которой Настя проходила курс лечения, несмотря на высокие цены, свободных мест никогда не было. Юные пациенты двигались, словно по замкнутому кругу - подлечатся и вскоре возвращаются обратно, но уже в более тяжелом состоянии.

После курса дорогостоящих капельниц и уколов у подростков на некоторое время наступало облегчение, словно кто-то ослаблял сдавливающий их жизнь героиновый поводок. Если у родителей были деньги, они уже при выписке занимали очередь на следующее лечение.

Наркодиллеры, словно пауки, сторожили своих оживших букашек и вновь плели вокруг них липкие сети. Иногда дети не выдерживали и, написав записку, загоняли в вену смертельную дозу.

Некоторые измученные родители были втайне этому рады.

Вечером Андрей Борисович зашел к Насте в палату, оборудованную по последним европейским стандартам. Стены и жалюзи на окнах были нежных тонов, светлая мебель, дорогой музыкальный центр. Комната напоминала номер в хорошем отеле.

Девушка, свернувшись калачиком, лежала лицом к стене.

- Настенька, как ты себя чувствуешь? – врач дотронулся до ее плеча.

Настя резко развернулась, словно освобожденная от крепления пружина и закричала:

- Плохо! Плохо я себя чувствую! У меня все тело болит!

- Слушай, Настя, тебе надо найти силы и перебороть себя. Хотя бы ради родителей.

- Ради родителей! – девушка захохотала во все горло, - да плевать я на них хотела! Я их видеть не могу. Отец приходит, плачет, как тряпка, а помочь ничем не может. Мне так перед родителями стыдно, - теперь Настя затряслась в рыданиях, – они на меня такие надежды возлагали.

Вдруг она перешла на шепот: «Андрей Борисович, я его ненавижу, а сил бороться с ним у меня нет».

- С кем? – удивился врач.

- С тем, кто заставляет меня колоться. Я даже слышу, как он мне в ухо шепчет – уколись и тебе станет хорошо! Ужас какой-то!

Вы же понимаете, что я не хочу, и не хотела быть наркоманкой. Я с детства знала, что наркотики – это зло, а устоять не смогла. – Девушка села на кровать и, раскачиваясь из стороны в сторону, начала в очередной раз рассказывать свою, похожую на тысячи других, историю.

Наркоманы любят говорить о себе – им от этого становится легче.

Настя росла в полноценной семье. Мать преподавала литературу в университете, отец был доцентом на одной из кафедр технического вуза. После перестройки его дела пошли в гору, он создал свою фирму, снял с работы жену, и она все время посвящала дочери. Правда родила она ее в тридцать лет, после пяти абортов, но зато у них уже была трехкомнатная квартира на Петроградке, две машины, дача и поездки на море четыре раза в год.

По воскресеньям жена любила устраивать литературные вечера. На них собирался весь университетский бомонд обсуждать новинки поэзии и прозы, не забывая восхищаться умом и красотой хозяйки. Позже гвоздем программы стала подросшая Настенька. Девочка пела, играла на скрипке и на фортепьяно, читала стихи. Настя была талантлива во всем и разрывалась между музыкой и рисованием, конным спортом и плаванием. В школе учителя пели дифирамбы ее уму и эрудиции.

Со временем Николай Петрович расширил свою компанию. Теперь бизнес занимал все его время и силы, но он любил эту работу, которая давала ему деньги и власть – две составляющих, без которых он уже своей жизни не представлял. Семья переехала в престижные апартаменты на Крестовском острове. Жена большую часть времени проводила в косметических салонах, борясь за разрекламированную молодость. Ей казалось, что Настя выросла и не нуждается, как прежде, в ее внимании.

Николай Петрович с женой мечтали увидеть дочь в Оксфордской мантии.

Всего лишь два шага оставались до престижного университета – два последних класса, но черной тучей пришла беда.

Больше всего на свете Настя боялась не оправдать надежды родителей. А они не догадывались, что ей не интересно петь, рисовать, скакать верхом, что ее тяготит роль «идеальной дочери на зависть всем знакомым».

Одно время девочка начала искать смысл жизни и увлеклась философией. Насте казалось, еще чуть-чуть и она поймет, для чего живет человек, но героин увел ее в противоположную сторону.

В начале учебного года на одну из вечеринок Пашка, Настин одноклассник, принес героин. Пятнадцатилетняя Настя, чтобы не оказаться «белой вороной» в глазах друзей тоже укололась. Она была уверена, что с одного раза привыкания к наркотику у нее не будет, и ошиблась.

Среди всех ребят зависимой оказалась именно она. Пашка удивительно точно рассчитал ее дозу, и Настя испытала небывалое прежде состояние счастья, радости и любви ко всему миру. На следующий день ей страстно захотелось повторить необыкновенные ощущения. Она попросила Пашку продать дозу, а он только этого и ждал.

Деньги у Насти были всегда, отец ей ни в чем не отказывал. Девочка стала приходить домой очень поздно. Родители верили ее рассказам о дополнительных занятиях, которыми она объясняла и свой изможденный вид.

У Насти ухудшилась память, стало рассеиваться внимание, успеваемость резко упала. Учителям она говорила, что серьезно больна. Они верили своей любимице и жалели ее. Пашка доставал медицинские справки, и к концу учебного года девочка в школе почти не появлялась.

Сначала Настя кололась дома, потом стала все время проводить в притоне. Родители, занятые своей жизнью, ничего не замечали.

Весной Пашка умер от передозировки. На его похороны собралась вся школа. Пришел и Николай Петрович с женой. Слушая вполуха слова батюшки, отпевавшего мальчика, Николай Петрович тихо сказал жене:

- Надо было родителям и школе лучше за мальчишкой смотреть. Глядишь, и хоронить бы его не пришлось.

- Слава Богу, с нашей Настенькой ничего подобного случиться не может, - откликнулась она.

- Кстати, а где дочка? – Николай Петрович обвел глазами черную толпу, но дочь не увидел.

В это время, ослабив резиновый жгут, Настя прикрыла глаза в ожидании кайфа. Этот укол был внеплановый - девочка хотела забыться, испытав шок от смерти друга. Она знала, что вконец замученный безденежьем Пашка, вынес из дома все, что можно было продать. Он постоянно увеличивал свою дозу, и денег от продажи героина ему уже не хватало.

Пашка не мог смотреть в глаза почерневшей от горя матери, которая все понимала. Мальчик попытался сойти с иглы, но не смог. Он жил в таком аду около года, а потом, украв у матери последние деньги, купил на них свою смерть.

Настя чувствовала, что ее участь может быть такой же, но выхода не видела.

Николай Петрович случайно обнаружил тайник дочери, в котором лежал шприц с капелькой засохшей крови и пакет с порошком. Он долго смотрел на них, не понимая, что это. И вдруг страшная догадка ударила его в сердце – Настя колется!

- Этого не может быть! Это какая-то ошибка! - закричал Николай Петрович, уже понимая, что это правда.

Словно пелена упала с его глаз. Он вдруг осознал, что давно не видит дочь, которая приходит домой очень поздно. «Кажется, жена что-то говорила ему о подготовке к ЕГ». Еще Николай Петрович вспомнил, что в последнее время Настины расходы сильно увеличились. Обычно дочь писала ему список нужных вещей, а он, не вчитываясь, оставлял нужную сумму. Теперь понятно, куда она тратила деньги! Сплошная ложь! Его сердце горячей волной обдала жалость и страх за жизнь дочери.

«Настенька, солнышко мое, я буду бороться за тебя! Я все сделаю! Найду лучшего врача, лучшую клинику», - стучало в голове. Внезапно пришло страшное понимание, что в случившейся беде виноваты они с женой. Они забросили дочь, погнавшись каждый за своим «зайцем».

Николай Петрович в одно мгновенье ощутил всю безсмысленность и пустоту своих проектов и планов. Какой там Оксфорд - гори он огнем! Какая недвижимость в Испании - пропади она пропадом! Надо спасать ребенка! Менять всю жизнь!

Впервые за сорок лет у Николая Петровича прихватило сердце. Когда отпустило, он схватился за телефон.

Обзвонив множество знакомых, Николай Петрович был потрясен – у каждого пятого ребенок употреблял наркотики. Кто-то принимал таблетки, кто-то кололся, молодежь постарше нюхала кокаин. Оказалось, что состоятельные приятели держали свои беды в тайне, чтобы не уронить престиж. К концу дня записная книжка Николая Петровича распухла от телефонов врачей, экстрасенсов и частных наркологических клиник. Осталось рассказать обо всем жене. Узнав правду, она поседела прямо на глазах.

Вечером они предъявили дочери страшную находку. Настя ничего не отрицала, не пыталась лгать и выкручиваться. Родителям даже показалось, что она была рада разоблачению. Так и было.

Для начала Николай Петрович отвез Настю к именитому экстрасенсу. Тот сразу же пообещал полное исцеление в течение месяца, и озвучил сумму за лечение, на которую можно было купить новую иномарку. Почему-то именно эта сумма дала несчастному отцу веру в силы целителя.

Действительно, дочери явно стало легче, и Николай Петрович вручил светилу экстрасенсорики пухлый конверт с гонораром. А вскоре после этого, открыв дверь Настиной комнаты, увидел на полу обмякшую дочь с текущей слюной и остекленевшим зрачком, упертым в невидимую точку.

Деньги у экстрасенса Николай Петрович с трудом, но забрал. Теперь он положил Настю в дорогую клинику, где лечили последними методами.

Первый этап лечения дал хорошие результаты. Девочка всей душой стремилась освободиться от зависимости. Но на какие только ухищрения не шли наркодиллеры, чтобы вернуть в свои сети юных клиентов из богатых семей. Выйдя из клиники, Настя через несколько дней нашла на пороге квартиры конверт с дозой. Пришлось переехать в другой район и начинать лечение сначала.

Дав Насте выговориться, Андрей Борисович, поднялся:

- Настенька, мне пора идти. Тебе перед сном укольчик сделают, чтобы лучше спалось.

- Ненавижу уколы! Ненавижу шприцы! – девушка свернулась клубком и затряслась от рыданий.

- Как там Настенька, Андрей Борисович? – спросила баба Клава, наводя чистоту в коридоре.

- Скоро выписываем, а надолго ли, не знаю, - вздохнул врач, - кстати, Клавдия Ивановна, а что ты сказала Николаю Петровичу? Куда это он сорвался?

- В монастырь я его отправила, к любимому Батюшке нашему Иоанну Кронштадтскому. Где же это видано, дочь погибает, а ни мать, ни отец за нее не молятся. Вот ты, Андрей Борисович, крещеный?

- Конечно, - улыбнулся врач, - я и крестик ношу.

- Крестик-то ты носишь, а креста на тебе нет, - сурово сказала Клавдия Ивановна.

- Объясни, Ивановна, что-то я тебя не понял.

- Каждому человеку Господь дает крест и силы его нести. Твой крест – лечить больных людей. Да лечить-то надо не только их тела, но и души. Душу вылечить только Господу по силам. А для того, чтобы Господь ко врачеванию приступил, надо Его об этом попросить, помолиться Ему надо. Тогда помощь будет и тебе, и твоим больным. Ты за своих больных не молишься, а значит, крест свой не несешь. Скинул ты его куда-то. А в трудную минуту только на него и обопрешься, - баба Клава подхватила ведро, - а святой батюшка Иоанн Кронштадтский всех твоих наркоманов враз исцелит, потому что знает, от кого их спасать, - закончила она и скрылась за дверью.

«Не баба Клава, а философ со шваброй! - думал Андрей Борисович по дороге к дому, - а ведь она права во многом. Сколько я не бьюсь, а полностью избавить своих пациентов от зависимости не могу. И об Иоанне Кронштадтском я где-то читал. Действительно, надо зайти в монастырь. До Карповки отсюда рукой подать».

Полюбовавшись некоторое время на архитектурный ансамбль монастыря, Андрей Борисович, наконец, зашел внутрь. Внимательно разглядев иконы, он подивился тонкой живописи и неторопливо поднялся по широкой лестнице на третий этаж.

«Пусто, как я и ожидал», - подумал он и, повернув за угол, замер от удивления – храм был полон молящимися людьми. Андрею Борисовичу показалось, что он видит Настиного отца.

Неожиданно откуда-то сверху раздалось дивное пение, все упали на колени, и только Андрей Борисович остался стоять.

- Сынок, ты что, заснул, - старческая рука дернула его за полу пальто, и он послушно опустился на колени.

«Для того, чтобы Господь ко врачеванию приступил, Его попросить об этом надо ...А святой батюшка Иоанн Кронштадтский всех твоих наркоманов враз исцелит, потому что знает, от кого их спасать», - вспомнил Андрей Борисович слова бабы Клавы.

- Святой батюшка Иоанн Кронштадтский, спаси моих пациентов, - шепотом попросил он, - и начал перечислять всех больных.

Из монастырского храма Андрей Борисович вышел с книгой Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе».

Вернувшись из клиники, Настя две недели сидела дома – боялась встречи с диллером. Наконец, набравшись смелости, она начала ненадолго выходить на улицу, манящую теплой весенней погодой. К счастью, ее никто не преследовал.

Уйдя в собственные переживания, девушка не замечала, что в доме произошли перемены – сначала исчезла со стен коллекция абстрактной живописи, затем в каждой комнате появились красивые резные полки, уставленные иконами – Николай Петрович все делал с размахом.

Однажды, бродя по квартире, Настя зашла в спальню к родителям и с удивлением увидела молитвослов. Открыв заложенную страницу, девушка начала читать: «О, великий угодниче Божий, пресвятый отче наш Иоанне…» - дочитав молитву до конца, Настя положила молитвослов в карман и вышла из комнаты.

Теперь Настины родители постоянно встречали Андрея Борисовича в Иоанновском монастыре на службах. Иногда они вместе читали акафист у гробницы Батюшки.

- Как она? - всегда спрашивал врач.

- Слава Богу! Держимся Батюшкиными молитвами! – отвечал Николай Петрович и крепко сжимал руку жены.

Однажды в монастыре врач встретил всю семью. Настя пришла вместе с родителями. Она долго плакала и молилась, стоя на коленях у Батюшкиной гробницы.

Настя была первой пациенткой Андрея Борисовича, которая навсегда исцелилась от страшной героиновой зависимости.

Первой, но не последней.

Через несколько лет сорокалетний врач-нарколог был рукоположен в дьяконы, потом в иереи.

Вскоре он уехал служить в российскую глубинку в храм во имя святого Иоанна Кронштадтского, где и основал православную общину.

Вскоре к нему переехала трудиться баба Клава, а за ней и Настя, закончившая факультет психологии ЛГУ с красным дипломом.

Ирина Рогалёва, рассказ из сборника "Имя Тебе Любовь"

источник

радостно до слез ...

Зубы и миссия

Евгений Лопатин — директор нескольких зубных клиник. Пациентам, ожидающих приема, или их сопровождающим предлагается скоротать время за чтением журналов «Фома», «Нескучный сад», газеты «Крестовский мост». Если в стопке окажется какое-нибудь гламурно—глянцевое издание, то обязательно открытое на «нужной» статье, например, на интервью с Эвелиной Бледанс, где та рассказывает о том, почему ей и в голову не пришло сделать аборт, когда врачи сообщили о возможности рождения ребенка с синдромом Дауна.
Всем пациентам в клиниках раздаются фильмы духовного содержания, пакеты, содержимое которых составляют бумажные иконы, молитвы, брошюры об основах христианства…
Что это — пиар ход или искреннее желание рассказать людям о своей вере?

— Во многом определяющей для себя я считаю встречу с протоиереем Василием Ермаковым, известным петербургским священником.
Интересно, как вроде не связанные друг с другом события жизни, если смотреть на них внимательно, складываются в единую цепочку, указывающую дорогу в нужном направлении.

В Петербург (тогда Ленинград) я из Курска впервые приехал после школы и поступил в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова на четвертый факультет, чтобы стать начальником медицинской службы атомной подводной лодки или надводного корабля. Но так сложилось, что не доучился… Затем — дослуживал на кораблях северного флота, и после демобилизации меня взяли без экзаменов в Первый Московский медицинский институт им. И.М. Сеченова.

Детство мое прошло в нецерковной интеллигентной семье: папа — инженер, мама — завуч школы, преподаватель математики. Но, как я узнал позднее, мама у меня всегда была верующая. Мы сейчас с ней много говорим на духовные темы, и я с удивлением для себя обнаруживаю, что мама еще в молодости размышляла о Боге, о Церкви…

Во времена моего детства я об этом и подумать не мог. Как-то, мне было лет восемь, я остался дома один. И вдруг увидел в осенних сумерках какой-то серый круг с рваными очертаниями на кухне около шкафа. Я не испугался, заинтересовался. Стал смотреть и не знал, что делать. Потом стал пытаться креститься.

Причем тогда не знал, что это называется «креститься», меня ни разу в храм не водили. Хотя — крестили, в пятилетнем возрасте. Сделала это бабушка Евдокия, на Украине, в Константиновке Донецкой области. Мама пережила там оккупацию, а потом отвозила меня к своим знакомым на лето. Крещением, от которого у меня остались смутные воспоминания, мое знакомство с Церковью тогда и ограничилось.
Итак, я начал пытаться осенить себя крестным знамением. Наобум. Стал пробовать разные манипуляции, сначала слева направо, потом справа налево… Это было очень интересно и ответственно. Я понимал, что делаю что-то важное.

Потом, когда почувствовал, что нашел нужную последовательность движений, я успокоился. Причем я не был каким-то забитым испуганным мальчиком: самый обыкновенный ребенок, который, правда, любил поразмышлять. Когда вечером пришла мама, я ей показал мои наработки. И неожиданно получил пощечину. Без объяснений.

— Повзрослев, попросили у мамы объяснений?

— Да. Она — из семьи с дворянскими корнями, по отцовской линии были чекисты, и мама боялась за моё будущее. Все-таки я 1966-го года, а у многих тогда живо было в памяти время массовых репрессий… Мама хотела сберечь меня. И — сберегла, благодаря ей я смог прийти к Богу уже в сознательном возрасте.

У каждого свой путь, но мне кажется, к Богу лучше приходить, когда тебе ничего от Него не надо, когда у тебя все в порядке и со здоровьем, и с материальной стороной жизни. Тогда ты по-особому ценишь эту встречу, не хочешь отойти от Него, потому что встреча была честной.
Себя нельзя обмануть: мы или тянемся к человеку, или избегаем его, если он нам не нравится, или мы его обманули, или заняли, но отдать нечем или не хотим. Так и с Богом, отношения должны быть честными. Я просто благодарю Его за все, и хорошее, и плохое, мне ничего от Него не было нужно ни 15 лет назад, ни сейчас.

У меня здоровая счастливая семья, хорошие дети, любящая жена, достаток, ко мне хорошо относится правящий архиерей, митрополит Ювеналий — дал мне медаль в 2012 году, две грамоты. Я нужен обществу, потому что оно хорошо ко мне относится. А те проблемы, которые возникают в моей жизни, даются для моей же пользы, чтобы я не возгордился, был спокоен и смирен. Чтобы помнить: твоя душа не сможет без Бога…

— А как вы, медик, начинающий свою карьеру, живущий вне церковной жизни оказались у отца Василия Ермакова?

— Ну, не совсем начинающий. Я был тогда совладельцем двух клиник в городе Видное. Это был 2000-2001 год. В одной из клиник старшей медсестрой работала матушка Людмила Алексеевна Емельянова, духовное чадо отца Василия.

Однажды у меня сломалась машина, а Люда как раз дала книжку «Опыт построения исповеди» отца Иоанна (Крестьянкина). Как-то в общественном транспорте, чтобы просто занять себя, я достал ее и начал читать. И — меня тронуло написанное. Хотя я тогда и не был церковным человеком, но тем более я никогда не был сектантом, атеистом, богоборцем… Внутренне я понимал, что нуждаюсь в том, чтобы найти верную дорогу.

— И в юности не было никаких метаний?

— Нет, мне было не до этого. С 17 лет, как ушел из дома, я выживал, подчас физически.

Так что моя душа была сосудом, в который еще ничего не положили. И вот Людмила дала еще видеокассету с фильмом про отца Василия — «Батюшка». Меня поразило, насколько это светлый человек… А потом она предложила съездить к нему.

И вот мы у отца Василия. «Отец, я привела Евгения Борисовича», — представила меня Люда. Он повернулся, посмотрел внимательно в глаза, затем взял меня пальцем за пиджак и повел за собой. Можно сказать, что с этого момента началось мое воцерковление. Хотя ничего специального для этого отец Василий не делал, исповедей не проводил, проповедей не читал. Мы просто общались. Я запоминал как, что и кому он говорит. 6 лет назад он отошел к Господу, я вспоминаю его советы и живу…

Я был принят в дом, и когда приезжал в Петербург, всегда останавливался у отца Василия. Его матушка Людмила Александровна стала называть меня сыном. Когда я приехал с мамой, она так ей и сказала: «Можно я буду называть его сыном?» Мама согласилась. Я не ожидал такого.

Мы пили чай, беседовали. Утром отец Василий уезжал, а потом просил водителя: «Отвези, пожалуйста, Женю ко святой Ксении, к святому Иоанну Кронштадтскому, потом на трапезу ко мне привезешь».

Однажды он спросил: «Ты хочешь быть священником?» Я растерялся. На что батюшка махнул рукой: «Ну, и ладно». А другому молодому человеку, с которым мы дружили, Сергею Сергеевичу Рысеву он велел поступать в Свято-Тихоновский университет. Сейчас он священник, отец Сергий.

Отец Василий остался в памяти как светлая личность, которая горит, живет на надрыве, на изломе. Отец Василий хотел успеть как можно больше за время земной жизни, как можно больше людей привести к Богу. Чад у него было много, по всему миру — сколько, никто точно не знает.
Кто решится перейти МКАД в череде машин?

— Когда вы стали жить церковной жизнью, знакомиться с верой, читать Евангелие, у вас не возникло диссонанса: игольное ушко, бизнес и так далее?

— Нет, диссонанса никогда не было. Вы знаете, случайностей не бывает, поэтому я познакомился с отцом Василием, а не каким-нибудь другим достойным священником.

Когда я понял, что такое православная вера, мне захотелось поделиться этим знанием с окружающими людьми. Хотя бы подтолкнуть их к дальнейшему поиску. Оказалось, что зубная клиника — идеально подходящее для этого место: в специфичной обстановке можно дать им полезную информацию. Это не то, что раздавать ее в каком-нибудь шумном месте. А так как я это делаю бескорыстно и с любовью к ним, можно быть уверенным, что третий в этом общении — Господь наш Иисус Христос.

Я стал издавать специальную продукцию: молитвы, иконы, брошюры (сначала покупал их в Издательском отделе Русской Православной Церкви). Теперь заказываю в типографии. Все это складывается в пакеты и раздается пациентам. Причем раздаю всем, не спрашиваю, какой веры человек.

Более 50 тысяч человек получили эти пакеты, и я считаю это очень важным. Вот из этого состоит моя жизнь. А еще в ней присутствуют церковные таинства, присутствует работа, семья. Большое спасибо моей второй половине Елене, она дает мудрые советы, чаще ругает, иногда хвалит. Она моя спина, тыл, она дает возможность выкладываться на передовой, зная, что дома все в порядке.

Кстати, я ее не выбирал… Я снял комнату в коммунальной квартире, в другой комнате жила она. Она сирота, так, что у меня полная чистота эксперимента, как говорят в науке, всего добились сами с Божией помощью.

Я живу своей жизнью. И хочу оставить добрый след в ней.

— Вот человек получил этот пакет. А вдруг он его выкинет? А там — иконы, пусть и бумажные…

— Не было такого случая, по крайней мере, около клиник ничего подобного не видел. Только один раз нашли брошюру, лежащую на улице, и то оказалось, что она выпала из детской коляски.

А в целом — никто не выбрасывает, сейчас идиотов нет, которые идут между этажами на пожарную лестницу и ступают за перила. Или пересекают МКАД днем по проезжей части. Сейчас все люди умные, никто не делает того, что может ему повредить. Повредить телу, не говоря уже о душе.

Я живу на своей земле, я православный, родители мои православные, страна православная, клиники в Мытищах, дача на границе Дмитровского и Сергиево-Посадского района, где все исходил Преподобный Сергий. Почему я должен пропагандировать ислам или буддизм?

— А со стороны не может это все восприниматься как пиар на православии?

— Подобное долго не работает. Заниматься миссионерством неискренне можно квартал, потом ты сойдешь с ума, потому что не сможешь из себя выдавливать. У тебя начнутся проблемы с головой, в общении с людьми. Ты не найдешь равновесия в жизни. Я этим занимаюсь 15 лет без перерыва на обед…

Моё дело — сделать качественную продукцию без искажения ликов, цветов, текстов. И, главное — не отходить от Бога. Я пою на клиросе уже 10 лет в своей церкви Святой Троицы в деревне Ольявидово, в которой находится мой загородный дом. Не отходить от Бога — просто как фон, фундамент. И третье — бескорыстно раздавать, не жалеть.

— Среди того, что кладется в пакет — назидательные картинки в стилистике конца XIX, начала XX — жизнь от начала до конца хорошего человека и пьяницы. Для чего этого? Что, на современного человека может подействовать?

— Меня не интересует, может или не может. Каждая составляющая содержимого пакета — выстрадана. Вот вы коснулись картинки про плохого и хорошего человека. Как-то мой давнишний друг отец Димитрий Сорокин позвал в храм Тихвинской иконы Божьей Матери в Дмитровском районе, попросил помочь убраться.

Я стал помогать, убирал в алтаре, и нашел под стеклом два плаката. Вот как раз на эту тему — художник А.Ф. Фесенко, 1911 год, Одесса. Спрашиваю отца: «Тебе нужно?» — «Нет. Хочешь — забери себе».

Какое-то время я не мог понять, что делать с подлинниками, отсканировать их не получалось… Помог другой друг, митрофорный протоиерей Кирилл Федоров. Он заново скомпоновал фрагменты, отфотошопил, написал новый адаптированный текст и после этого плакаты отправились в типографию. А затем и к людям.

Но это еще не всё. Как-то мне нужно было купить подарок настоятелю моего храма архимандриту Борису (Петрухину), и я отправился в Софрино, захватив свой пакет. Прихожу в магазин, там сидят операционистки, подхожу к первой и говорю: «Я издаю, всё это нашел, могу вам отдать», — «Чего хотите?». Ответил, что даром взял и даром отдам. Через какое-то время захожу к ним на сайт: картинки продаются. Пошли широко в мир.

За мою деятельность меня нельзя ни приструнить, ни осудить. Потому что, повторяю, я делаю это бескорыстно и бесплатно.
Хотя интересно, что осуждают и за это, и за то, что деньги беру с пациентов. За работу. Но у нас же коммерческая структура, работают профессионалы. Они должны получать за свою деятельность достойную зарплату.

— Если для человека, который не знает православие, оно станет ассоциироваться с чем-то внешним, восприниматься на уровне картинок, что вы раздаете?

— Это всё лучше, чем порнографические картинки он будет скачивать или купит Playboy. Но я не думаю, что человек свое знакомство с верой остановит на том, что получил в клинике. Надо с чего-то начать. Как я начал с брошюрки, которая у меня «случайно» оказалась в нужный момент в нужном месте.
Про иконы в подъезде

— На сайте написано, что ваши клиники православные. Что это значит?

— Православная — потому что я, владелец, православный, я отвечаю за все, что происходит на территории всех моих клиник.
У нас вот периодически молебны и панихиды проходят, причем сами сотрудники просят, чтобы я позвал священника их отслужить.

Проводятся богослужения гармонично, пациенты становятся, берут свечи, молятся, благодарят за возможность помянуть своих родственников. Кстати записки с именами забирают священники и продолжают поминать в своих храмах. Ведь это какая помощь нам, мирянам! Это атмосфера клиники, в которой естественно воспринимаются и висящие на стене иконы с частицами мощей. Все это часть моей жизни.

— При подборе персонала внимание на религиозную принадлежность обращаете?

— Нет, конечно. Априори человек должен быть хорошим специалистом, если мы говорим про врача. Если он хороший специалист, он остается. Если плохой, он просто не будет у нас работать.

Если честно, я даже не знаю, кто у нас из работающих придерживается какого вероисповедания. Я никого не заставляю креститься, венчаться. Могу спросить: «Крестик тебе купить?» Согласился человек, я принес ему крестик. Повторяю, я стараюсь просто жить, как считаю нужным.

— Почему вы решили вести канал в Youtube?

— В интернете столько всякой негативной информации, столько всевозможных «гуру», скрытых сект, уводящих людей от Бога в противоположную стороны, что я просто не могу остаться в стороне, и своими малыми силами этому должен противостоять. Я же не один, у меня отец Василий, мой духовник, и несколько десятков священников, моих друзей юности, которые любят меня, а я их, и мы не формально молимся друг о друге, мы переживаем друг о друге, как дела у Евгения? У отца Сергия? У епископа Видновского Тихона?…

И вот я решил делиться с людьми своим опытом, отвечая на простые вопросы. Например, зачем венчаться? Для чего нужно ходить в церковь? Ведь часто человеку важнее услышать мнение светского человека, такого же, как он. Общение со священниками ему еще не привычно.

А то, что могут сказать, что я делаю не то, не по рангу… Мне все равно. Если я начну бояться, надевать на себя шапки, мешки, покрывала, одеяла, чтобы кому-то угодить — лучше уж тогда дома сидеть и вообще не приезжать на работу. Мне надо поделиться тем, что я считаю важным, и я буду делать это самыми разными способами.

Вообще, не следует бояться говорить о своей вере. Вот, например, я в своем подъезде повесил иконы, электрическую лампаду. И что? Никто не ругался, не требовал снять. Наоборот, около тех, что принес я, появились новые иконы. Жильцы дома и гости часто останавливаются и молятся.

Главное — сделать доброе дело бескорыстно и с любовью к ближнему, тогда не волнуйся, все будет полезно и для того, кто делал, и для того, для кого это делалось.

Все просто: нельзя бояться жить на своей земле со своей Православной верой.

http://www.pravmir.ru/zuby-i-missiya/