ДУХОВНОЕ ХРИСТИАНСКОЕ ВСЕОРУЖИЕ

Свт. Феофан Затворник.
ПОСЛАНИЕ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА К ЕФЕСЯНАМ,
истолкованное святителем Феофаном

   Жизнь христианская есть непрестанная борьба — борьба с живущим в нас грехом, борьба с прелестями и неприязненностию мира, борьба с диаволом и слугами его. Наш подвигоположник — Христос Господь; противною стороною заправляют бесы. Ничто грешное не обходится без участия сих последних. Всюду они окружают борца Христова и всяким случаем пользуются, чтобы делать ему пакости. И плоть влечет, и мир соблазняет и теснит, но и тут всюду приражаются бесы. Их вмешательство в наши дела обширнее, нежели сколько мы вообразить можем. Потому святой Павел всю брань духовную почитает бранию с ними одними. — Уже пространно учил он преодолевать страсти — сначала гнева, потом похоти, учил и тому, какими христиане должны являться среди мира. Теперь вооружает их против главных врагов.— Они обычно своим лицом вступают в борьбу уже после того, как плоть и мир оказываются бессильными против ревнивого христианина.

  Стих 10. Прочее же, братие моя, возмогайте во Господе, и в державе крепости Его. (Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его)
   Прочее же. Теперь я все сказал; остается еще воодушевить вас на брань и вооружить. Братие моя.— Вы не одни,— и я с вами. Все одно, как бы сказал: ну, братцы, постоим! Возмогайте,— ενδυναμουσθε,— может значить — и исполняйтесь силою, облекайтесь в силу, — и собирайтесь с силами, воодушевляйтесь мужеством, дерзайте, выходите на брань не робея. Это то же, что в другом месте говорит Апостол: мужайтеся и да крепится сердце ваше (Пс. 30, 25), или, как Господь Сам воодушевлял Апостолов: дерзайте, яко Аз победил мир (Ин. 16, 33). На Него уповая, и Апостол учит возмогать, говоря: возмогайте.
   Во Господе, и в державе крепости Его. Вот где возмогание! В Господе и в крепкой державе Его, в Его вседержительной власти, коею все содержит и всем правит. Таков Господь,— и Он же наш Господь, и мы — Его. Не даст Он Своих в обиду. — Господь нам помощник; не убоимся! Что сотворят нам?! Аще Бог по нас, кто на ны? Будем дерзновенны и мужественны. С таким Вождем и Защитником какая вражеская сила возможет преодолеть нас? — «Возмогайте во Господе, то есть в надежде на Него, чрез Его помощь; говорит как бы: не бойтесь, возложите надежду на Бога, и Он все облегчит для вас» (святой Златоуст). «Отложите всякую боязнь, охраняемые силою Божиею» (Феодорит).— Когда Апостол говорит: возмогайте во Господе, — не искать помощи заповедует, а мужаться, уповая на готовую помощь. Господь уже с вами и готов защитить и разогнать врагов. Вы только не робейте. Робость будет означать ослабление упования на Господа, внутренняя измена Ему — будто умаление силы Его пред липом врагов. За этим умалением следует умаление помощи и покрова, и вследствие того сильнейшие нападки врагов. Тогда как для совершенно уповающего на Господа и преданного Ему одно мановение Господне рассеивает все их полчища.

  Стих 11. Облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским. (Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,)
  Уповать — уповай крепко, сам же не сложа руки сиди. Помощь Божия готова, но приходит не на твое бездействие, а на твое бессильное усилие. Истощи все свои средства, кои тоже суть дар Божий, и тогда, не сомневайся, тотчас начнется и Божие помогательное тебе содействие, которое и сделает твои бессильные силы всепобедительными. Что именно нужно делать с своей стороны, это описывает Апостол ниже; здесь говорит он об этом в общем положении, под образом облечения во всеоружие.
   Облецытеся, — не одевайтесь всякий раз, как брань настает, а — будьте всегда одеты, облекитесь во всеоружие и не скидайте его, ибо брань наша не имеет ни времени, ни места, а есть повсюдная и поминутная.
   Во вся оружия — πανοπλια — во всеоружие, — как бы это было одно многое ложное оружие, так тесно скрепленное в частях, что ничего из него отложить нельзя. Не одно, а все оружия надо надеть, чтобы со всех сторон оградить себя, а вместе чтоб, лишь только сделал движение, тотчас попасть на какое-либо оружие.
   Божиими названы сии оружия ради того, что они Богом указаны и определены, Богом даются и сильны Богом: Бог ими побеждает чрез нас врага. Всеми оружиями надо вооружиться, ибо если недостанет какого, то устояние против врага сомнительно. Почему Апостол и говорит:
   Яко возмощи вам cтaти — προς το δυνασθαι — для того, чтобы возмочь стать. Коль скоро нет оружия или недостает какого, тут уместно не стоять, а бежать или сдаваться. Cтaти — выступить на борьбу, стать в бранное положение, — или, поелику брань все идет не прекращаясь, стоять в таком положении небоязненно, лицом к лицу со врагом, или не стоять только, но и устоять, — чтоб возмочь вам ни в чем не поддаться врагу.
   Противу кознем диаволъским. Козни — μεθοδειαι — обходы. Воодушевляет Апостол, говоря как бы: враг не силен, он берет только хитростями. И у нас говорят: обошел меня такой-то. Главная уловка врага — в мыслях представлять истинным то, что есть ложь,— в делах и начинаниях представлять добрым то, что худо, — в исканиях увлекать обманчивыми надеждами. Все это умеет он так представить, что невнимательный попадается в сети и запутывается. В этом отношении — стати — неразлучно с внимать. Стой и смотри во все стороны зорко. Если не прозеваешь, враг ничего не сделает.
  Святой Златоуст говорит: «Не сказал: стати против сражений, против войн; но против козней. Ибо враг наш не просто и не открыто воюет с нами, но с коварством. Что такое коварство? — Быть коварным значит — обольщать, обманывать хитростию: это бывает и в словах, и в делах, и в борьбе, — когда нам случается иметь дела с обманщиками. Враг никогда не предлагает явных грехов, но, по своему коварству, устрояет это иначе, именно: пользуясь предлогами, выставляет уважительную причину. Этим Апостол ободрил воинов и заставил их трезвиться, побуждая к осторожности. Он хочет не ослабить воинов, которые противостоят врагу (диаволу), но подвигнуть их против него. Сказав об ухищрениях врага, этим он научает внимательности. Если б он указал им на силу врагов и на этом остановился, то привел бы их в уныние. Напротив, он и прежде, и после этого показывает, что возможно одолеть врага, и тем самым особенно ободряет их». Феодорит указывает и на некоторые козни: «Кознями назвал Апостол ухищрения врага, ибо он нередко под видом добродетели уготовляет порок; в иных случаях, например, к посту, к молитве и попечительности о нуждающихся примешивает тщеславие, а в целомудрие влагает предосудительную кичливость». Блаженный Иероним другие вражеские козни выставляет. «Не успеет, говорит, увлечь похотию, любоимание предлагает; этим не успеет пленить, наводит на то, чтобы чрево сделалось богом. Вообще и он так же действует, как военачальники искусные. Заметит слабую у человека сторону, на нее все силы свои и направляет в той мысли, что, завладевши слабою, и крепкие заберет в свои руки» (сокращено).

Стих 12. Яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным. (потому что наша брань не против крови и плоти,но против начальств, против властей,против мироправителей,тьмы века сего,против духов злобы поднебесных (έν τοις έπουρανίοις).
  Причину показывает, почему заповедует быть всегда одетыми во всеоружие и находиться в постоянной бдительности и осторожности. Потому, говорит, это необходимо, что таковы враги наши и такова война, что этого требует злокозненность и невидимость врагов.
   Яко несть наша брань — παλη,— борьба, бой, схватки у нас идут не с кровию и плотию, «не с людьми, подобострастными нам и нам равносильными» (блаженный Феофилакт). И в послании к Галатам, когда Апостол говорил, что по обращении он абие не приложился плоти и крови,— сею фразою означаются люди. Хочет сказать Апостол, что не такова у нас брань, как бывает у людей с людьми. Тут враги друг друга видят, видят, что один предпринимает против другого и последний противопоставляет ему соответственный отпор, как в фехтовании. Наши враги невидимы, невидимы и козни их. Надобно, следовательно, поставить себя так, чтобы, что бы они ни предпринимали, уловки их не имели в нас никакого успеха. Так это и бывает, ибо, хотя мы и не видим их, но всеоружие наше таково, что и без видения сего можно противостоять им. Надобно, однако ж, заметить, что опытные в духовной брани доходят до разумения ухищрений лукавого; по первым приражениям его догадываются, куда он метит, и соответственно тому противодействуют ему. И святой Павел говорил о себе, что он не неразумеет умышлений сатанинских. Заметив их, он тотчас давал им и отпор. Но это есть достояние совершенных, большею же частию мы бьемся с духами, как бьются в потемках.
  Блаженный Иероним иначе взглянул в этом месте на кровь и плоть. Он говорит, что есть у нас брань с плотию и кровию, когда плоть похотствует против духа. Апостол не отвергает ее, но дает разуметь, что за плотию и кровию надо провидеть другие силы, действующие чрез них и нас борющие. Ибо есть духи похоти, как пророк Осия поминает о некиих, обольщенных духом блудным (Ос. 4, 12); есть духи гнева, вражды, ненависти и всякой страсти. Апостол хочет научить нас, что страсти в нас не от естества тела, не из плоти и крови, а от духов злобы возбуждаются; почему и говорит так (сокращено).
  Такой мысли нельзя не дать веса. Ибо она совершенно истинна. И всякий может осязательно удостоверяться в ней при наблюдении над проявлениями страстей, когда они доходят до мании, каковы: пьянство, блуд, воровство, обжорство. — Не дать ли даже этому пониманию преимущества пред первым?
   Но к началом и ко властем, — и проч. При невидимости и спрятанности, враги наши еще многочисленны, и такие все властные, чиновные. Словами: начала и власти означаются ранги нечистых духов. В каких чинах пали, те и в падении удержали за собою. Как между чистыми Ангелами есть девять чинов, так есть свои ранги и между нечистыми. Апостол только два указал здесь. Так святой Златоуст: «Началами и властями он их назвал по подобию того, как между небесными духами есть Престолы, Господства, Начала и Власти». Феодорит прибавляет: «Злые демоны были в числе святых чинов, но за злобу лишились сего чина. Но и доныне имеют они сии наименования в обличение их растления».
  Враги наши не только численны и властны, но и знатоки своего дела, от чего и титулует их Апостол: миродержители тмы века сего, духи злобы.
  Миродержители не мира, Богом созданного и во вседержительстве Его состоящего, но мира, который во зле лежит и в котором только и есть что похоть плоти, похоть очес и гордость житейская, с достаточным количеством людей, увлеченных сими похотями и множеством обычаев в удовлетворение им. В этом мире люди толкутся по сим обычаям, разжигаемые похотями и их более и более разжигая. От толчения и смятения — никто разобрать ничего не может, от чего что, для чего и как. Тьма покрывает всю эту область и есть ближайшая причина того, что мир сей еще стоит и цену какую-то имеет. Этого-то мира злые духи суть держатели. Они прельщают людей, они и держат их в прелести. Власть их не по естеству принадлежит им, а по неразумию людей, падких на похоти. Люди сами себя предают в рабство им и рабствуют. Сатана и стал случайно князем, по избранию грешных людей. Но как только кто отказывается жить по похотям и страстям, тотчас выходит из-под власти диавола. Если б все образумились, совсем бы пала власть сатаны, и бесы перестали бы быть миродержителями. Но так суждено, что люди будут грешить до конца века, — до конца века будет и миродержительство бесов. Оттого они и называются миродержителями тьмы только века сего. Святой Златоуст говорит:
   «Миродержителями Апостол назвал демонов не потому, что они держали мир, но потому, что они настоящие виновники злых дел. Ибо Писание обыкновенно называет миром греховные дела. Может быть, под миром разумеет он и злых людей, ибо демоны на них преимущественно простирают власть свою». Феодорит же пишет, что демоны потому стали миродержителями, что люди, нерадиво живущие, добровольно возлюбили их рабство (сокращено).
  Другое титло бесов есть духи злобы, — πονηριας, — лукавства. Лукавство так углубилось в них, что стало составлять будто их природу: они стали будто самое лукавство, и ничего от них не ожидай, кроме лукавства.
  Наше слово — поднебесным, по-гречески стоит — εν επουρανιοις. Eπουρανιος — не поднебесный, а наднебесный, потому к духам злобы слово сие относиться не может, ибо они свержены с неба. Не можно его относить к духам и по грамматическому сочетанию. Наши толковники все и не относят его к ним, а разумеют под сим духовные небесные блага, полагая, что предлог εν стоит здесь вместо υπερ — из-за,— на что они приводят и примеры. Выходит такая мысль: брань у нас с духами злобы идет из-за небесных благ. Так, святой Златоуст говорит: «Борьба происходит εν επουρανιοις,— не из-за денег, не за славу. Eν επουρανιοις то же, что υπερ επουρανιοις — за небесное. Враги наши не затем воюют с нами, чтобы после победы чем-либо воспользоваться, но для того только, чтобы нас лишить неба». Так и Экумений с Феофилактом. Обыкновенный же образ перевода и понимания сего слова: поднебесным, означает, что духи витают между небом и землею, в воздухе, и как воздух обнимает нас повсюду, так повсюду окружают нас и духи злобы, и непрестанно приражаются к нам, как комары в сыром месте.
  По цели Апостола то и другое уместно здесь. Феодорит будто хотел совместить обе мысли, ибо говорит, что борьба происходит с поднебесными, но из-за небесного. «Указывает Апостол и выгоды победы, чтобы воинов соделать более ревностными, потому что, говорит он, борьба с поднебесными, то есть с небесными чинами, и наградою за борьбу сию уготовано Царство Небесное».
  Но все это, говорит Апостол, для того, чтобы показать, как необходимо всегда быть во всеоружии, быть бдительными и трезвенными. Из невидимости и скрытности врагов видно это само собою, видно и из того, что они суть духи злобы — лукавства, и из того, что многочисленны. Как же видно это из того, что они миродержцы тьмы века сего, когда христиане изъяты из-под их власти? — Тем, что изъяты, злобу их раздражают и вооружают против себя. Если так, то и себе надо вооружаться против них.
  Блаженный Феодорит ставит в этом смысле одну общую мысль: «Божественный Павел подражает доблестному военачальнику, который с тем намерением, чтобы в воинстве его не было лености, описывает мужество врагов». Святой Златоуст свою об этом мысль прикрепляет к слову: из-за небесного. «Заметь, какую бдительность возбуждает в нас сила врага и какая трезвенность происходит оттого, что мы знаем, что действительная опасность предстоит нашему великому благу, и что также мы должны заботиться о победе из-за великого блага, потому что враг старается свергнуть нас с неба».

Стих 13. Сего ради пришлите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати. (Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.)
   Сего ради. Будто непонятно было, чего ради велел он впереди облещися во вся оружия Божия. Теперь, показав и скрытность врагов, их число и силу, и их уменье вести с нами брань, говорит: вот для чего! Иначе нельзя вести брани, а не только успеха в ней чаять. Приимите — αναλαβετε,— возьмите, возложите на себя, то же, что прежде — облекитесь. Да возможете противитися — αντιςηναι и противустать,— воспротивиться, и противоустоять,—не поддаться врагу, остаться победителями. В день лют,— прямее всего в минуту искушения, или внешнего, или внутреннего, когда оно налетает с такою силою, что подвергает опасности пасть, и чрез то потерять все. Так Феодорит: «Днем лютым называет день брани, дав имя сие,— πονηρα — от действующего в тот день диавола. В тогдашнее же время они явно подвергались брани, будучи гонимы, мучимы и терпя всевозможные виды смерти». Но как не бывает времени, свободного от искушения, так что и все житие человека на земле есть искушение, то не неуместно под днем лютым разуметь всю жизнь в веке сем лукавом, полном искушений. Так святой Златоуст: «Днем лютым называет Апостол настоящую жизнь, по причине зол, в ней бывающих и требующих, чтобы мы постоянно были вооружены. Днем же назвал, чтобы воодушевить. Непродолжительно время, как бы так говорил он, потому можно простоять бодро во время брани». Впрочем, из слов святого Златоуста видно, что, именуя всю жизнь днем лютым, он также именует и всякое искушение, когда говорит, что и после победы не должно ослабевать, а это то же, что, устоявши в день лют, не должно покидать бодренности, а стоять, ожидая нового лютого дня. Так и Экумений с Феофилактом.
  Ничто не мешает кроме всего этого под днем лютым разуметь и особенные решительные минуты в жизни нашей, каковы смерть и суд. Так блаженный Иероним: «Днем лютым означает или настоящую жизнь, как и прежде сказал: искупующе время, яко дние лукави суть, или время кончины и суда, когда диавол — враг и клеветник, всячески будет усиливаться удержать нас на своей стороне. Так, чтобы устоять в этот день против диавола, который выступит тогда обличителем, надо восприять всеоружие Божие, все сделать и всякими добродетелями полну стать. И третье еще толкование этих слов приводится некоторыми, которые говорят, что смертию не кончается брань с диаволом, но что, когда исходим мы из сей жизни, нам предстоит брань с ним более сильная,— брань открытая, лицом к лицу». Этим очевидно указывается на мытарства, которых, как ни дичится их наша разумность, никому не миновать, как показывают многократные видения святых, достоверно засвидетельствованные.
   И вся содеявше стати. Содеявше, — κατεργασαμενοι, — что означает и все сделавши, что от нас зависит, и все разделавши, разрушивши, уничтоживши. В первом случае будет мысль: когда найдет искушение, становись в бранное положение и начинай употреблять оружия свои — одно за другим, пока достигнешь того, что враг уйдет. Не то внушается: перебери оружия, а перебирай, чтоб устоять. Потому, когда все перебрано, а враг еще стоит, не значит: бросай оружия и беги или отдавайся в плен; а: все перебирай оружия, пока одолеешь врага и устоишь. Во втором — такая: борясь с искушениями, — приражениями страстей,— когда и увидишь, что враг отошел уже, не оставляй труда над собою, но потрудись изгладить из сердца всякий след искушения, чтобы вполне восставилось то мирное устроение сердца, какое было в нем до начала искушения. Последний прием у святых подвижников особенно поставляется на вид борцам, ибо им отсекается повторение бывшего искушения, которое, если оставлен след его в сердце, скоро может возвратиться.
  «Вся, говорит, содеявше, а не так, чтобы одно что-нибудь исполнить, а другого нет» (святой Златоуст). И, содеявши так все, стати. Когда началось искушение, надо ему противостоять, а когда прогнано, стоять, — не сложа руки, а в той же бодренности, смотря во все глаза и во все стороны, чтоб не подкрался враг опять откуда-нибудь. Апостол хочет этим сказать: не слагай оружий, все продолжай стоять во всеоружии. Или то имеет в виду показать, что то и победа, когда устоишь на месте. Таков враг наш, что убить его мы не можем; и он имеет в цели не то, чтобы убить нас, а чтоб увлечь на свою сторону. Потому, когда мы устояли, это значит, что мы одолели врага.
  Ту и другую мысль пространно излагает святой Златоуст. «Вся, говорит, содеявше стати, то есть стоять после того, как победим и страсти, и пожелания, и все, что причиняет нам зло. Надо не только одолеть, но и, одолевши, стоять; а то случалось, что многие, одержавши победу, тотчас падали. И после победы потребна бодрость, иначе то, что тебе удалось низложить, снова может подняться. Если мы не стоим, восстает то, что нами низложено. Когда же мы стоим, то оно не поднимается от падения. Пока мы бодрствуем, побежденный нами враг не воскреснет. Стой бодро по окончании борьбы, и ты победитель. Не должно ослабевать и после победы. В самом деле, если у нас идет война; если против нас составляются такие ополчения; если они состоят из бесплотных начал и миродержителей и духов злобы, то скажи, пожалуй, как можно предаваться неге? Как можно быть рассеянным? Можно ли победить, не будучи вооруженным? — Пусть каждый размышляет об этом всякий день, когда им овладевает гнев, одолевает его похоть, когда пожелает он этой изнеженной и беспорядочной жизни. Кто борется, тот еще встречает препятствия; зато как он счастлив, если не падет! Победа бывает блистательнее тогда, когда была борьба. Например, если тобой овладело какое-либо злое пожелание, то весьма славное дело ты сделаешь, если погасишь его. Но, хотя этого в совершенстве и нельзя бы было сделать, все-таки мы должны бороться и всегда укрощать себя. Если мы не падем во время этой борьбы, то мы будем победителями. Здесь не так, как у атлетов. Там до тех пор не сделаешься победителем, пока не повергнешь на землю другого, а здесь только сам не будь повергнут, и ты победитель; ты уже одолел, если тебя не опрокинули. И действительно! Там оба бьются о победе, и, если один упадет, другой получает венец. Здесь же не так; здесь диавол старается поразить нас. Итак, если мы лишим его того, о чем он заботится, мы победили. Он усиливается не низринуть только, но низринуть вместе с собою; стало быть, он уже побежден, так как он уже свергнут и находится в состоянии погибели; он заботится о победе не с тем, чтобы потом получить венец, но с тою целию, чтобы погубить меня. Итак, я победитель в том случае, когда не буду опрокинут (диаволом), хотя бы сам я и не опрокинул его. В чем же состоит блистательная победа? — В том, чтобы с крайним презрением попирать врага. Сражающийся не знает, какой конец сражения, и может думать еще: не быть бы самому побеждену и ранену! А кто попирает врага своего, тот очевидно одержал уже победу. Итак, будем попирать силу диавола, попирая грехи: гнев, похоть, высокомерие и все страсти, дабы по отшествии нашем туда не оказалось, что мы отказались от власти, какую получили от Бога (то есть наступать на всю силу вражию). Имеет ли кто недруга, терпит ли кто обиду, питает ли кто в сердце своем злобу, пусть он соберет и изольет всю эту ярость и гнев на главу диавола. В этом случае гнев будет делом добрым, негодование — полезно, злопамятство — похвально. Имей в сердце своем зло против диавола и никогда не прекращай вражды с ним. Всегда будь врагом, всегда гневливым, всегда непримиримым с ним. От этого он сделается смирным и не столько опасным».

  Стих 14. Станите убo препоясаны чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды. ( Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною,и облекшись в броню праведности,)
  «Устроив такое войско, пробудив в нем воинственный дух и ободрив его, святой Павел наконец и вооружает это войско. Ибо никакой пользы не будет от оружия, если прежде не будут собраны воины и в душах их не будет возбуждено мужество. Сначала надлежит вооружить их извнутри, а потом уже извне. Если так бывает в отношении к воинам, сражающимся против внешних врагов, то тем более так должно быть в отношении к воинам духовным, которым нисколько не свойственно вооружаться с внешней стороны, но все их вооружение должно быть со стороны внутренней. И Апостол пробудил в собранных им воинах воинственный дух, воспламенил его, придал им смелости, поставил их в добром порядке и теперь вооружает их. Но смотри, как облекает их в самое оружие».
  « Станите убо, говорит он. Первое дело строевых — уметь хорошо стоять: от этого зависит многое. Почему и Апостол нередко беседует о том, что должно стоять. Так, например, и в другом месте он говорит: стойте, бодрствуйте (1 Кор. 16, 13). И опять: тако стойте о Господе (Флп. 4, 1). Или еще: мняйся стояти, да блюдется, да не падет (1 Кор. 10, 12). Но заметь, что не о простом каком-нибудь говорит он стоянии, а о стоянии благочинном. Опытные в воинских делах понимают, что значит уменье стоять. Кто прямо стоит, тот стоит не развлекаясь и ни к чему не наклоняясь. В стоянии видна точная прямота. Итак, действительно, прямые стоят. А кто не стоит, те не могут сохранить прямого положения, развлекаются и предаются рассеянности. Тот, кто ищет удовольствий, находится не в прямом положении, а в наклонном, равным образом и сребролюбец, и человек сладострастный. Умеющему стоять самое стояние может служить как бы некоторой опорой, и все, касающееся борьбы, ему представится легким» (святой Златоуст).
  Кого же именно в духовном смысле можно почитать стоящим? Припомним, что выше говорилось: востани спяй. Это воззвание — к грешнику спящему. Когда пробуждается он, то, возжелав лучшего, решается посвятить жизнь свою всю Богоугождению, во Христе Иисусе, Господе нашем, сие единое имея на потребу и на то единое взор свой, все силы и заботы свои устремляя. Вот такой — и есть стоящий! Такой только и становится целию для вражеских стрел и нападений. Такого только и вооружать можно, потому что он горит желанием все делать, чтоб достигнуть преднамеренного. У кого же нет этого, тому, что ни говори, все бесполезно. Руки не протянет он и ноги не двинет в этом смысле, потому что не тем заняты его ум и сердце.
  Принявшему такое стамое (прямое, вертикальное) положение и все мысли ума и все желания сердца своего к Богу устремившему, — что советует прежде всего сделать святой Павел? — Препоясать чресла свои истиною.
  И святой Апостол Петр заповедует христианам препоясание, именуя его препоясанием помышлений, и уравнивает с трезвением (1 Пет. 1, 13). Мысли грешника непрестанно блуждают и никогда не постоят на одном. Это брожение помышлений делает его бессильным нравственно и вместе открывает его всем приражениям и злокозненностям врага. Вместе с бродящими в голове мыслями и образами пробирается туда и враг, и начинает строить свои призрачные планы и увлекать на страстное и греховное. Грешник думает, что все то его построение собственное, а оно все вражье, и, исполняя то, он врагу служит. Когда покается он и станет, как показано, первая его забота должна быть — остановить брожение помыслов, чтоб преградить врагу всякий к себе доступ, ибо он чрез помыслы подходит. Останавливается брожение помыслов трезвением, которое есть постоянное внимание ума к движениям помыслов с целию не допускать ни одного недоброго. Это и есть препоясание помышлений святого Апостола Петра.
  Святой Павел велит препоясать их истиною. — Самое действительное средство! Отчего блуждает ум в пустомыслии и мечтах? — Оттого, что пуст. Пуст он,— а между тем быстродвижен по природе и без занятия быть не может. Как нечем дельным заняться, он и пускается в пустомыслие, — пустое брожение мыслей и мечты. Наполните его истиной, — и вместо пустых мечтаний он будет переходить созерцанием от одной истины к другой. Тогда и движение быстрое помыслов прекратится, ибо всякая истина будет удерживать на себе внимание не на одно мгновение, а надолго, иногда часы и дни, месяцы и годы; и врагу доступ пресечется, ибо он ложь есть и не может показываться там, где царствует истина; лучи ее, как молния, поражают его.
  Как ум наполнить истиною?! — Пересмотри все содержание христианского учения,— каждую истину уясни, обставь приличными основаниями, возведи до убеждения и углуби ее в ум. Так истина за истиною будет влагаться в ум и проникать его; наконец и все войдут туда, и содержание ума отождествится с содержанием Богооткровенных истин. От этого он будет преисполнен здравых понятий и суждений о всем сущем и бывающем, и станет крепок сам в себе, так что его ничем не собьешь. Враг чем берет? — Представляет призрак истины и добра и увлекает. Но кто ведает истину полно, тот сразу разоблачит призрачность лжи и отразит тем нападение. Исполненный таким образом истиною силен бывает, как и тот, кто опоясан. Опоясываются затем, чтоб стать крепче. И тот, кто истиною исполняется, становится крепким, будто опоясывается. Такова и есть цель слова Апостольского. Воин духовный непобедим, когда полон истины.
  Святой Златоуст говорит: «Не о чувственном препоясании говорит Апостол; в этом месте он выражается иносказательно. Что же это значит? — Человека рассеянного, преданного пожеланиям, у которого помыслы устремлены долу, он обуздывает посредством опоясания. Когда он опоясывает чресла, то тем самым укрепляет нашу душу, потому что он разумеет не телесные чресла, но чресла в смысле духовном. И как телесные чресла служат основанием (скрепою) для нижних и верхних частей тела, так точно и духовные чресла. Чтобы нам удобнее было бежать, мы опоясываем себя: это обезопашивает нашу силу. Пусть то же, говорит Апостол, наблюдается и в отношении к душе, и тогда во всех делах своих мы будем иметь более силы. Телесные чресла мы опоясываем поясом; а здесь чем? — Главою наших помыслов, то есть истиною.— Итак, оставим всякую ложь, будем поступать во всем по истине. Будем ли искать славы, — но славы истинной, или желать жизни,— но жизни истинной. Если мы оградим себя этим, то есть опояшемся истиною, то никто нас не одолеет. — Препоясанный истиною, во-первых, никогда не почувствует изнеможения; во-вторых, хотя бы он и утомился, то получит подкрепление в той же истине. В самом деле, заставит ли его страдать бедность? — Нисколько. Помышление об истинном богатстве успокоит его, а бедность напомнит ему об истинной нищете — духовной. Не покажется ли ему тяжким рабство? — Нимало. Ибо он знает истинное рабство. — Болезнь? — И она — нет. — Быть препоясанным значит иметь бодрствующую душу. Чтобы стоять мужественно, для этого нужно опоясаться. Препояшем же и мы себя (подобно израильтянам пред выходом из Египта, вкушавшим пасху, опоясавшись). Ибо и мы также хотим выйти, и много потом придется испытать нам трудностей. Когда мы проходим чрез эту греховную область, тотчас является диавол, начинает хитрить, употребляет все меры к тому, чтобы людей, которые избавились от Египта (греха и страстей), перешли Чермное море (в слезах покаяния), освободились от демонов и неисчислимых бед,— взять и погубить. Но да не унываем. И у нас есть столп огненный. Это благодать Духа. Нашим исходом предводительствует не Моисей, а Иисус. — Будем ходить благопрепоясанные, чтоб одолеть врагов».
   Оболкшеся в броня правды. Воины надевают броню — многосоставные латы. Удар врага, падая на нее, не проходит до тела и раны не причиняет. Это — многопомощное оружие! Нужно им облечься и духовному воину. Что же здесь броня? — Правда. Правда здесь — праведность, всякое доброе и святое расположение сердца. Чтобы видеть, как совокупность таких расположений составляет броню, отражающую удары, приведем на память, как действуют вражеские искушения. Размах вражеского меча — есть нанесение помысла, в надежде, что в сердце отзовется ему сочувствие, на основании которого он потом состроит сильное искушение. Представляется, например, лицо оскорбившее: это вражеский взмах меча. Когда на это в сердце отзовется неприязненное чувство к оскорбившему: это значит, что меч прошел до тела души и уранил ее. Подскакивает тогда враг к душе и воздымает в ней целую бурю враждования и мстительности. Но когда в сердце лежит постоянное расположение прощать обиды и держать себя всегда в тихой кротости и мирности со всеми, тогда сколько враг ни напрягайся представлять душе в помыслах лица оскорбившие, в сердце никакого отзвука им не будет, а следовательно, врагу не к чему будет приплесть и свое искушение. Удар его меча отскочит от сердца, как от воина, облеченного в броню. Так вообразите, что в сердце положены все добрые расположения, возлюблены им и составляют предмет его драгости и блюдения, как сокровища: тогда какие бы хитрости враг ни употреблял насеять в душу возбудительные помыслы, пользы ему от этого никакой не будет, потому что от них никакого не останется следа в душе. Помыслы, при всем препоясании их трезвением, вниманием и бодренностию, могут проскользать, потому Апостол и не удовольствовался одним препоясанием, а велел надевать и броню — в сердце внедрить все святые расположения, чтобы хоть и прокрадутся как-либо помыслы, никакого от них худого воздействия не произошло в сердце.
  Эту духовную броню, — многосоставные духовные латы,— святой Павел часто изображал в своих посланиях. Так в послании к Колоссянам пишет он: облецытеся... во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение... прощающе... над всеми... стяжите любовь... и мир Божий да водворяется в сердцах ваших (Кол. 3, 12 — 15). Подобно сему и святой Апостол Петр сцепляет такую духовную броню: тщание все привнесше, подадите в вере вашей добродетель, в добродетели же разум, в разуме же воздержание, в воздержании же терпение, в терпении же благочестие, во благочестии же братолюбие, в братолюбии же любовь (2 Пет. 1, 5 — 7). И вообще, кто облечен в броню правды, тот о том только и помышляет, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвална, аще кая добродетель и аще кая похвала (Флп. 4, 8).— Кто так огражден, того какой вражий удар поранить сможет?!
  Такие добрые расположения все в естество наше вложены, как учит святой Макарий, в самом создании, но прившедшие страсти помрачили их и прикрыли. Следует только возочистить их, сбросив налегший на них срамный покров. Это совершается уже в первой решимости благоугождать Богу возлюблением всякой добродетели. Хотя они не бывают еще внедрены, но воз-желание их заменяет место внедрения, и хотя с болию, но все-таки всякий раз отражает удар и воина представляет непобежденным. В этом смысле говорит о сем и святой Златоуст: «Как броня хранит от поранений, так и правда спасает нас». Правдою же называет здесь всякую вообще добродетель. Как бы так было сказано: «Внедривши в свое сердце праведные намерения и предприятия». О таких людях и Христос говорит: блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Мф. 5, 6). «Кто оградил свое сердце правдою, тот так же бывает крепок, как и самая броня». — О тех же, в сердце коих уже действительно внедрены все добрые расположения, святой Златоуст говорит ниже: «Праведный, яко лев, уповая ходит (Притч. 28, 1). Кто облечен в такую броню, тому нечего бояться вражеских полчищ. Напротив, он смело может идти в самую среду неприятелей».

Стих 15. И обувше нозе во уготование благовествования мира. (и обув ноги в готовность благовествовать мир;)
  «Выражение не совсем понятное», — замечает святой Златоуст. Если б святой Павел писал наставление проповедникам Евангелия, то слова эти были бы понятны сами собою. Но как он пишет общие всем христианам правила брани, благовестие же Евангелия нельзя поставлять в общую всем обязанность, то его здесь и не следует разуметь. И святой Златоуст не настаивает на этом, выставляет только как предположение: «Разумеет здесь Апостол или готовность к благовестию». Или, то есть может быть.— Нельзя разуметь здесь и добродетели миролюбия, как бы так: будьте готовы и всегда ревнуйте сохранять мир со всеми, ибо миролюбие заключается уже в броне правды. Можно бы понимать слово мир не как указание на особую добродетель, а как обозначение качества Евангелия умиротворительного, и потому заключающегося уже в слове Евангелия, так что и сего одного слова,— то есть Евангелия — достаточно бы было для выражения мысли, — можно бы разуметь здесь готовность жить по Евангелию. Святой Златоуст и другие наши толковники на этой мысли больше и останавливаются. Так святой Златоуст говорит: «Под уготованием благовествования разумеется самый лучший образ жизни». Что это за лучший образ жизни, сказывает он ниже: «Будем вести себя достойно Евангелия, будем поступать так, чтобы вся жизнь и дела наши были чисты в течение всего нашего земного поприща».— Но твердая решимость на такую жизнь, — готовность, — заключается уже во внушении: станите, и составляет существенную черту стояния. Частные же добродетели, в которых проявляется сия готовность, заключаются уже в броне правды. — Приходится или оставить нерешенным, что именно разумеет здесь святой Павел, или придумать еще какое-либо предположение.
  Решаемся на последнее и берем в руководство слово святого Златоуста, который говорит: «Или, — если это объяснение, — то есть понимание здесь готовности к благовестию, — неверно,— (Апостол) хочет сказать, чтобы они (ефесяне) готовились к исходу».— Память об исходе, или о смерти, с заботливым приготовлением к ней всех подвижников, — неутомимых борцов с врагами нашего спасения, — почитается самым могущественным средством к отражению вражеских стрел. Не она ли точно и разумеется здесь? Только надобно выяснить все соприкосновенные сей памяти проявления духовной жизни.— Память о смерти не есть голая память. Она содержит в себе переселение сердцем из сей жизни в другую. Помнят о смерти не затем только, чтобы пугать себя, но чтобы ни к чему временному не привязываться, потому что, как бы оно велико ни было, ныне или завтра его надо оставить. Сердце, ни к чему здесь не привязанное, отбросило все вкусы земные, а находит вкус только в неземном и тем услаждается. У кого таково сердце, тот телом здесь живет, а сердцем на небе, в другой жизни. Но такое настроение есть существо Евангелия. Ибо Господь говорит то, что Царство Его внутри нас есть, то, что оно не от мира сего. Кто в сердце, — тот внутрь и есть, и кто сердцем в другом мире живет, тот уже не от мира сего есть. Не в Царстве же ли он, которое указал Спаситель и о коем благовествует Евангелие?
  Возьмем другой несколько ход мыслей. Тем, которые решаются идти вслед Господа, что Он заповедует во-первых? — Да отвергнутся себе. По ходу речи слово сие значит: возлюбить путь Господень и решиться верным ему пребыть до положения живота. Оно требует готовности на всякие жертвы, на всякого рода лишения и страдания, и даже на смерть. У святых подвижников часто слышится завет: хочешь успешно течь путем Господним? — Умри наперед.
  Собираем все эти мысли воедино и говорим: таков дух жизни по Евангелию, что он требует мертвости всему земному и переселения сердцем в иную жизнь, с готовностию на всякие лишения и даже смерть. Кто так настроился, тот у готовился к жизни по Евангелию,— исполнил то, что внушает Апостол, заповедуя обуть ноги в готовность, требуемую Евангелием. Кто таков, тот не досязаем для стрел вражиих. — Какая стрела достанет то сердце, которое на небе? Или какая чувствительная рана может быть нанесена тому, кто умер,— и держит себя в недвижимой мертвости?
  Остановиться на таком понимании слов Апостола заставляет и самый строй речи его. Препоясав воина духовного истиною, он преобразовал его ум; облекши его в броню правды — он преобразовал его волю. Ожидается, что скажет о преобразовании сердца. Указанное нами настроение и есть действительное его преобразование и вместе с первыми двумя — самое сильное средство к отражению врага. Но что все эти три орудия должно истолковать так, чтобы понятия, в них влагаемые, состояли в соответствии (были координаты), этого требует образ выражения: — препоясавше, — оболкшеся,— обувше.
  Применим к обуви указанное настроение сердца. Кто бос или плохо обут, тот робко ступает, боясь боли от неровностей пути. А кто обут хорошо, тот смело ступает и по кочками, и по кремнистым, и по усеянным колючками стезям. Таков, кто всему земному умер и сердцем живет на небе, с готовностию на лишения и смерть. Смело идет он, ничего не боясь, ибо на все уже у готовился, и ничего нельзя придумать, на что бы он не был готов. А кто еще живет на земле и земные питает вкусы, интересы и надежды, тот непрестанно охает и вскрикивает, будто на колючки ступает.