Слово в Неделю о Страшном Суде. Есть ли адские муки?
Слово в неделю Мясопустную (О Страшном Суде)
Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской
Если в толпе кто-либо крикнет: «Пожар!», не все ли тотчас потеряют спокойствие и равновесие духа, начнут искать выхода, а если выход не обеспечен, то не приходят ли в ужас, заставляющий забыть все остальное и искать только одного спасения жизни? Но вот святая Церковь вопиет: «Суд при дверях! Огонь геенны уже возгорелся во многих душах!» А люди слышат то почти равнодушно, и никто не трогается почти, чтобы предпринять хотя нечто для спасения погибающей души. Если и во сне человек увидит пламя страшного пожара, то не проснется ли от ужаса? Церковь же живописует в уме людей Страшный Суд и пламя геенны всеми чертами, способными возбудить от духовного сна, но люди никакими описаниями не трогаются и беспечно продолжают оставаться в духовном сне часто до самого конца жизни.
Почему же так человек нерадит о гибнущей душе своей? Очевидно, оттого что не верит всему, что святая Церковь устами Самого Христа и апостолов возвещает о Страшном Суде и геенне. Человеку думается, что будет как- нибудь иначе и ужасы геенские минуют его: ведь живут все так, как и он, и не проникнуты особыми страхами. Подлинно, ничем в данном своем рассуждении не отличается человек от глупой овцы стада, которая следует за всем стадом, идет туда, куда все, и почувствует ужас, когда сама увидит воочию приблизившуюся гибель. Человеку кажется, что ужасы геенны как-нибудь минуют его. Почему же? Не укажет ли он только на бессмысленное «авось», которым всегда и в житейских делах хочет оправдать свою беспечность, нерадение и леность? Беспечность - плод неверия в вечные муки. Если бы жива была вера в муки вечные, если бы человек знал, что муки неизбежны, как неизбежно сгореть человеку, не отходящему от близкого огня, то неужели не стал бы он остерегаться? «Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь» - на нем сбывались бы эти слова Премудрого.
Люди не веруют в вечные мучения или веруют, но думают, что все не так страшно будет, как говорится в Евангелии. Почему же? Разве не может быть вечных мук? Разве невозможно допустить эти муки? Ведь муки вечные начинаются уже на земле, человек носит их в сердце, еще не перешедши в жизнь загробную. Неверующие в вечные муки пусть скажут, кто из них не мучится никогда, живя на земле? Кто проводит дни свои вполне счастливо, довольно и беспечально? Ведь счастье - редкий цветок, который напрасно ищут целую жизнь люди и не находят того, чего желали. Если и найдут, то как скоро цветок увядает. Как самая пламенная страсть скоро блекнет, пресыщает человека, и он ищет удовлетворить ее иначе. Даже самые сильные радости, наполняющие душу восторженным блаженством, как, например, счастливая любовь, - как она скоро блекнет! Сколько, кроме того, ведет за собою мук, когда на пути стоят препятствия. Сколько мук от ревности, от разных подозрений, из-за опасения потерять то, что дорого.
Люди как будто так часто жизнерадостны, смеются, веселятся всячески, но кто из этих веселящихся не томится по временам ощущением душевной пустоты, ничем не наполнимой, чувством разочарования, недовольства, томительной, убийственной скуки. Если счастливые не считают часов, то как скучно течет время для многих и для всякого почти во многие дни и годы его жизни. Как хочется ему «убить» это мучительное для него время! Кого не гложет тоска? Кто не чувствует никогда, что чего-то недостает его жизни? И эта тоска или ощущение недостатка чего-то нужного, при всем видимом счастье, разве не омрачает счастья жизни? Разве зародыш томимой муки в душе не есть зачаток муки вечной? А что сказать про муки совести? Кто их не испытывал? Ведь всякое дело, противное совести, оставляет в душе горький осадок, расстройство, тревогу, муку! А сколько таких тревог ежедневно? Сколько их накопится в течение целой жизни?
Во всякой радости человеческой заметен уже для внимательного взора отблеск слез, ощущается дыхание печали, скорби и муки, если человек с совестью своей мало считается и об евангельских велениях не размышляет. Наоборот, посмотрите на истинного христианина, как он, несмотря на великие лишения, однако, светлел лицом и настроением духа, как он не впадает никогда в беспросветное уныние, во всем находит источник примирения. В его слезах уже заметен отблеск высшей неземной, вечной радости. Счастье человека грешника - красивое яблоко с изъеденной внутри сердцевиной; печали праведника - небольшая царапина на коже этого яблока при здоровой сердцевине; счастье первого, при видимой постоянной радости, подтачивается непрестанно червем мучающей его совести; второй терпит в мире скорби, но безвредные для самого сердца, носящего в себе зародыш жизни вечной.
И такие тревоги и муки совести грешника ничем неутолимы. Пусть многие тревоги тотчас почти улегаются, как пробегающие по морю волны, но это не значит, что они пропали бесследно, как и волна потом является в другом месте. Ведь и расстройства здоровья телесного не пропадают бесследно, но, улегаясь на время, постепенно копятся и порождают, наконец, общее расстройство здоровья, болезнь и самую смерть. Ведь если бы не было расстройств, то что мешало бы человеку жить вечно? Так и в душе никакие тревоги не исчезают бесследно! И сколько же их накопится, когда произведут они общее расстройство в жизни души! Какая тогда создается в душе мука! Подлинно, что человек посеет, то и пожнет. Он в самом себе, в самых делах своих носит муку, суд себе яст и пиет, по слову святого апостола (1 Кор. 11, 29), живя «недостойно».
В душе ничто не пропадает бесследно, даже то, что она восприняла почти бессознательно, - например, так влияет на нас окружающая среда, люди и обстановка. Быть может, вся жизнь иных людей слагается под влиянием этой среды. И если постоянно принимает человек в душу мысли соблазнительные, а мысли порождают в душе чувства, желания и дела, с совестью несогласные, то сколько же накопится таких худых следов в душе, которые человек воспринимал ежедневно, ежечасно, ежеминутно в долгие годы своей жизни? Ведь каждым своим поступком и помышлением тайным человек чертит, создает как бы свой будущий образ подобно тому, как живописец или фотограф, и если этот образ пока еще темен, непроявлен, то он будет некогда проявлен, подобно фотографическому образу, Господом на Страшном Суде, когда Господь во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя (1 Кор. 4, 5).
Подлинно, червь «неумирающий», «неусыпающий», о котором говорит Господь, не есть какое-либо изобретение ума человеческого; этот червь зарождается и растет в муках совести еще во время земной жизни. Ведь так много самоубийц! Не потому ли они покончили с собой, что не могли снести начавшихся нестерпимых, неутолимых мук совести, мук разбитого счастья, мук от обманутых надежд, разрушения желательного строя жизни? И геенна - не призрак; ведь огонь страсти, заключающий в себе муку, уже и есть начало огня геенского, который будет гореть и не угасать, если человек не позаботится во время земной жизни угасить его.
Вот почему святые так старались помнить всегда о суде и геенне огненной, как, например, преподобный Ефрем Сирин, который, «час присно провидя суда, рыдал еси горько». Вот почему предки наши так держали всегда в памяти Страшный Суд: с изображения на картине и в слове при князе Владимире начали обращение к христианству; с памятью о Страшном Суде выходили всегда из храма, над входом в который изображали Страшный Суд, оживляли память о нем картинами на стенах домов, духовными стихами и т. д.
И наоборот, ослабевая в памятовании Страшного Суда, как стали позднейшие потомки забывать и заветы Христа! Они более помнят то, что их занимает, что приятнее. О Страшном Суде они забывают, потому что память о нем могла бы разрушить радости жизни земной, забывают, думая, что до суда еще далеко и время его неопределенно. Как люди не заботятся о землетрясении, которое наступит еще, как они думают, не скоро и в неопределенный срок, так не беспокоятся и о приближении Суда, неверие же укрепляет в состоянии такой беспечности. Как люди пред потопом всемирным не хотели верить проповеди Ноя, так и ныне люди пребывают в беспечном неверии, тем более что наука века сего внушает нередко, будто и всемирный потоп, и огонь вечный - пустые сказки. Как, думают иногда они, может быть Суд столь страшным, если Судьею будет Христос, исполненный столь великой любви к людям, кротости и всепрощения? Но ведь эта-то кротость именно и усилит страх Суда. Если грешники, на земле живя, так боятся праведника, так стараются обойти его и не встретиться с ним, то как встретятся лицом к лицу со Христом, кротким безгрешным Праведником, помня все дела свои, какими каждый день Его прогневляли? Ведь кроткий лик Христа будет чистейшим зеркалом, в котором особенно ясно отразится вся нечистота и неправда их жизни! И хотя бы лик Господа оставался неизменно кротким, не соберет ли именно эта кротость «горящие уголья» на головы грешников (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20)? Горе тем, у кого эти уголья не возжгут в сердцах пламенного раскаяния во время земной жизни, у кого вследствие окаменения сердечного обратятся в пламя неугасающее геенны огненной!
Как же нужно и нам неослабнее хранить память о последнем Страшном Суде Христовом и муках геенны огненной! Как нужно, живя на земле, плакать и радоваться совсем не о том, о чем обычно мы плачем и радуемся, заменять бесполезные печали века сего скорбью, полезной для души в ее жизни вечной, радостям суетным, мимолетным предпочитать радости во Христе нескончаемые! Как нужно вслед за святой Церковью, из глубины сердца воздыхая, молиться: «Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя исполнися, и живот мой аду приближися!», или словами песней нынешнего праздника: «Увы мне, мрачная душа! Доколе от злых не отреваешися? Доколе унынием слезиши?.. Что не трепещеши вся страшнаго судища Спасова?», и еще: «Помышляю день страшный и плачуся деяний моих лукавых, како обещаю безсмертному Царю? Коим же дерзновением воззрю на Судию блудный аз? Благоутробный Отче, Сыне Единородный, Душе Святый, помилуй мя!» Аминь.
Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
По рассказу Н. А. Мотовилова из книги “Всемирный Светильник Преподобный Серафим”, составленной митрополитом Вениамином (Федченковым)
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Други наши, сегодня, в Неделю о Страшном Суде Божием, грядущем, как тать, на всю вселенную, дне, когда решится окончательно и бесповоротно участь всякого земнородного, живущего и уже поглощенного смертью, когда каждый из нас услышит или: “...приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира”, или: “...идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его” — мне хочется привести для вас мало кому известное свидетельство живого человека об истинности адских мук, ожидающих тех, кто услышит страшное слово последнего приговора: “...отыдите от Мене...” (Мф. 25, 34, 41).
И сказать об этом свидетельстве меня побуждает поток писем и личные беседы со многими людьми, уже теперь страждущими от бесовского насилия и обдержания и уже теперь отчасти прикасающимися к этим мукам. Очень-очень много людей испытывают их теперь, но очень немногие понимают, что же с ними происходит. И потому ищут люди спасения и исцеления там, где получить его не могут.
Сегодняшний рассказ укажет всем страждущим единственно верный путь несения подвига и путь к исцелению — это вера, молитвы Церкви и Божии милости, подаваемые страждущим в Таинствах Церкви.
Николай Александрович Мотовилов — “служка Серафимов”, как он сам себя любил называть,— тот, который удостоился чудного исцеления по молитвам угодника Божия, а впоследствии лицезрения собственными очами сияния лика преподобного Серафима Фаворским светом благодати Святого Духа. Человек горячего и искреннего сердца, дабы, действительно, послужить памяти отца Серафима, он решил лично поехать на родину великого старца, в Курск, и собрать сведения о его детстве и юношестве, а также посетить Киево-Флоровский монастырь. Поездка эта имела весьма тяжкие последствия для Николая Александровича: он заболел по попущению Божию от врага, излившего на него свою месть за труд, послуживший к прославлению угодника Божия, отца Серафима. Обстоятельства, предшествовавшие болезни Николая Александровича Мотовилова и объясняющие ее начало, были следующие.
Как-то раз в беседе с преподобным Серафимом зашел разговор о вражьих нападениях на человека. Светски образованный Мотовилов не преминул, конечно, усомниться в существовании злой силы. Тогда преподобный поведал ему о своей страшной борьбе с бесами в течение 1000 ночей и 1000 дней. Авторитетом своей святости, силою своего слова, в котором не могло быть даже тени лжи или преувеличения, старец убедил Мотовилова в существовании бесов не в призраках или мечтаниях, а в самой настоящей горькой действительности.
Пылкий Мотовилов так вдохновился повестью старца, что от души воскликнул:
— Батюшка, как бы я хотел побороться с бесами!
Батюшка Серафим испуганно перебил его:
— Что вы, что вы, ваше Боголюбие! Вы не знаете, что вы говорите. Знали бы вы, что малейший из них своим когтем может перевернуть всю землю, так не вызывались бы на борьбу с ними!
— А разве, батюшка, у бесов есть когти?
— Эх, ваше Боголюбие, ваше Боголюбие, и чему только вас в университете учат?! Не знаете, что у бесов когтей нет. Изображают их с копытами, когтями, рогами, хвостами потому, что для человеческого воображения невозможно гнуснее этого вида и придумать. Таковы в гнусности своей они и есть, ибо самовольное отпадение их от Бога и добровольное их противление Божественной благодати из Ангелов света, какими они были до отпадения, сделало их ангелами такой тьмы и мерзости, что не изобразить их никаким человеческим подобием, а подобие нужно,— вот их и изображают черными и безобразными. Но, будучи сотворены с силой и свойствами Ангелов, они обладают таким для человека и для всего земного невообразимым могуществом,что самый маленький из них, как и сказал я вам, может своим когтем перевернуть всю землю. Одна Божественная благодать Всесвятаго Духа, туне даруемая нам, православным христианам, за Божественные заслуги Богочеловека Господа нашего Иисуса Христа, одна она делает ничтожными все козни и злоухищрения вражии.
Жутко стало тогда Мотовилову. Прежде, под защитой преподобного, он мог не бояться злобы сатанинской. Но легкомысленный дерзкий вызов, по попущению Божию, не остался без последствий — он был принят.
Когда Мотовилов после кончины старца Серафима поехал в Курск, немного ему удалось собрать здесь сведений о детстве и юности преподобного. Близкие родные, помнившие отца Серафима в молодости, или умерли, или отзывались забвением. Даже дом, в котором родился и воспитывался преподобный, был разрушен, а на месте его выросли новые постройки. Нашелся только один старик, ровесник батюшки, который и дал Мотовилову сведения, вошедшие теперь во все издания жития преподобного Серафима.
Поездка в Курск и пребывание в нем были вполне благополучны. Гроза ждала Мотовилова на возвратном пути в Воронеж. На одной из почтовых станций, по дороге из Курска, Мотовилову пришлось заночевать. Оставшись совершенно один в комнате для приезжих, он достал из чемодана свои рукописи и стал их разбирать при тусклом свете одиночной свечи, еле освещавшей просторную комнату. Одною из первых ему попалась запись об исцелении бесноватой девицы из дворян, Еропкиной, у раки святителя Митрофана Воронежского.
“Я задумался,— пишет Мотовилов,— как это может случиться, что православная христианка, приобщающаяся Пречистых и Животворящих Таин Господних, и вдруг одержима бесом, и притом такое продолжительное время, как тридцать с лишним лет. И подумал я: вздор! Этого быть не может! Посмотрел бы я, как бы посмел в меня вселиться бес, раз я часто прибегаю к Таинству Святого Причащения!..”
И в это самое мгновение страшное, холодное, зловонное облако окружило его и стало входить в его судорожно стиснутые уста. Как ни бился несчастный Мотовилов, как ни старался защитить себя от льда и смрада вползавшего в него облака, оно вошло в него все, несмотря на его нечеловеческие усилия. Руки были точно парализованы и не могли сотворить крестного знамения; застывшая от ужаса мысль не могла вспомнить спасительного имени Иисусова. Отвратительное, ужасное совершилось, и для Николая Александровича наступил период тягчайших мучений.
Собственноручная запись его дает такое описание испытанных им мук: “Господь сподобил меня на себе самом испытать истинно, а не во сне и не в привидении, три геенских муки.
Первая — огня несветимого и неугасимого ничем более, как лишь одною благодатию Духа Святаго. Продолжалась эта мука в течение трех суток, так что я чувствовал, как сожигался, но не сгорал. Со всего меня по шестнадцать или семнадцать раз в сутки снимали эту геенскую сажу, что было видно для всех. Перестали эти муки лишь после исповеди и причащения Святых Таин Господних молитвами архиепископа Антония и заказанными им по всем сорока семи церквам Воронежским и по всем монастырям заздравными за болящего раба Божия Николая ектениями.
Вторая мука — в течение двух суток — тартара лютого геенского, так что и огонь не только не жег, но и согревать меня не мог. По желанию его высокопреосвященства (архиепископа Воронежского Антония) я с полчаса держал руку над свечой, и она вся закоптела донельзя, но не согрелась даже. Опыт этот удостоверительный я записал на целом листе и к тому описанию руку мою, закопченную свечной сажей, приложил.
Но обе эти муки, благодаря причащению Святых Христовых Таин, давали мне хоть возможность есть и пить, и спать немного мог я при них, и видимы были они всеми.
Но третья мука геенская, хотя на полсуток уменьшилась, ибо продолжалась только полутора суток и едва ли более, но зато велик был ужас и страдание, неописуемого и непостижимого. Как я жив остался от нея! Исчезла она тоже от исповеди и причащения Святых Таин Господних. На этот раз сам архиепископ Антоний из своих рук причащал меня оными. Эта мука была — червя неусыпного геенского, и червь этот никому более, кроме меня самого и архиепископа Антония, не был виден; но я весь сам был преисполнен этим наизлейшим червем, который ползал во мне всем и неизъяснимо ужасно грыз всю мою внутренность, но и выползаючи через рот, уши и нос, снова во внутренности мои возвращался. Бог дал мне силу на него, и я мог брать его в руки и растягивать. Я по необходимости заявляю это все, ибо недаром подалось мне это свыше от Бога видение, да не возможет кто подумать, что я дерзаю всуе имя Господне призывать. Нет! В день Страшного Суда Господня Сам Он Бог, Помощник и Покровитель мой, засвидетельствует, что я не лгал на Него, Господа, и на Его Божественного Промысла деяние во мне совершенное”.
Вскоре после этого страшного и недоступного для обыкновенного человека испытания Мотовилов имел видение своего покровителя, преподобного Серафима, который утешил страдальца обещанием, что ему дано будет исцеление при открытии мощей святителя Тихона Задонского и что до того времени вселившийся в него бес не будет уже его так жестоко мучить.
Действительно, через тридцать с лишком лет совершилось это событие, и Мотовилов его дождался, дождался и исцелился по великой своей вере в самый день открытия мощей Тихона Задонского в 1861 году. Мотовилов стоял в алтаре, молился и горько плакал о том, что Господь не посылает ему исцеления, которого по обещанию преподобного Серафима Саровского ждала его измученная душа. Во время пения Херувимской песни он взглянул на горнее место и увидел на нем святителя Тихона. Святитель благословил плачущего Мотовилова и стал невидим. Мотовилов сразу почувствовал себя исцеленным.
И вот, дорогие мои, у многих теперь возникнет недоуменный вопрос: “Как, за что и зачем такая страшная мука постигла верующего человека?!”
Мы с вами, дорогие мои, часто забываем, что у Бога один день как тысяча лет, и тысяча лет как один день. И что жизнь наша земная — время купли или вечных благ, или вечных мук. Будучи в земной жизни рядом с преподобным Серафимом, Мотовилов по любви к нему жаждал и в вечности не разлучаться с ним. И вот ценой таких страданий, терпения и слез последовал за преподобным, за его славой в вечности мирской человек.
Так дай нам Господь не туне услышать сегодняшний рассказ. Пусть он одних вдохновит на терпение, в других вселит надежду, третьих устрашит ожидающей нас реальностью. И всех нас вдохновит на ожидание с трепетом и радостью пришествия Господня.
Господи, слава Тебе за себя и за всех, за всё и за вся. Слава Тебе! Аминь.
8 (21) февраля 1993 года
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
Поучение в неделю мясопустную.
О втором пришествии Христовом
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Приидет Сын человеческий во славе Своей (Мф. 25: 31).
Возлюбленные братия! Недавно мы созерцали Господа нашего Иисуса Христа родившимся в вертепе, обвитым пеленами, положенным в яслях, приявшим на Себя вместе с человечеством все немощи человеческие, кроме греха; недавно мы созерцали Его, гонимого Иродом, бежащего от меча убийц в Египет, возвращающегося в Иудею, не дерзающего остановиться в ней, помещающегося на жительство в Назарет, бедном и малозначащем городе неславной Галилеи, приемлющего крещение наравне с нуждающимися в крещении, проповедующего покаяние и наступление Царства Небесного. Созерцали мы это недавно и готовимся к новому созерцанию, к новому, самому поразительному зрелищу. Чтоб соделаться по возможности человеческой достойными этого зрелища, мы намереваемся заняться предочищением своих духовных очей – ума и сердца – подвигом поста. Мы намереваемся утончить при посредстве постного подвига самую плоть нашу, чтоб эта завеса, которою занавешено духовное естество наше, не была излишне густа и непроницаема, не воспрепятствовала нам воззреть с должною чистотою, верою и умилением на распятого за нас Спасителя нашего, разоряющего на кресте средостение между нами и Богом (Еф. 2: 14). И еще ожидает нас страшное зрелище, событие самое грозное: второе пришествие на землю Господа нашего Иисуса Христа. Первое пришествие мы можем созерцать в благочестивом воспоминании, второе представлено нашему воображению Словом Божиим в чертах самых живописных и сильных. Эта живопись может спасительно потрясти наши души страхом Божиим, возбудить нас от глубокого нерадения о нашей вечной участи, как бы от сна непробудного, которым усыпила нас плотская жизнь наша. Приидет Сын человеческий во славе Своей.
Преисполнено глубокого постоянного смирения первое пришествие Господа нашего на землю и пребывание Его на ней. Все, уважаемое и высокоценимое миром, было оставлено Господом без внимания. Не благоволил Он явиться в блеске и громе земной славы; не благоволил Он явиться окруженным пышностию и великолепием; не благоволил явиться среди шума празднеств и ликований. Он пришел на землю, как в страну, в которую изгнаны преступники Божией заповеди; Он пребывал и действовал на ней, как в стране горестей, куда низвергнуты из высокого рая преступившие в раю Божию заповедь; Он пребывал и действовал на ней, как Искупитель погибших, делаясь участником всех бедствий, постигших преступное человечество. И был Он как бы одним из нищих, попираемых человеками. И был Он странником, не имевшим где главу подклонить. И был Он гоним, осыпаем бесчестиями; и постоянно воздавал Он добром за зло: Сын бо человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти (Лк. 9: 56). И окончил Он земное странствование Свое смертию мучительною и позорною, смертию уголовных преступников, смертию рабов, для которых и в самом образе смерти не было общего права с гражданами мира. Таково было первое пришествие па землю Сына Божия. Будет в свое время и второе пришествие Его к нам: приидет Сын человеческий, который вместе и Сын Божий, во славе Своей. Первое пришествие Его было пришествием Искупителя, подчинившегося всем немощам человеческим, подъявшего их на Себя для уничтожения их Собою; второе пришествие будет пришествием Судии для принятия отчета от человечества в поведении человечества относительно дарованного ему Богом божественного искупления. Приидет Сын человеческий во славе Своей, и вси святии ангели с Ним: и соберутся пред Ним вси языцы (Мф. 25: 31-32), чтоб представить Ему на суд дела свои и приять от Него награды или казни, сообразно делам своим.
При получении известия о предстоящем пришествии какого-либо земного начальника и судии мы принимаем все меры, чтоб привести дела наши в должный порядок и заслужить одобрение: тем более должен нас озабочивать суд Христов, на котором решится вечная участь каждого из нас. Судия – страшен, страшен невыразимо. Страшен Он по величию, страшен Он по всемогуществу, страшен потому, что прозирает в глубины духа человеческого, и никакая тайная человеческая мысль, никакое тончайшее ощущение не сокрыты от Него. Оправдания не имеют места на суде Его: не оправдится пред Ним не только умерщвленный грехом, но и всяк живый жизнию праведности (Пс. 142: 2). Ты победиши, вопиет уже навстречу грядущему Судии вдохновенный Свыше Пророк, внегда, судити Ти (Пс. 50: 6)! Обымет трепет всех человеков, когда они встанут пред лице Судии, обымет трепет не только грешников, но и праведников. Вострепещут грешники от отчаяния, от ожидания предстоящих им мук, от того необыкновенного страха, который произведет в них переворот, имеющий тогда изменить вселенную. Они воскликнут горам и утесам: падите на ны, и покрыйте ны от лица Седящаго на престоле, и от гнева Агнча. Яко прииде день великий гнева Его, и кто может стати (Откр. 6: 16)? Они вострепещут и восславословят, хотя и поздно. Когда Творец прикрыл неприступную и невыносимую славу Свою покровом смирения: тогда только тварь могла свободно владеть мыслями и чувствованиями, свободно произносить слово и свободно располагать действиями. Когда же Творец явится в славе Своей – свобода твари иссякнет пред величием славы Его, подобно тому, как эта свобода при каких либо особенных обстоятельствах, оставаясь принадлежностию нашею, как бы уничтожается насилием обстоятельств. Самые ожесточенные враги Господа, самый Синедрион, распявший Его и поклявшийся в ненависти к нему, воскликнет в сретение Судии славословием, что и Господь предрек ему: Узрите Сына человеческого седяща одесную силы, и грядуща на облацех небесных (Мф. 26: 64). Глаголю вам, яко не имате Мене видети отселе, дондеже речете, благословен грядый во имя Господне (Мф. 23: 39). Вострепещут праведники от безмерной славы явившегося Судии, они воззрят на свои правды, и эти правды представятся им при свете Высшей Правды ветхими рубищами нищих: в правдах своих они не увидят залога к помилованию своему, – будут ожидать помилования от одной бесконечной Божией милости. Самые Ангелы Божии придут в смятение и страх от открывшегося в величии Своем Бога (Лк. 21: 27), Который суд весь даде Сынови, да вси чтут Сына якоже чтут Отца (Ин. 5: 23). Бесчувственная вещественная природа не выдержит взора Сына Божия: небо свиется яко свиток, всякая гора и всякий остров двинутся с мест своих (Откр. 6: 14).
На суде Христовом потребуется в оправдание милость, как деятельное выражение любви, и заслужит помилование одна милость, как опытное доказательство любви. Милости хощу, а не жертвы (Мф, 9: 13), возвестил грядущий страшный и нелицеприятный Судия. Милость доставит оправдание возлюбившим ее, а отвергших ее предаст осуждению. Она с дерзновением предстанет пред Господом, и приведет пред Него всех питомцев своих. Она приведет тех, которые совершали ее вещественно, которые насыщали алчущую братию, принимали в домы странников, одевали нагих, посещали болящих и заключенных в темнице. Приведет милость пред Христа тех, которые творили ее сокровенно в душах своих и миловали ближнего, охраняясь осуждать ближнего при его преткновениях, прощая ему оскорбления и обиды, воздавая ему за клятву благословением и за злодеяние благотворением. Приведет милость пред Христа пастырей церковных, которые преподавали братии своей нетленную пищу – Слово Божие, которые обнаженных грехом одевали в ризы добродетелей, доставляли духовное врачевство болящим душами, и долготерпеливо посещали назиданиями своими заключенных в темницах неверия или мрачного заблуждения. Приведет милость пред Христа смиренных иноков, которые стяжали таинственное и существенное познание живущего в себе Христа, взалкались блаженною алчбою евангельской правды, потщились облечь себя в преподобие и святыню, очистились от самых утонченных недугов человечества – житейских пристрастий, и тем достигли евангельской свободы. Приведет милость пред Христа и тех, которые возмогли оказать милость лишь самим себе, посетив себя рассматриванием себя и освободив себя от нищеты, от болезни, от темницы греховной покаянием. Покаяние для ожесточенного сердца – невозможно: надо, чтоб сердце смягчилось, исполнилось соболезнования и милости к своему бедственному состоянию греховности. Когда обымется и преисполнится сердце милостию: тогда только оно делается способным к покаянию; тогда только, покинув осуждение ближних, оно может обратиться к самовоззрению, а, спасительно осудив себя, приложить к язвам своим врачевство покаяния. Христос искупил всех человеков и каждого человека Собою. Человек, который окажется способным только для милости к самому себе, и сотворит эту милость, напитав Словом Божиим гладную душу свою, напоив ее ощущениями, исходящими из Святого Духа, отвлекши от гибельного странствования по различным видам греха, введши в дом благочестия и добродетели, одеяв ее добрыми делами, исцелив прежние согрешения исповеданием их и противоположною им деятельностию, изведши себя из темницы плотского мудрования и состояния в разум и состояние духовные – признан будет соделавшим все это Самому Господу Иисусу Христу. Всех делателей своих милость приведет пред Христа и исходатайствует им у Христа помилование и вечное блаженство. Приидите скажет Он им, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте Ми ясти: возжадахся, и напоисте Мя: странен бех и введосте Мене. Наг и одеясте Мя: болен, и посетисте Мене: в темнице бех, и приидосте ко Мне. Аминь глаголю вам, понеже сотвористе единому братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25: 34–36, 40).
Неизвестны день и час, в которые Сын Божий прекратит жизнь мира пришествием на суд; неизвестен день и час, в которые по повелению Сына Божия прекратится земная жизнь каждого из нас, и мы будем призваны к разлучению с телом, к отданию отчета в земной жизни, к тому частному суду, прежде общего суда, который ожидает человека после его смерти. Возлюбленные братия! Будем бодрствовать и приготовляться к страшному суду, ожидающему нас на гранях вечности для невозвратного решения нашей участи навеки. Будем приготовляться, запасаясь всеми добродетелями, особливо милостию, которая заключает в себе и увенчивает собою все добродетели, так как любовь – побудительная причина милости – есть соуз христианского совершенства (Кол. 3: 14). Милость соделывает человеков, преисполненных ею, богоподобными (Мф. 5: 44, 48; Лк. 6: 32, 36)! Блаженни милостивии, яко тии помиловани будут (Мф. 5: 7); суд же без милости несотворшим милости (Иак. 2: 13). Аминь.
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Слово перед исповедью в неделю о Страшном Суде
Протоиерей Валериан Кречетов
Сегодня – Неделя Страшного Суда. Эта Неделя всегда предваряет Великий пост, напоминая о том, что нас будут судить. Пришлось мне как-то причащать одну старушку, которая рассказала о случае, который был у них в деревне. Во время отпевания умершая женщина вдруг села в гробу. Батюшка с испугу убежал в алтарь, народ бросился к двери и чуть не подавил друг друга от страха. Ну, представьте, какое у них, да и у любого будет состояние, если умерший человек вдруг начнет в гробу садиться. А женщина та говорит:
– Что вы меня боитесь? Я такой же человек, как и вы.
Ее спрашивают:
– Что ты видела? Что тебе было открыто?
Она только отвечала:
– Никого не судите. Нас будут очень строго судить.
Никого не судите…
Не судите, да не судимы будете (Мф.7, 1) – это написано в Евангелии. Эту заповедь нужно бы нам стараться исполнять.
Множество заповедей мы, конечно, нарушаем по нашей немощи, связанной с нашим естеством. Допустим, человеку есть хочется, спать хочется. Поел – пост нарушил или съел лишнего. Или поленился что-то сделать, не молился по лености, проспал что-то. Ну, так сказать, куда денешься? Молодость или еще что…
А осуждение-то с чем связано? С какой такой потребностью? Есть, спать или пить? Ни с чем ведь! Смотрите, как премудро дана такая заповедь для спасения нашего. Не судите – и не судимы будете. И так оно, действительно, и есть. Мне приходилось встречать такие случаи в жизни.
Один человек выпивал по немощи: друзья, товарищи, обстановка, вроде для бодрости – опять же, вроде какая-то потребность тела в чем-то. Но только чтоб без меры пить – такого у него не было. Ведь не сказано вообще не употреблять вина, а сказано: не упивайтеся вином (Ефес. 5, 18). И человек этот старался никого никогда не осуждать. И перед концом жизни он покаялся, соборовался и причастился, умер как христианин. Уже исправившись, оставив все. Перед смертью его постигла тяжелая болезнь. Кто знает, может, именно потому, что он старался не осуждать: не судите – не судимы будете, – и Господь очистил его страданиями, привел к покаянию и исповеди, чтобы его не судить, потому что он не судил.
Мы знаем у святых отцов такой пример, когда один монах не так строго постился, как другие, по немощи были у него и еще какие-то согрешения… Но когда он умирал, пришли братия прощаться с ним, а он в спокойном таком, благодушном состоянии пребывает. А ведь смерть при дверях, ответ держать, как же страшно! Его спрашивают:
– Что ты так спокоен? Ведь, может, что-нибудь еще не исповедал?
А он говорит:
– Да, правильно, много я грешил по немощи. Но две заповеди старался соблюдать, когда пришел в монастырь: никого не осуждать и всем прощать, ни на кого не иметь зла. И вот ангелы явились накануне и сказали: «Да, конечно, он согрешал, но соблюдал две заповеди Божии. Сказано: Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный, аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешении ваших (Мф. 6, 14–15). И еще: Не судите, да не судимы будете. А раз Господь так сказал, значит, так и будет. Его судить Господь не будет и все ему прощает».
Видите, какие простые условия поставил нам Господь для спасения? Вообще-то их не так уж и трудно исполнить. Допустим, поститься и молиться мы по немощи не можем. Ну, а не осуждать ведь при любой немощи можно.
Конечно, это не так просто, потому что даже если ты сам и не будешь осуждать, то тебя будут стараться на это подтолкнуть. Скажем, говорят про кого-то, осуждают, а ты должен, будто из вежливости, поддакнуть: да-да-да… А поддакнул – уже, значит, осудил. Вот этих-то грехов нужно особенно стараться избегать.
Покойный, Царствие ему Небесное, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай – он был прямо Златоуст, такой у него был дар слова, прекрасно говорил проповеди. И вот он говорил такие простые слова: «Братья и сестры! Всем прощение и никого неосуждение – без труда спасение».
Ну, языком не говорить этого «да-да» – в этом еще как-то можно себя сдерживать. Но ведь неосуждение – это не только языком, и прощение – не только на словах, а и в душе, в чувстве, в сердце своем. Сказано: Аще оставит от сердца согрешения… Это подвиг, конечно, очень большой, потому что для того, чтобы простить от сердца, нужно смириться. А как попробуешь смириться, вот тут-то и начинаешь понимать, как это не просто.
Господь, конечно, простит, если ты простишь, и судить не будет, если ты не будешь судить. Но как это трудно – не осуждать, ни на кого зла не иметь, если у тебя нет смирения. А смирение – в сознании своей греховности, только оно дает возможность смиряться. И если возникает помысл осудить другого, то сразу вспомни: «А что мне на другого смотреть, когда я сам грешный? И как мне другого судить, когда меня судить будут? Он грешен в одном, я – в другом, тоже плохо, или даже еще хуже. Он, может быть, грешит по неведению, а я-то – не в неведении согрешаю. У него, может, такой характер, воспитание, натура такая, а у меня-то – другая натура, а такое делаю…» Вот таким образом нужно смирять себя постоянно. В этом и заключается стяжание постоянного чувства покаяния. Об этом и говорится в пятидесятом псалме: …яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну (Пс. 50, 5). Вы-ну – значит «всегда», то есть всегда надо держать перед собою свою греховность: «Грешный я – и что мне судить другого?».
Всякий грех, который ты видишь вокруг себя, должен напоминать тебе о твоей греховности. Через это чувство появляется, по милости Божией, и смирение, то есть действительное сознание своих немощей. И это чувство было присуще всем святым.
Один из самых близких по времени и самых дорогих нам святых, преподобный Серафим Саровский всегда говорил про себя: «Я, убогий Серафим». Мы называем убогими каких-нибудь ненормальных, недоразвитых, а он о себе так говорил…
Святой праотец Авраам говорил о себе: «Я – прах и пепел». Преподобный Макарий Великий: Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое пред Тобою. Преподобный Антоний Великий говорил: «Я, конечно, не монах, но видел монахов».
Вот такое у святых все время было состояние, такое смирение.
Чем мы от них отличаемся? Прежде всего тем, что не имеем этого смиренного чувства постоянно. То есть, иногда и почувствуешь себя таким, кажется, грешным… А в другое время – судья ты, и учитель, и наставник, и даже обличитель другого: «Вот, ты – такой-то и такой-то, и как ты не можешь исправиться, и что же ты делаешь!» А о себе не знаешь, что сам можешь натворить. Вот это непостоянство духовное нам как раз присуще.
Один из духовных людей, батюшка близкого к нам времени, говорил своей духовной дочери: «Иногда с вас можно писать икону, а иногда бульварный роман». Таковы и все мы в своем поведении.
Прости нас, Господи!
У нас нет постоянства. Порывы, порывы какие-то… Иногда они чаще, иногда реже. А нужно, и это самое главное, стараться постоянно напоминать себе о своей греховности. В этом основной смысл Иисусовой молитвы: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Эти слова все время нужно повторять, чтобы не забывать, кто мы.
Вот самый простой пример. Пришли в храм причащаться. Вроде бы готовились, нужно почувствовать себя грешными. А часто бывает все как раз наоборот. Когда чувствуют себя грешными, то не идут исповедоваться и причащаться: «У меня какой-то холод в душе, раздражение, что-то не то, в общем. Нет, не пойду». И не идут. А вот тут-то как раз по-настоящему и нужно бы идти, потому что в этот момент мы чувствуем то, какие мы есть на самом деле. Но часто идут исповедоваться и причащаться только тогда, когда вроде бы причешут себя, пригладят. Вроде бы и грехи несут, но уже причесанные, все выписано, все грешки, и уж там, так сказать, отчетик греховный готов, уже баланс подведен. А на самом-то деле это внутреннее состояние – как раз не то, какое бы нужно для исповеди и причащения.
Так же и после причастия – внутренне расслабились, забылись, уже не помним, что мы грешные. Хоть и причастились, а все равно ведь – грешные. И в тот же день бывает искушение. И оказывается, что это наше состояние, в общем-то, не того характера.
А иногда говорят: «Причастился – и чуть ли не нехорошо как-то». Но, между прочим, это еще не значит, что это плохо. Это, может быть, особая милость Божия, чтобы ты почувствовал, что хоть и причастился, но все равно еще далеко не святой, если вообще в применении к нам можно говорить о какой-либо святости.
Епископ Игнатий Брянчанинов говорит, что все наши внутренние состояния – это состояния прелести, то есть ложные духовные состояния.
Иногда мы вроде бы испытываем утешение, удовлетворение, некоторую собранность. Но при этом как раз уклоняемся от состояния покаяния, которое у нас должно быть постоянно. И если чувствуешь состояние радости и тишины, покоя после причастия, то это хорошо, но не нужно забывать, что ты все-таки человек немощный, грешный. Это самое главное.
Молитва преподобного Макария Великого как раз дает нам пример такого правильного устроения души:
Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое пред Тобою, но избави мя от лукаваго, и да будет во мне воля твоя, да не осужденно отверзу уста моя недостойная, и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков, аминь.
Да будет во мне воля Твоя – значит, он еще просит об этом, не чувствует, что воля Божия уже в нем, то есть своеволие в нем еще живо. Это в нем-то, в Макарии Великом!
В таком покаянном состоянии он и мытарства проходил. И бесы не могли даже приблизиться к нему. Издалека только вопили: «О, Макарии, избежал ты нас!» А он им говорил: «Нет, еще не избежал». Потом уже, когда в райские врата входил, бесы завопили: «О-ох!» Значит, прошла душа, ничего они ей не смогли сделать. Ни в чем бесы не смогли его попрекнуть, настолько он был чист – по-земному, конечно, перед Богом-то само Небо не чисто. И вот, только вступив в райские врата, преподобный Макарий сказал: «Милостию Божию избежал вас». То есть, все равно, мол, немощен я, это Господь помиловал меня, потому и избежал.
Вот какое состояние смирения было у святых. Как же нам, для которых их святость, чистота, высота даже непостижимы, надо смиряться? Что мы из себя, по сравнению с ними, представляем?
Ну, о святых мы не всегда, может быть, вспомним. Но вот когда грехи других-то видим (а это большей частью и видим), то нужно сразу напоминать себе свои грехи. Так и святые всегда поступали. Они, когда видели согрешения ближнего, старались избежать осуждения и вспоминать о своей греховности.
Много примеров тому в житиях святых. Один старец проходил с учениками мимо ристалища, это вроде как у нас стадион, где шли состязания. Раньше тоже были соревнования: олимпиады-то – они с каких пор. Ученики говорят старцу:
– Беса тешат, сыны тьмы.
А старец, стараясь тех не осудить, говорит:
– Смотрите, сколько усердия прилагают они для того, чтобы им похлопали или какой-нибудь венок лавровый на голову положили. А мы ради Царствия Небесного такого усердия не проявляем.
И действительно, смотришь на пьяниц – здесь это особенно наглядно, – как они утром бегут в магазин. Всегда ли мы так бежим в церковь? Они прожигают свою утробу этой отравой, не едят почти ничего, ну, кусочек хлебушка или огурчика, а мы говорим: «Да как же я буду поститься, вот у меня желудок что-то…» А эти не думают, как поститься, не только постятся, еще и травят себя. Вот сейчас пост приближается. У многих уже мысль: «Как я буду поститься?» Посмотри на пьяниц – как они постятся. И этим себе напоминай, как ты должен поститься ради Бога.
Так что грехи, которые мы видим у других, для нас могут быть назидательны. Не осудишь других – и сам поучишься. Поучишься, скажем, усердию, которое у них не в ту сторону направлено, но которого у тебя нет.
Прости нас, Господи! Согрешили всеми своими чувствами. Словом, делом и помышлением. Прежде всего, конечно, гордыней, самомнением, самооправданием, самолюбием, себялюбием – как нам себя жалко, какие мы несчастные. Нам хочется здесь всего, всяких наслаждений. В гордыне согрешаем своеволием, упрямством, нежеланием уступить и услужить ближнему, немилосердием.
Согрешили осуждением, конечно, празднословием, оклеветанием. Злорадством, зложелательством, злословием, сквернословием, завистью опять же потому, что своих грехов не чувствуем. Если бы чувствовали себя грешными, не завидовали бы, потому что сознавали бы: значит, так мне и надо, раз Господь мне это посылает. «Слава Богу за все!» Господь посылает тебе это – благодари Бога.
Апостол Иаков даже говорит: Всяку радость имейте, братие моя, егда во искушения впадаете различна (Иак. 1, 2). Ведь что такое искушение? Это, конечно, не просто так случается, а Господь попускает. Конечно, это не означает, что мы, когда грешим, делаем хорошо, нет. Но когда мы впадаем в искушения и проявляется наша греховность, то мы видим, насколько мы, в общем, немощные и грешные. А у нас – ропот. Прости, Господи!
Согрешаем недовольством, укорением друг друга, злобой, насмешками, соблазном. Чревоугодием, сластолюбием, лакомством, объядением. Тщеславием, любим похвалу. Прости, Господи!
Согрешаем леностью. Особенно ленивы к молитве, к деланию добрых дел. Вообще, к исправлению своей души.
Согрешаем принятием блудных, нечистых, хульных помыслов, когда всякие дурные мысли в голову лезут – тоже немощь наша. Прости, Господи!
Нужно помнить всегда, что мысль, которая приходит – это еще не грех. Но если ты остановишься на ней, начнешь ее рассматривать, предаваться мечтанию, то уже грех.
Согрешаем всеми своими чувствами, душевными и телесными. Господу помолимся: Господи, помилуй!
Протоиерей Валериан Кречетов
Страшный Суд Христов
О страшном суде Своем говорит сам Иисус Христос: "Наступит время, в которое все находящиеся в гробах услышат глас Сына Божия и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делающие зло в воскресение осуждения" (Ин 5:28,29). Отсюда видно, что пред наступлением последнего суда все умершие, по гласу Сына Божия, оживут, и добрые люди воскреснут для вечной жизни блаженной, а злые люди — для вечного осуждения. Картина Страшного Суда разительно изображена также самим Иисусом Христом в следующем: — "Когда придет Сын человеческий во славе Своей, и все святые Ангелы с Ним: тогда сядет на величественном престоле Своем, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, так как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую у Себя сторону, а козлов по левую. Тогда скажет Царь стоящим у Него по правую сторону: — придите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира! Потому что, когда Я алкал, вы дали Мне есть; когда жаждал, вы напоили Меня; был странником, вы приняли Меня; был нагим, вы одели Меня; когда был болен, вы посетили Меня; был в темнице, вы пришли ко Мне. — Тогда праведники в ответ на это скажут Ему: — Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? Когда также мы Тебя видели странником, и приняли? или нагим, и одели? И опять, когда мы Тебя видели больным, или в темнице, и посетили Тебя? — На это скажет им Царь: — истинно говорю вам: если вы сделали это хотя одному из этих меньших Моих братьев; то сделали Мне. — Тогда скажет и стоящим по левую сторону: — подите от Меня, проклятые, в огонь вечный, приготовленный диаволу и ангелам его! Потому что алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня, нагим, и не одели Меня; больным, и в темнице, и не посетили Меня. — Тогда и они скажут Ему в ответ: — Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? — Но Он скажет им: — истинно говорю вам: если вы не сделали этого ни одному из этих меньших; то не сделали и Мне. — И пойдут эти в муку вечную, а праведники в жизнь вечную" (Мф 25:31-46).
Архимандрит Никифор. Библейская энциклопедия
