Милосердие.
Была у нас в станице очень богатая казачка по прозванию Шубиха. Имела она одного сына, в котором души не чаяла. Муж у нее был в подчинении. Вся жизнь семьи строилась по указке этой женщины, характер у нее был злой и властный. Богаты они были на весь уезд. Всюду успевала эта энергичная женщина, боялись ее все служащие. Сын характером вышел в отца – сдержанный, скромный, от природы очень умный. Когда Мишеньке стукнуло двадцать лет, стали называть его Михаилом Семеновичем, начала Шубиха выбирать ему невест. Целых четыре года искала она подходящую невесту для сына. И все не могла ни на ком остановить свой выбор. Сын же знал, что если он женится без одобрения матери, то, все равно, жизни для снохи не будет.

Однажды возвращалась Шубиха с ярмарки домой вместе с Михаилом, и застал их в дороге буран. Пришлось остановиться им в домике вдовы священника, скончавшегося много лет назад. Вдова уже была старушкой и кормила себя и свою взрослую дочь тем, что пекла просфоры для церкви.

Старушка провела гостей в горенку, где было очень чисто и уютно. В переднем углу помещалась божница с иконами, горела лампада. Множество цветов на подоконниках и тумбочках украшали комнату. Пахло мятой и еще чем-то приятным. Все расположились отдыхать.

Солнце уже заглядывало в окна, а Шубиха все еще не просыпалась. Когда же она встала и вышла на кухню, то застала своего сына за столом, накрытым белоснежной холщовой скатертью. Ярко начищенный самовар блестел, возвышаясь на столе, приятно мурлыча свои песенки. Около русской печи стояла дивная девушка. Она брала тесто из квашни и жарила лепешки, которыми угощала заезжих гостей. Щеки ее от жары зарумянились. Синие глаза из-под черных бровей глядели ласково, и черная густая коса свисала назад, украшаясь завитками мелких волос.

Шубиха с изумлением наблюдала за девушкой. Все в ней было красиво – и ее речь, и поступь. Старушка-мать, угадывая ее мысли, сказала:

- Доченька моя, Ксеньюшка, в этом году закончила епархиальное училище, ждет назначения в учительницы.

Шубиха в этот момент перехватила восторженный взгляд своего сына, что-то больно кольнуло ее в сердце. Она отдала приказ быстро собираться, но Михаил вдруг занемог, вызвали фельдшера. Сын стал просить мать немного отложить с отъездом. Шубиха все свое счастье видела только в сыне, поэтому его здоровье для нее было самое главное, да и торопиться было некуда. Вот она и решила, пока сынок поправиться, посетить своих местных знакомых, комерсантов. Ее знали все. В честь ее стали устраивать ужины и обеды, по старому русскому хлебосольству. Между тем как сын ее, Михаил, заболел не простудной болезнью, а сердечной. С первого взгляда он полюбил Ксению. И теперь, пользуясь отсутствием матери, проводил все время в беседах с девушкой. Его поразила ее духовная красота, которая так и светилась в каждой линии ее лица. Она умела разбираться в окружающей ее природе и людях, во всем видеть благодатную, всемогущую волю Господа. Целыми часами смотрел Михаил Семенович в очи Ксении и думал: “Вот та женщина, которую я поведу к алтарю, и она сумеет дать смысл моей жизни и моему богатству…”. Но мысли его возвращались к матери, и он трепетал от одной мысли, что мать не согласиться на брак.

На третий день утром Шубиха категорически назначила отъезд. Всю дорогу Михаил не проронил ни слова. Прошла неделя, другая он слег в постель, его с трудом можно было узнать. Мать стала догадываться о его болезни:

Ты что жениться надумал? – однажды спросила она.
И к своему ужасу услыхала:

Да, матушка, благословите сватов засылать, - и повалился в ноги.
Да к кому? – будто не понимая, спросила Шубиха.
К Ксении, - чуть слышно сказал Миша, и сам словно испугался.
Да что ты, с ума сошел? На бесприданнице хочешь жениться? Ты – первый казак на станице? И не подумаю даже, так и знай! – ответила мать.
Тогда, матушка, готовь мне гроб, жить без нее не могу, - ответил сын и, отвернувшись к стене, лег.
Ни на какие зовы не откликался Миша и выдержал характер – пролежал целые сутки. Шубиха вся измучилась, наконец, не вытерпела и, подойдя к сыну, ласково сказала:

Ну, уж ладно! Вставай. Бог тебя благословит! Иди зови отца, будем говорить, кого послать. – И тут же злобой сказала: - Вот обрадуется голодранка, сама побежит, и сватов-то не надо посылать, только намекни.
Сдается мне, мамаша, что Ксюша не из таких, что зарятся на богатство, и как бы она нашим сватам не отказала.
Ну, посмотрим! – недовольно сказала мать.
На другой день отправили дядю с крестной матерью сватать Ксению. На третий день вернулись сваты ни с чем. Привезли сваты письмо Михаилу Семеновичу, где Ксюша благодарила за честь, но отказывалась идти замуж за человека, которого мало знала. Все это взбесило Шубиху.

Как?! Какая-то девчонка смеет пренебрегать их семьей?! Смеет писать ее сыну письмо, даже не упоминая о матери?!

Сын выждал, когда гнев матери немного улегся, и твердо заявил, что будет ездить к Ксении до тех пор, пока не умолит, чтобы она пошла за него замуж. Дядя одобрил это намерение, так как на сватов Ксюша произвела самое наилучшее впечатление. Шубиха замолчала и стала выжидать, чем все это кончится. Но, верно, чистая беззаветная любовь Михаила Семеновича победила сердце девушки, и через два месяца она согласилась выйти замуж за Шубина.

Мишу теперь нельзя было узнать. Любовь его окрылила. Он сделался увереннее и смелее в суждениях и уже явно выходил из-под опеки матери, прислушиваясь к Ксюше. Он сделал свадебный подарок невесте: дал денег священнику для постройки новой церкви; помог многим беднякам на селе, где выросла Ксения; выкупил у общества казенный дом, где жила старушка-мать Ксении, и подарил ей в собственность, а также снабдил ее деньгами, чтобы Ксюшина матушка не нуждалась до смерти.

Свадьба была такая пышная, что целый год вспоминали подробности. Много односельчан приехало проводить красавицу Ксюшу в церковь. А она, кроткая, со всеми ласковая, даже и не помышляла, что у нее уже появился страшный, злейший враг – ее будущая свекровь.

Когда приехали молодые после венца – стали благословлять их родители, и тогда Шубиха стукнула изо всей силы иконой по голове молодую. Ксюша чуть не вскрикнула от боли, но подумала, что так полагается, перекрестилась и с умилением поцеловала икону. Наступили будни. Ксюша, войдя в шубинский дом, внесла свои обычаи. Воспитанная в строго христианском духе Православной Церкви, она соблюдала все посты. В праздники она с мужем раньше всех приходила в церковь и уходила почти после всех, так как любила петь на клиросе. Незаметно она сделалась любимицей всей станицы. Не было отказа никому, кто просил ее о помощи.

На свекровь такое поклонение со стороны односельчан производило ужасное впечатление. Ревность и зависть наполнили ее сердце, и она стала ежедневно отравлять существование Ксюши. Та стала бороться единственным оружием, доступным ей, - любовью, но это еще сильнее раздражало Шубиху. Казалось, сам дьявол вселился в эту женщину. Сын, как мог, оберегал свою любимую жену, а свекор, тот из безгласного, робкого существа превратился в энергичного защитника снохи.

Прошло несколько месяцев такой жизни-борьбы. Редкий день Ксюша втихомолку не плакала. Теперь она, сговорившись с мужем, покидала дом, как только ему приходилось уезжать куда-нибудь по делам надолго. Ксюша тогда уезжала гостить к своей маме.

Однажды поздно вечером, думая, что Шубиха уже спит, молодые задержались долее обычного в гостиной. Михаил Семенович со скорбью заявил жене, что военное ведомство покупает у них скот и что он должен ехать в Омск недели на три. Из глаз Ксюши, против ее воли, полились слезы. Муж молча взял ее голову в свои руки и, смотря ей в глаза, сказал:

Знаешь, Ксеничка, это в последний раз, я не могу допустить, чтобы твои чудные глаза так плакали. Вернусь из поездки и заявлю маме, что мы с тобой уедем в Петропавловск, и там поселимся отдельно. Ведь там у нас тоже есть свои дома и магазины.
Ксения благодарно взглянула на мужа и положила ему голову на плечо. В это время драпировка над дверью с шумом упала на пол, и за ней оказалась свекровь. Молодые растерялись. Ксюша, побледнев, смотрела на мужа.

Вон из моего дома! – закричала Шубиха, обращаясь к Ксюше. –Отняла, околдовала моего сына, околдовала всех! Я не посмотрю на тебя, что ты образованная, схвачу за косы, да и на улицу!
Сын схватил на руки бившуюся в истерике жену и, выбежав из гостиной, унес ее в комнаты, которые принадлежали им. Ксюша долго не могла успокоиться, и все спрашивала мужа:

За что твоя мама ненавидит меня, Миша?
Тот, как мог, успокаивал ее. Решено было, что вечером на следующий день он поедет в Омск и по пути завезет Ксюшу к ее матери.

Под утро Ксюша заснула, и видит сон, как будто так заболели у нее глаза, а всему телу ее так легко, так хорошо и чей-то голос все говорит ей: “Не бойся, я с тобой!”

Шубиха же совсем не ложилась спать. Злоба так ее душила, что она перебила половину тарелок в буфете. Под утро она затихла, как будто бы придя к какому-то решению. Не спал из-за нее и муж, с ужасом думая, что в таком состоянии она может сделать что-нибудь преступное.

Миша проснулся рано, пошел отдавать приказания служащим. Ксюша встала после него и тотчас же, по детской привычке, упала перед образами, поблагодарила Господа за сон и, взяв полотенце, пошла умываться. Умывальная комната находилась внизу. Умывались из умывальника, который весел на стене, и воду наливали в него сверху. Он был небольшой. Как только Ксюша зашла в умывальню, Шубиха тотчас закрыла за ней дверь на ключ со стороны столовой. Ксюша ничего не слышала и принялась за умывание. Вода ей показалась жесткой и немылкой. Вымыв руки, она начала мыть лицо. И душераздирающий вопль наполнил комнату. Вода попала в глаза, и, казалось, что их коснулось раскаленное железо. Она бросилась к двери. Дверь оказалась запертой. Еще несколько криков, но более слабых, - и бедная женщина упала без чувств. Семен Шубин, услыхав крик невестки, догадался, что произошло что-то неладное, кинулся к двери умывальной комнаты. Открыв ее, он увидал Ксюшу, лежавшую на полу, а из глаз ее бежали кровавые слезы. Тотчас он позвал кухарку и горничную, одну отправил за доктором, другую за Мишей. А сам принялся приводить в чувство Ксюшу. Вскоре прибежала Шубиха, как будто ничего не зная, и все время порывалась войти в умывальную комнату, но муж угрожающе произнес:

Если будешь здесь находиться, убью!
И она в первый раз за свою совместную жизнь испугалась мужа и убежала. Через полчаса прибежали муж и доктор.

Горю Миши - не было границ. Доктор, узнав, что она умывалась, и ей сделалось дурно во время умывания, сейчас же исследовал воду в умывальнике.

Плохо! Вода отравлена сулемой. Если она не пила ее, то останется жить, но за ее глаза я не ручаюсь. Если бы во время промыть и оказать помощь, может быть, мы и спасли бы ей глаза, - теперь она навеки будет слепая.
Миша отвернулся и беззвучно зарыдал. Свекор же сразу исчез, едва узнал, что сноха ослеплена. Ещё долгий час оказывали помощь Ксюше муж и доктор. Наконец она пришла в себя окончательно.

Миша! – позвала она мужа. – Что со мной?
Ты заболела, Ксеничка, но ничего, всё пройдёт.
А почему у меня такая боль в глазах? Почему я ничего не вижу?
И бедная женщина, ещё совсем полуребёнок, вспомнила всё, вспомнила своё умывание и… поняла… Доктор не мог выдержать и плакал вместе с мужем. А свёкор между тем побежал к станичному атаману и донёс на свою жену. Шубиху ненавидели всё. Атаман позвал десятских и направился сам с Шубихой. Атаману долго пришлось убеждать всех, чтобы не мешали властям разобраться в деле и арестовать виновную. Вскоре десятские поймали где-то во дворе Шубиху, скрутили ей руки верёвкой и привели к атаману. Начался допрос. Шубиха кричала, ругалась. В столовой, где всё это происходило, было очень шумно. Ксюша стала беспокоиться и спрашивать о том, что там происходит? Долго Миша выдумывал различные объяснения шума, но, наконец, принужден был сказать жене всю правду. Тогда она кротко обратилась к мужу с просьбой вынести её в столовую. Миша взял ее на руки и принес туда. Много набилась народа. Всем хотелось посмотреть, как арестуют Шубиху. Как только появилась Ксюша, настала мертвая тишина.

Василий Петрович! – обратилась она к атаману. – Вы здесь? Я не вижу, глаза у меня завязаны.
Да, Ксения Ивановна, я здесь по долгу службы, - ответил атаман.
Я прошу вас, Василий Петрович, никого не винить в моем деле. Я сама виновата во всем. Христом Богом прошу простить меня за беспокойство вас и всех, кто с вами пришел.
Да как же это случилось? Ведь меня вызвал сам Семен Федорович Шубин, который во всем обвиняет свою жену, - сказал атаман.
Нет, это неправда. Он ошибся. Я хотела быть красивее и в умывальник бросила порошок для белизны, а он оказался сулемой.
В это время Шубиха упала на колени и завыла по-звериному, страшно, дико, так что люди шарахнулись в сторону.

Неси меня, Миша, обратно, - тихо шепнула Ксюша, - плохо мне.
Разойдитесь, добрые люди, - сказал Михаил Семенович. – Жена сказала правду, произошла ошибка. Никто не виноват.
Атаман поднялся и с ним пошел весь народ, говоря про Ксюшу:

- Святая!
Три дня доктор и фельдшерица не выходили от Шубиных, надеясь спасти зрение Ксюши, но безуспешно. Сама же Ксюша, казалось, чувствовала себя лучше всех, стараясь утешать и свекра, и мужа. На пятый день, к вечеру, появилась откуда-то, страшно постаревшая, Шубиха, и прямо направилась к Ксюше. Вошла и поползла на коленях к кровати.

Прости меня, Христа ради, Ксеничка! – молила она. – Клянусь истинным Богом, что с этого дня мои глаза – для тебя, мои руки и ноги – для тебя. Я отказываюсь жить для себя, только прости меня!
Бог простит, мамаша, видно сильно любили вы Мишеньку, что не могли вынести его любви к другой женщине, - ответила Ксюша.
Я его любила для себя, а ты мне открыла новую любовь – любовь Божию. Ты научила меня милосердию. Забудь ради Христа о моем прошлом обращении с тобой, - снова взмолилась Шубиха.
И с этого момента отреклась она от суетной жизни, сдав все дела своему сыну, а сама превратилась в няньку для своей снохи.

Прошло много лет. У Ксюши было двое детей – мальчик и девочка. И не чувствовала Ксюша, что она слепая. Любовь окружала ее со всех сторон, и сама она, воспитанная в христианской любви, излучала ее для всех, кто с ней соприкасался.

Г.Баранова-Попова, из сборника "Тихий ангел пролетел"

Бог Отец ещё в Раю дал заповедь: «потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей» (Быт. 2:24). Возможно, по отношению к женщинам, как представительницам слабого пола, Бог был в данном случае более снисходителен. Именно в этих «оставит» и «прилепится» заключается важнейшая причина семейных нестроений.

Слово Божие точное, острое и сокрушительное, в нём нет места двусмысленности и уступкам. Несмотря на это, человеку свойственно находить великое множество отговорок и оправданий той неразберихе, которая происходит в его жизни. Именно эта неразбериха предоставляет диаволу возможность действовать. Он вклинивается между двумя людьми, используя одного из них, чтобы разрушить мир, уничтожить заботу друг о друге, притупить внимание.

Приведём несколько примеров из пастырской практики:

1. У матери был ключ от дома, где живёт семья её взрослого сына, и она под разными предлогами постоянно приходила туда, звали её или нет. Естественно, терпение супруги испытывалось неоднократно, и на этой почве всё время происходили конфликты между матерью и супругами. Несчастный духовник неоднократно выслушивал жалобы обеих сторон и постоянно разговаривал с ними, но всё было бесполезно. Наконец, он узнал про имевшийся у матери ключ и посоветовал супругу этот ключ у неё забрать. В итоге, супругам пришлось поменять входную дверь, чтобы «не обидеть маму».

2. Мать считает, что зять не помогает её дочери в работе по дому. К месту и не к месту она выговаривает ему за это, даже на «официальных» семейных застольях, в присутствии множества родственников и чужих людей, она неустанно напоминает зятю об этом его «недостатке». Дошло до того, что зятю, в попытке убедить свою тёщу в обратном, пришлось всем показывать фартук, который он одевал, когда готовил для застолья.

3. Взрослый сын ежедневно, чуть ли не каждые десять минут, делится с матерью всеми своими семейными интригами, и мама немедленно «организовывает оборону» — обсуждает со своей дочерью происходящее и выстраивает последующие стратегические шаги. Супруга сына, пытаясь прекратить нападки, вынуждена даже просить о помощи в судебном порядке. Поскольку возникает опасность общественного поношения, всё ненадолго затихает, но через какое-то время возвращается на круги своя.

Пожалуй, этих примеров достаточно, чтобы взглянуть на всю картину в целом. Понятно, насколько высокий уровень духовной образованности и рассудительности требуется, чтобы понять разницу и соотношение между данным в Раю первому человеку заветом отделиться от своих родителей и заповедью почитания отца и матери, которая дана была людям через Моисея. К сожалению, рассуждение является не только одной из самых высоких добродетелей, но и, пожалуй, самой редко встречающейся, особенно там, где идёт речь о кровном родстве.

В этом вопросе нет места терпению: решение оставить своих родителей и прилепиться к своей «второй половине» должно приниматься сразу и навсегда — так же, как отрезается пуповина у младенца. В противном случае, возникнет множество «щелей», куда с лёгкостью сможет проникнуть диавол, который разрушает священные узы брака при помощи не менее священных семейных уз!

архимандрит Порфирий, игумен монастыря святого Предтечи и Крестителя Иоанна в Верии

http://www.pravmir.ru/prichiny-razvodov/

Если открываешь тайны своей семейной жизни перед другими людьми – то даёшь им власть над своей семейной жизнью. А люди не все ведь порядочные. Ни в коем случае не следует ни хвалиться, ни радоваться, ни огорчениями своими делиться. Это внутренняя, очень таинственная жизнь, ее надо беречь. Человек может в семье и слабость проявить, но он именно в семье ее проявил, он-то надеялся, что близкие его поймут. Он, возможно, в другой ситуации не проявил бы ее, а здесь не сдержался, немощь свою показал, но не потому, что отыгрывается на близких, а оттого, что верит им. Муж жене открывает душу свою, потому что доверяет, как на исповеди доверяют священнику, и когда происходит нарушение тайны, это очень близко к разглашению исповеди. Печально, когда начинают друг над другом насмехаться, рассказывать тайны, уничижать. Это говорит о порочности того человека, который себе позволяет так поступать, об отсутствии мудрости.

Архимандрит Георгий Шестун.